И.В. Сталин и С.М.Киров. Ленинград. 1926 год.

Дружба с Кировым

Когда мы беседовали о даче в Сочи, вскользь упомянули о дружбе Сталина и Кирова. В то время как раз по телевидению шёл очередной вал атак на Сталина в связи с тем, что он «руку приложил» к убийству Кирова. Решаем с Артёмом Фёдоровичем и Еленой Юрьевной, деятельно и сердечно принимающей участие во всех делах мужа, что расскажем о взаимоотношениях этих людей. И в очередной беседе с Артёмом Фёдоровичем Сергеевым мы говорим о дружбе Сталина и Кирова.

+ + +

Корр.: Каковы были отношения Сталина и Кирова?

А.С.: Знакомы они были очень давно и по-настоящему дружили, эта была дружба по жизни. Чувствовалась теплота в их личных отношениях – они были единомышленниками и очень друзьями прежде всего. Это можно понять, если какое-то время наблюдать людей, а мне пришлось довольно близко наблюдать их с конца 1929 года и почти до последнего дня жизни Кирова. Надо сказать, что после Надежды Сергеевны самым близким Сталину человеком был Киров. Безусловно, это разные отношения. Ближе друга у него не было. Потому первый страшный удар – смерть Надежды Сергеевны, второй удар – смерть Кирова. Смерть Надежды Сергеевны изменила Сталина в определенной мере, изменила его поведение, и смерть Кирова тоже. Это ужасные утраты, повлиявшие на его жизнь.

Надежда Сергеевна очень хорошо относилась к Кирову. В каждой семье порой случаются трения, напряжение в отношениях. Киров умел рассеять недоразумения, обратить их в шутку, растопить лёд. Он был удивительно светлым, лучезарным человеком, и его все в доме очень любили: и члены семьи, и работающие в доме люди. Всегда ждали его появления, вспоминали, когда его не было, между собой называли «дядя Киров», хотя даже мы, дети, обращались к нему «Сергей Миронович».

Он погиб 1 декабря 1934 года. Только прошел пленум, затем был большой парад, Киров присутствовал на этом параде, речь там говорил, будучи блестящим трибуном. Блестящим трибуном! Он уехал в Ленинград, и через день произошло это страшное несчастье. И для страны, и личное несчастье для самого Сталина – он лишился друга, с которым он, если можно так сказать, делил свою жизнь, свой труд, делился с ним своими мнениями и всегда мог откровенно поговорить, получить совет, если надо – поспорить о чем-то. И хорошо посмеяться.

Корр.: Сталин любил юмор?

А.С.: Всегда. Что бы ни было, в любой ситуации. Он говорил образно, много цитировал Гоголя, Салтыкова-Щедрина, Лескова, Зощенко, ещё какие-то забавные вещи. И он, и Киров хорошо знали писателей-сатириков, классиков этого жанра. Зощенко Сталин с Кировым часто цитировали, поскольку это был современный автор, писавший на злободневные темы, высмеивавший пороки тогдашнего общества, метким словом старавшийся выявить и высмеять эти пороки. Но никогда не цитировалась забавная история ради самой истории. Всегда это было к слову, как подтверждение, расширение, окрашивание того, что происходило, о чем шла речь, это было своеобразной иллюстрацией темы разговора или происходящего.

Между собой всегда у них с Кировым был юмор. Киров называл его «великий вождь всех народов, всех врёмен». Говорил: «Слушай, ты не подскажешь, ты образованней меня, чей ты ещё великий вождь? Кроме врёмен и народов что ещё на свете бывает?»

А Сталин его называл «Любимый вождь ленинградского пролетариата». И тоже подтрунивал: «Ага, кажется, не только ленинградского, а ещё и Бакинского пролетариата, наверное, всего северокавказского. Подожди, напомни, чей ты ещё любимый вождь? Ты что думаешь, у меня семь пядей во лбу? У меня голова – не дом Совнаркома, чтобы знать всё, чьим ты был любимым вождём».

Сталин и Киров всегда плодотворно проводили время даже на так называемом отдыхе. Приезжая на дачу в Зубалово, например, Киров часто брался за инструмент и шёл вместе со Сталиным вскапывать огород, окучивать, окапывать. Он любил поработать руками, как и все в семье, кстати говоря: любовь к труду прививалась и поощрялась. На даче в Сочи Сталин сам высадил лимоны, абрикосы, персики, ухаживал за ними по мере возможности, эти деревья неплохо плодоносили, и Сталин угощал и гостей, и сотрудников дачи фруктами. С Кировым они обсуждали, как лучше выращивать, чтобы больше был урожай, обсуждали, можно ли культивировать эти деревья и в других регионах, оговаривали какие-то детали. Сталин, например, пытался на подмосковной даче выращивать арбузы. Думаю, он сам хотел убедиться, что это возможно делать у нас, а потом и распространять этот опыт по стране.

Киров любил животных, на даче были утки, цесарки, и он ходил на них смотреть, играл с собакой, разговаривал с нею.

У Кирова со Сталиным во многом были общие вкусы, как в литературе, о чём уже сказали, так и в музыке. Они порой слушали наряду с весёлой, бравурной музыкой и другую: «На сопках Маньчжурии», «Варяг», «Плещут холодные волны», нередко звучали романсы Вертинского, ну и классику, конечно, слушали.

Корр.: Как Киров относился к вам, к детям?

А.С.: Очень тепло. К тому же Киров был приятелем моего погибшего отца, и относился ко мне как заботливый наставник.

Корр.: Вы не считаете, что смерть Кирова была спланированным ударом по Сталину людей, знающих, как дорог ему его друг и что это действительно станет ударом?

А.С.: Когда 24 июля 1921 года в результате крушения аэровагона погиб мой отец, Будённый сетовал, мол, такая случайность, катастрофа, вот как нелепо и неожиданно. На что Сталин сказал: «Если случайность имеет политические последствия, то к такой случайности нужно присмотреться».

Так что, если говорить о случайностях-неслучайностях, то тут нужно смотреть более широко. И когда как-то вновь шёл разговор о крушении аэровагона, в котором погиб мой отец и вместе с ним руководители союза горнорабочих горнодобывающих государств, то на замечание о том, что, очевидно, вагон был недостаточно совершенен, Сталин заметил: «Так вы думаете, что причина все-таки техническая? А может быть, политическая? Не забывайте классовой борьбы». При этом разговоре присутствовали Киров, Будённый, Жданов.

Корр.: Звучат версии, что Сталин завидовал Кирову и его убрал.

А.С.: Я уверен, что такие предположения – ложь. Но ложь не простая, а политическая. А политическая ложь есть уже настоящий вред и своего рода, пусть даже и неумышленное, но преступление. Сталин не мог завидовать Кирову. Конечно, люди иногда завидуют в чем-то друг другу, каким-то личным качествам, которых у одного больше, у другого меньше, но в данном случае со стороны Сталина не могло быть ревности к славе Кирова, к любви народа к нему. А Кирова действительно очень любили. Да и неудивительно: он был обаятельный человек сам по себе. Но их взаимоотношения были прежде всего взаимоотношениями друзей, которые вели общую борьбу, делали общее дело. И один из них был главой этого дела, а другой его любимым помощником, незаменимым в чём-то, верным, преданным другом. И никакой ревности быть не могло, потому что люди они были разные. Сталин был хозяин: он знал экономику, знал ведение хозяйства, знал много практического в ведении дела. А Киров был блестящий народный трибун, за которым шли люди, он умел говорить с народом, воодушевить, повести за собой, зажечь, вдохновить на самое нелёгкое дело, мог направить народ в нужном направлении. Но он не был хозяйственником. Они были в этом отношении разными людьми. Киров не был столь прагматичен, столь скрупулезен в ведении хозяйства. Конечно, он понимал, что и как нужно, и мог поднять на это людей. Но не был таким хозяином в экономике, таким рачительным, дотошным, знающим и видящим на много шагов вперёд и на много времени вперёд, не видел, что и из чего происходит так, как это знал и видел Сталин.