Было решено, что в Сантьяго мы выедем вечером, после ужина. Я немного волновался из-за того, что придется ехать ночью, но, если Валуерди перебрался через Ла-Боругу, значит, он классный водитель. Вместе с Лорие они отправились передохнуть в гостиницу к «русской».

Когда они ушли, уже в который раз я задумался о той ситуации, которая сложилась у нас в больнице, и решил, что самое правильное будет написать докладную на имя Валуерди. Не откладывая дела в долгий ящик, я засел за работу. Понятно, что я обрисовал положение в самых общих чертах: произошло столько событий и столько вопросов накопилось, что на подробное описание у меня просто не хватило бы времени. И ко всему прочему добавилась проблема питания, которое изо дня в день становится все хуже, а также демагогическая позиция Перы и его жены, защищающих нелепые требования персонала, что бы машина «скорой помощи» отвозила сотрудников больницы на работу и с работы, в то время как больные останутся без транспорта. Пора положить конец этому неслыханному безобразию! Ну ничего, приедем в Гавану, сразу отправимся в министерство.

Мы никак не думали, что наш отъезд будет таким бурным, но Лорие устроил целое представление. Они с Валуерди заехали за нами около восьми, после того как поужинали у «русской». Лорие попросил у жены Педро разрешения пройти в ванную и почистить зубы. Она провела его в ванную. Мы уже погрузили вещи в машину и прощались с Педро и его женой, как вдруг из ванной донеслись отчаянные крики.

— Черт побери! Надо же такому случиться! Педро! Педро!

Мы побежали в ванную и увидели, что Лорие ползает под умывальником, внимательно оглядывая пол.

— Что стряслось, Лорие? — спросил его Педро.

— Представь себе, какое несчастье! Моя золотая зубочистка! Она проскользнула в умывальник!

Мы рассмеялись и попытались убедить Лорие, что он пока вполне может обойтись без своей зубочистки, а потом купит себе такую же в Сантьяго. Однако он не сдавался и попросил фонарь, чтобы посветить в сток.

— Я-то думал, она упала на пол! Вот проклятье!

Его отчаяние по поводу зубочистки развеселило нас, но Лорие посмотрел на Педро и сказал:

— Принеси-ка разводной ключ, сейчас развинтим сток.

Тут жене Педро стало не до смеха, она говорила, что они сломают умывальник, что надо позвать слесаря, но душа Педро — ортопеда, каменщика, слесаря, плотника — не выдержала, и через десять минут умывальник был разобран, на полу стояло целое озеро воды, зато Лорие сиял от радости, любуясь своей золотой зубочисткой.

Наша машина уже отъезжала, когда сцена, которую жена устроила Педро, достигла своей кульминации.

Мы миновали больницу, аэродром, Сабанилью и начали подъем на Ла-Фаролу. Валуерди сидел за рулем, Сесилия посередине, а я справа. На заднем сиденье счастливый Лорие мурлыкал на мотив модной песенки:

Поездка наша оказалась восхитительной. Было полнолуние, шоссе хорошо просматривалось, и только на самом верху Сьерры лежали облака. Мы разговорились. Лорие рассказал несколько забавных случаев из своей практики в Имиасе. Так, одному крестьянину, у которого были нарывы, он назначил йодистый препарат и написал: «Смазывать нарывы два или три раза в день»[12]. Назавтра больной вернулся к нему, весь сожженный йодом, и сказал, что ему не удалось смазывать нарывы двести три раза, а только сто шестьдесят, но чувствует он себя неважно. Лорие чуть не умер на месте!

А однажды к ним в Имиас явилась старушка в три часа утра, чтобы занять очередь и быть первой. Она уселась у самой стены склада, где они принимали больных и спали, и всем, кто проходил мимо, рассказывала, что привела своего внука, Хосеито, что пришли они из Вьенто-Фрио и что сегодня ночью у мальчика были понос и лихорадка. Каждый раз она заводила свой рассказ во всех подробностях и будила врачей, которым так и не удалось выспаться. Стоило им задремать, как она опять принималась за свое, так что к пяти часам утра они потеряли терпение и решили встать и начать прием. Лорие рассказывал, что, когда они открыли дверь склада ИНРА и поздоровались с больными, Чоми встал в дверях и, глядя вдаль, заговорил тоном прорицателя:

— Ночью мне приснилось, что сегодня сюда приведут мальчика по имени Хосеито, а приведет его из Вьенто-Фрио бабушка, которая утверждает, что ночью у внучка были понос и лихорадка…

Крестьяне, конечно, решили, что это чудо. Старушка бросилась на колени и кричала: «Господи, помилуй!» И ее никак не могли поднять, хотя и объясняли, что врач пошутил.

А как-то раз они наняли машину до Баракоа, и шофер так гнал вверх на перевал Ла-Фарола, что мотор искрил, а на поворотах они чуть не срывались в пропасть.

— Я ему говорю: «Ведь мы так убьемся!» А он отвечает: «Я свое дело знаю, доктор, оставьте меня в покое!» И Чоми ему говорил, что мы убьемся, и ему он тоже отвечал: «Я знаю, что делаю, не беспокойтесь». Еле живые от страха, мы проехали перевал и уже спускались к Сабанилье, как постепенно стало темнеть и дороги уже почти не было видно. Чоми опять не выдержал: «Вы бы, приятель, хоть фары включили», а тот ему в ответ: «А как по-вашему, доктор, почему я так гоню? Фары-то у меня не работают! Потому и в Баракоа нам надо приехать засветло, ясно?»

Валуерди смеялся до слез.

— Но в другой раз было еще хуже. — Казалось, запас историй у Лорие неистощим. — Мы поехали с шофером, по имени Хуан. И как только поднялись на Ла-Фаролу, он затормозил, выключил мотор и сказал, чтобы мы минутку подождали. Мы не знали, в чем дело, и удивились, когда увидели, что он улегся на обочине дороги. Мимо на джипе проезжали крестьяне, и мы спросили, не знают ли они, что с Хуаном, и они нам сказали, что у бедняги Хуана бывают припадки, но он знает, когда они начнутся, останавливает машину и ложится. На этот раз нам повезло: довольно скоро он снова сел за руль и повел машину. Чоми мне сказал: «Лорие, мы рискуем жизнью»— и спросил у шофера, как же он водит машину при такой болезни. А тот ответил: «Не волнуйтесь, доктор, я всегда заранее чувствую приближение припадка. Так мне и врач один сказал, в Гуантанамо». Это была всем поездкам поездка, Валуерди!

Рассказывать о Чоми и Лорие можно бесконечно, о них даже книгу можно написать

Около двенадцати ночи. Я смотрю на дорогу и не узнаю ее. Правда, я ехал по ней всего один раз, когда мы добирались в Баракоа из Сантьяго, и все-таки не помню, чтобы нам попадались изгороди — по-видимому, из пальмового дерева, а может, из какого-нибудь другого.

— Я что-то не узнаю дороги, Валуерди.

Кажется, Лорие разделяет мое мнение; он так и подскочил на заднем сиденье:

— Стоп, друзья! Я как раз хотел сказать, что мы сбились с дороги!

Валуерди затормозил, мы вышли из машины. Здесь и в самом деле нетрудно заблудиться, потому что дорогу без конца размывает. Но поблизости всегда стоят наготове тракторы и бульдозеры, с помощью которых дорогу приводят в порядок.

Все время ведутся какие-то работы: то дорогу копают, то отводят к более удобному переезду, то спрямляют, рубят деревья, делают насыпи, разбивают скалы. В общем, с дорогой постоянно происходят перемены.

Лорие, Сесилия и я подшучиваем над Валуерди, который разыгрывает Шерлока Холмса: оставив фары включенными, он пристально разглядывает деревья по обочинам, потом внимательно рассматривает окрестности и наконец выходит на середину дороги. Там он, низко наклонившись, изучает следы шин, поднимает засохший кусок земли и растирает его пальцами. Затем решительно направляется к нам — видимо, выводы уже сделаны.

— Представляете, дорога-то не наша, — говорит он. — Здесь уже несколько дней не проезжала ни одна машина. Судя по растительности, по расстоянию и направлению, в котором мы движемся, я полагаю, что дорога приведет нас в Тинта-де-Хауко.