В ОГПУ было известно, что активную враждебную деятельность против СССР и Красной Армии ведет РОВС — Российский Общевоинский Союз, созданный в 1924 году из белогвардейцев-деникинцев и возглавляемый Деникиным, затем генералом белой армии Кутеповым.

Наша контрразведка сталкивалась с организуемыми РОВСом неоднократно авантюрами. Пограничной охраной задерживались нарушители границы. Среди них было немало и таких, которые обоснованно подозревались в нарушении границы с целью выполнения шпионских и диверсионных заданий. Органами ОГПУ был разоблачен ряд замаскировавшихся белогвардейцев, проникших на нашу территорию с целью установления контактов с некоторыми офицерами царской армии, перешедшими на службу в Красную Армию и склонения их на сотрудничество с РОВСом.

Нами было изучено и многотомное дело о контрреволюционной вредительской организации, действующей в Красной Армии под законспирированным названием «Весна».

От двух офицеров, служивших в царской армии, были получены показания, что во главе заговора якобы стоит М. Н. Тухачевский и что он примыкает к правым. Копии протоколов их допросов были препровождены Сталину и доложены ему. Сталин направил их Г. К. Орджоникидзе с запиской следующего содержания: «Прошу ознакомиться.

Поскольку это не исключено, то возможно». Следов реагирования Орджоникидзе на данную записку нам обнаружить не удалось. Надо полагать, что Орджоникидзе отнесся к этим заявлениям как к клеветническому доносу. Он хорошо знал М. Н. Тухачевского по Кавказскому фронту и был уверен, что он к никаким оппозиция не примыкает.

Как бы там ни было, но эти сведения бросали тень подозрений на М. Н. Тухачевского, тем более что сдать эти материалы в архив приказал Ягода. К этому времени он был арестован как соучастник Бухарина и Рыкова, а следовательно и скрывал сведения о Тухачевском с определенным умыслом.

В январе 1937 года на открытом судебном процессе «антисоветского троцкистского центра» имя Тухачевского не раз было упомянуто как лицо, на которое рассчитывала оппозиция. Хотя на суде было заявлено, что этому не следует верить, тем не менее все это осталось без должного опровержения.

Напротив, нарастание компрометирующих сведений о Тухачевском «кое-кого» вполне устраивало и облегчало подготовку расправы над ним.

Ежов приказал вернуться к допросам томящихся уже несколько месяцев в тюрьме арестованных Примакова и Путны. Теперь от них требовалось получить прямые показания о руководящей роли в военном заговоре Тухачевского. Эти «нужные» показания начальник отдела Леплевский И. М. и следователь Авсеевич А. А. получили путем зверского избиения Примакова и Путны, о чем свидетельствовали показания бывших сотрудников НКВД В. И. Бударева, Н. Н. Селивановского и др.

Одновременно получением показаний на Тухачевского занялся заместитель Ежова — Фриновский М. П. Он узнал, что 6 мая 1937 г. УНКВД Московской области арестован комбриг М. С. Медведев, до 1934 года занимавший пост начальника ПВО РККА, и решил воспользоваться им.

Познакомившись с делом осужденного в 1939 году следователя НКВД Радзивиловского А. П., мы обнаружили такие его показания:

«Я работал в УНКВД Московской области. Меня вызвал Фриновский и поинтересовался: проходят ли у меня по делам какие-либо крупные военные? Я ответил, что веду дело на бывшего комбрига Медведева, занимавшего большую должность в Генштабе, уволенного из армии и исключенного из партии за принадлежность к троцкистской оппозиции. Фриновский дал мне задание: «Надо развернуть картину о большом и глубоком заговоре в Красной Армии, раскрытие которого выявило бы огромную роль и заслугу Ежова перед ЦК». Я принял задание к исполнению. Не сразу, конечно, но добился от Медведева требуемых показаний о наличии в РККА заговора и о его руководителях. О полученных показаниях было доложено Ежову. Он лично вызвал Медведева на допрос. Медведев заявил Ежову и Фриновскому, что показания его вымышленные. Тогда Ежов приказал вернуть Медведева любыми способами к прежним показаниям, что и было сделано, а его заявление об отказе не фиксировать. Протокол же с показаниями Медведева, добытыми под физическим воздействием, был доложен Ежовым в ЦК.

Через два дня под физическим воздействием со стороны следователя А. П. Радзивиловского Медведев подписал ложное показание о своем участии в «троцкистской военной организации», возглавляемой заместителем командующего Московского военного округа Б. М. Фельдманом. А еще через два дня он[169] подписал показания, из которых следовало, что в состав руководящего центра этой контрреволюционной организации входили М. Н. Тухачевский (возможный кандидат в диктаторы), И. Э. Якир, В. К. Путна, В. М. Примаков, А. И. Корк и т. д.

Работа по сбору компрометирующего материала в отношении М. Н. Тухачевского энергично продолжалась…

2 мая 1937 г. командующий Уральским военным округом комкор Борис Сергеевич Горбачев, один из легендарных героев гражданской войны, оказался в тюрьме. Четырежды раненного в грудь Горбачева украшали три боевых ордена Красного Знамени.

Доставленный в Москву арестованный комкор Горбачев Б. С был передан в распоряжение следователя Ушакова 3. И. Тот уже заготовил протокол допроса. Оставалось только подписать. Такой протокол был нужен. Его ждал сам Ежов и надеялся на способного следователя, который уже приобрел в аппарате славу отменного «кольщика» (так называли тех, кто мог от любого арестованного получить нужные показания).

В том протоколе Горбачев значился участником заговора, был связан с Тухачевским, Примаковым и Путной (первый еще не был арестован, а остальные уже сидели в тюрьме несколько месяцев).

Цель заговора, как было записано в протоколе, — организация вооруженного восстания, захват Кремля, насильственное свержение высшего руководства партии и государства.

26 дней лежал на столе у Ушакова этот протокол допроса, не подписанный Горбачевым. Все эти дни Ушаков не бездействовал. И, наконец, он своего добился, хвастливо поучая сослуживцев: «беспредельно упорствующих людей не бывает».

Так появился протокол допроса Горбачева от 31 мая 1937 г., который Ушаков использовал в допросах Тухачевского.

Горбачев Б. С. больше был не нужен, даже опасен. Его дело в срочном порядке закончили и передали в Военную коллегию, которая 3 июля 1937 г. под председательством Ульриха вынесла ему смертный приговор.

Об этих, хотя и полученных незаконными методами, показаниях Примакова В. М., Путны В. К., Медведева М. Е., Горбачева Б. С., «изобличающих» Тухачевского М. Н. в организации заговора и об участии в нем других военачальников высшего ранга, Ежов доложил Сталину.

Без промедления была получена санкция на арест «заговорщиков». Были арестованы:

14 мая — командарм 2-го ранга Август Иванович Корк;

15 мая — комкор Борис Миронович Фельдман;

22 мая — комкор Роберт Петрович Эйдеман;

в тот же день — 22 мая — Маршал Советского Союза Михаил Николаевич Тухачевский;

28 мая — командарм 1-го ранга Иона Эммануилович Якир;

29 мая — командарм 1-го ранга Иероним Петрович Уборевич.

За арестом последовало следствие.

Наедине со «следователем». Александр Чехлов в рассказе «Расстрелянные звезды»[170] так охарактеризовал облик следователя М. Н. Тухачевского:

«У следователя по особо важным делам была самая заурядная и, можно сказать, мало симпатичная внешность. Он был небольшого роста, вертляв и суетлив. Наверно, ему иногда хотелось казаться значительным, он напускал на себя важность, но она не шла к его невзрачному лицу с мелкими, словно бы стертыми чертами.

Несмотря на такую наружность, следователь был мастером своего дела. А может быть, его внешность помогала ему в его нелегком ремесле. Наверно, люди, которых ему приходилось допрашивать, поначалу не принимали его всерьез, а потом, по прошествии некоторого времени, когда они спохватывались, было уже поздно».