— Кассиус мне сказал, что рыбаки предсказывают бурю, — несколько раз заявил хафлинг, но дворф, похоже, даже не слышал. — Будет сильный ветер и дождь, но если пойдет снег…

— Это ж просто буря, — презрительно фыркнув, отозвался Бренор. — Меня не остановит ни буря, ни ты, Пузан! Я еду!

— Йети в это время злее всего, — напомнил Реджис.

— Вот и хорошо, топор от безделья не затупится, — осадил его дворф. — У этих тварей головы твердые.

Буря началась вечером того же дня, ледяной дождь лился не переставая, а ветер дул такой, что приходилось идти чуть ли не на четвереньках.

Несчастный, промокший до костей Реджис беспрерывно хныкал, хотя и понимал, что сквозь рев ветра Бренор все равно его не слышит. К счастью, ветер дул в спину, прибавляя им ходу, отчего дворф временами е удовольствием крякал.

Но хафлинг особенно не радовался. Буря шла с юго-востока, с гор, такое случалось редко, зато ветры оттуда были самыми грозными. В Долине Ледяного Ветра такую бурю, когда она набирала силу, обычно называли Северянкой. Когда штормовые облака долетят через долину до моря, холодный северо-восточный ветер будет удерживать их там неделю, пока мощь бури не иссякнет.

Вечером приятели остановились на каком-то хуторе, где их приняли радушно, но все же спать в дом не пустили, а отправили в хлев. Когда они уселись у небольшого костерка, разделись и развесили су шиться насквозь промокшую одежду, Реджис вновь попытался воззвать к здравому смыслу Бренора.

Но похоже, что здравый смысл дворф запрятал куда-то очень глубоко, и докричаться до него было невозможно.

— Это Северянка, — увещевал хафлинг. — Она может бушевать неделю, и будет еще холоднее.

— Это не Северянка, — проворчал Бренор.

— Можно ведь переждать. Останемся здесь или отправимся в Бремен. Но идти через долину в такую погоду — это ж верная смерть!

— Пф! Всего лишь дождик, — буркнул Бренор и впился зубами в кусок баранины, которой их угости ли хозяева. — Я видал и похуже. Когда я был мальчишкой, мы в Мифрил Халле играли на улице в бурю посильнее этой. Видел бы ты, какой снег тогда выпадал, Пузан. Зараз наметало сугробы в два дворфских роста!

— Да если насыплет хоть четверть этого, мы замерзнем в пути, — возразил Реджис. — Замерзнем на смерть, и только йети найдут нас.

— Пф! — фыркнул Бренор. — Меня никакой снег не остановит, или я бородатый гном! Можешь воз вращаться, если хочешь, — до Таргоса легко доберешься, а там тебя перевезут домой. А я снова пойду, как только высплюсь, и не остановлюсь, пока не доберусь до ворот Лускана и не разыщу там ту таверну, о которой писал Дзирт, «Мотыгу».

Реджис недовольно скривился, но все же кивнул.

— Я даю тебе выбор, — сказал Бренор. — Если чувствуешь, что тебе слабо, поворачивай назад.

— Но ты-то пойдешь?

— Несомненно.

Что Реджису действительно был слабо, так это бросить друга в опасном предприятии. Поэтому он был рядом с дворфом, когда на следующее утро тот снова пустился в путь.

Ничего нового, кроме того, что ветер теперь дул не с юго-востока, а северо-запада, это утро не принесло. Дождь теперь лупил им в лицо, идти стало еще труднее. Но Бренор шел молча, только пригнулся пониже и упорно шагал.

Реджис терпеливо топал за ним, прячась за широкой спиной дворфа от ветра и дождя.

Дворф согласился взять немного севернее, чтобы попасть в еще одно хозяйство, большую усадьбу, где привыкли принимать путешественников. И в самом деле, когда дворф и хафлинг добрались туда, там уже было несколько путешественников, направлявшихся в Лускан. Они остановились здесь два дня назад из боязни, что повозки увязнут в грязи намертво.

— Что-то слишком рано в этом году, — обратился к друзьям возница. — Земля еще не замерзла, нам не проехать.

— Похоже, зазимуем в Бремене, — проворчал другой.

— Ну что ж, зимовали раньше, перезимуем снова, — сказал возница. — Можем захватить вас с собой в Бремен, если хотите.

— Мы в Бремен не пойдем, — отозвался Бренор, жуя баранину. — Мы в Лускан.

Путешественники недоуменно переглянулись, и Бренор с Реджисом расслышали, как они несколько раз негромко произнесли: «Северянка».

— У нас же нет телег, которые могут увязнуть, — пояснил дворф.

— Но грязь будет вам по колено, — хихикнул один из путешественников, однако сразу осекся под суровым взглядом Бренора.

Все путешественники стали в один голос уговаривать их одуматься, и, в конце концов, Реджис, а не Бренор, сказал:

— Увидимся на дороге весной. Но мы уже будем возвращаться, а вы только отправляться.

Бренор захохотал так, что пузо заходило ходуном.

На следующий день, едва поднялось солнце и хозяева и гости еще не успели, глаз открыть, дворф и хафлинг уже двинулись в путь, сгибаясь в три погибели под сильным ветром. Они понимали, что это была последняя ночь, проведенная в тепле и удобстве, поскольку теперь им повезет, если подвернется подходящее укрытие, чтобы развести костерок. На много дней пути лежала непролазная грязь, да еще со снегом.

Однако мысли о Дзирте, Кэтти-бри и Вульфгаре гнали их вперед.

Ни на третий, ни на четвертый, ни на пятый день ни один не произнес ни слова жалобы, несмотря на то что на обоих давно уже не было сухой нитки, ветер заметно похолодал, а дождь превратился сначала в мокрый снег, а потом полетели белые хлопья. Они шли вперед как одно целое, упорный Бренор прокладывал дорогу, а хафлинг не отставал, хотя снега насыпало уже по пояс.

На пятую ночь они вырыли в сугробе нору, и дворфу удалось развести костер. У обоих путешественников ноги онемели от холода. Снег сыпал не переставая.

— Не стоило тащить тебя с собой, — проворчал Бренор. Едва ли не впервые на памяти Реджиса упрямый дворф сознался в своей неправоте. — Лучше было ждать, когда Кэтти-бри и Дзирт вернутся весной с моим мальчиком.

— Но мы почти вышли из долины, — постарался подбодрить друга хафлинг, придав голосу нарочитую живость. Так оно и было. Невзирая на погоду, они проделали довольно большой путь, и горный перевал уже виднелся впереди, хотя до него оставался еще целый день ходу. — Зато от бури йети попрятались.

— Потому что эти чертовы твари умнее нас, — буркнул Бренор. Пытаясь отогреть ноги, он сунул их почти в костер.

Путники в эту ночь долго не могли заснуть, прислушиваясь к завываниям ветра и опасаясь, что по толок их норки обрушится под тяжестью снега. Но когда Реджис вдруг проснулся среди ночи в полной темноте, было тихо, тишина стояла просто мертвая, и хафлинг испугался.

Он лежал так, казалось, целую вечность, но потом снежный свод над ним немного посветлел.

Реджис испустил вздох облегчения, но тут же заволновался, не обнаружив Бренора. Он перекатился на бок и приподнялся на локте, всматриваясь в полумрак. В конце концов, он различил спальные принадлежности дворфа. Не успел хафлинг встревожиться, как в лазе, ведущем в их снежную «хижину», послышалась какая-то возня, и Реджис до смерти перепугался.

Появился Бренор, почему-то очень легко одетый.

— Солнце встало, — объявил он, широко оскалясь. — Снег быстро тает. Так что надо скоренько сгребать вещички и убираться, пока нас тут не залило!

В этот день им не удалось уйти далеко. Снег рас таял, и грязь стала вовсе непроходимой. Но зато они больше не мерзли и решили сделать передышку. Бренор разыскал местечко посуше, они разбили лагерь, хорошенько перекусили и провели беспокойную ночь, прислушиваясь к вою волков и рычанию йети.

Им удалось поспать, но за эту роскошь пришлось заплатить. Ночью, судя по следам, их посетил волк и лишил доброй части припасов.

Но, несмотря на усталость и потери, путешественники были в добром расположении духа, потому что в этот день подошли к перевалу. Здесь снега не было, земля была каменистой и сухой. Ночью они устроились под защитой высокой скалы и очень удивились, увидев во тьме другой огонь. Выше по противоположной стене ущелья кто-то тоже разбил лагерь.

— Ну-ка сходи посмотри, что там, — сказал Бренор Реджису.