Появление их в садовом царстве шахматистов лишь на мгновенье отвлекло игравших и болельщиков от досок — женщины сюда обычно не заходили. Весельчак дядька открыл ветхозаветный портфель, вытащил платок и вытер лысину. Постепенно каждый, однако, счел нужным разглядеть Анюту повнимательней: кто усмехнулся, кто покачал головой, кто пожал плечами. Вениамин со своей дамой встал за спиной дядькиного соперника, и Анюта, похлопав ресницами, уставилась на доску.

Польщенный вниманием, дядька поначалу будто смутился, но не надолго.

Ах, вниманье женских глаз подливает силы в нас! — пробаритонил он задорно и рванул в головокружительную атаку своего гнедого скакуна. К лошадям он определенно питал особую симпатию. Очередная его жертва — начинающий вундеркинд с оттопыренными ушами заерзал на скамейке. Дядька был великолепен! Виртуозен, неподражаем! Когда вундеркинд понуро освобождал не принесшее ему лавров место, кто-то за спиной Вениамина проскрипел:

— Слона нет на этого фольклориста! Жаль, Слон в отъезде. Ничего, вот ужо вернется!

Еще не обернувшись, Вениамин понял, что это первый дядькин соперник, первый защитник престижа садово-шахматного королевства, смятый лавиной удалой дядькиной армии с доморощенными конягами, летящими впереди пешечного строя. Плавающие линзы соперника мстительно посверкивали…

— Эх, кончаются мои золотые денечки! — потянулся на затрещавшей под ним скамейке дядька. — Скоро я от вас, ребята, уеду… Славный город Ленинград — расставаться с ним не рад!

Анюта получила первый урок дядькиной игры, и урок получился хороший. Дома Вениамин, расстегнув на ее спине платье, заложил в запоминающее устройство все четыре тома собрания частушек и прибауток.

И еще три вечера подряд они с Анютой появлялись в шахматном саду. Приближались очередные выходные дни.

Они пришли рано — ни один столик еще не был занят. Выбрав центральный, Вениамин галантно усадил свою спутницу и сел напротив. Снял со столика чехол, поправил на доске фигуры, подсоединил табло контрольного времени к электрической сети, достал из портфеля и поставил рядом свой предпоследний приз — отлитую из легкого сплава колесницу, запряженную двумя рысаками — черным и белым, со сказочным королем, на колеснице той восседающим.

В девять часов появились два старичка в белых болтающихся на головах панамках с солнцезащитными экранчиками, кивнули, проходя мимо, и заняли столик на отшибе, в тени огромного дерева.

В старину, говорят, в этом саду играли на деньги, что весьма не одобрялось государством. Азартные игры уже тогда были запрещены. Интересно только, как удавалось проводить этот запрет в жизнь? Сидели, скажем, двое за тем самым столиком, за которым устраиваются сейчас белоголовые старички, спокойно переставляли фигуры, покуривали, пошучивали — попробуй догадайся, червонец ли один другому проигрывает, невесту ли? А может, они очередную партию мирового чемпионата разбирают? Где-то, конечно, азарт — это плохо, но где-то… Если посмотреть с другой стороны, взять в ином качестве: так ли далеко мы шагнули бы, лиши человека азарта вообще, отними у него, к примеру, увлеченность своим делом? А ведь азарт — это предел увлеченности… И ты, Веня, будешь сейчас играть в азартную игру, будешь играть на престиж. Приз этот — не переходящий, король этот со своей колесницей и лошадьми — твоя полная собственность и сегодня — символ твоего престижа, престижа самого-самого шахматора. "Они" должны на это клюнуть.

Появился прихрамывающий мужчина с палочкой. Одна нога у него была в ботинке, другая — в тапочке, подвязанной шпагатом к ступне в гипсе. Он подковылял к их столику, сказал "здравствуйте!", внимательно оглядев обоих, остановил взгляд на "престиже".

— Ваш? Шахматский?

— Наш…

— А что вы с ним тут?

— Вот выиграть предлагаю… Не хотите?

— У вас?

— У нас… Точнее — у нее.

— Так это, значит, ее приз?

— Ну, не совсем ее… Той машины, что в ней сидит, Вен-2 называется. Ну как, сыграете?

Загипсованный пожевал губами, огляделся, снова пожевал губами, соображая.

— Нет, не пойдет. Хитрите, дорогой! Сами рассудите, что тут получается: вы, она, да еще этот ваш Вен — всего трое. А я — один. Трое на одного, выходит! Несправедливо… А я, к тому же, покалеченный — совсем, выходит, несправедливо! Не буду, извините, с вами связываться, подожду кого-нибудь.

И заковылял к столику подальше.

Следующим оказался старый знакомый — с линзами. Шел он подпрыгивающей походкой и насвистывал веселый мотивчик.

— Привет!

— Привет.

Он склонился над "престижем", глубоко засунув руки в карманы светлой курточки и покачиваясь с носков на пятки.

— Ваш приз?

— Наш…

— Узнаю, узнаю… Видел фотографию в бюллетене. Хороши! — он потрепал коней по холкам. — Древний Рим, скажу я вам…

— Желаете выиграть?

— У нее, конечно?

— У нее.

— Условия?

— Три партии…

— Не пойдет! Одна.

Вениамин на секунду задумался: одна — это уже риск… Этого варианта он не учел.

— Ну хорошо, одна так одна!

— Со временем на обдумывание, конечно?..

— Конечно, конечно! Думайте сколько хотите, то ость в рамках ваших правил, я хотел сказать.

Вениамин начал подниматься, уступая место.

— А что это у нее глаза закрыты?

— Отдыхает, сосредоточивается перед матчем. Отключена.

— А фигуры за нее вы переставлять будете?

— Сама будет. Садитесь.

— Вы знаете — нет! Пожалуй, не сяду. Не стоит… Я и забыл совсем, у меня как-никак — принцип: с шахматорами не играем.

И он приветственно помахал ручкой одиноко сидякему в ожидании и поигрывающему палочкой загипсованному.

— Ну что ж… — Вениамин перешел на Анютину сторону столика. — Хозяин, как говорится, барин. Да, а вы не скажете, во сколько тот весельчак… ну, который так славно тут вас первого разделал… фольклорист, как вы однажды выразились… когда он по выходным приходит обычно?

— Не при-де-е-ет! — торжествующе сверкнул линзами мстительный пораженец. — Не придет! На два дня раньше срока к себе домой укатил! Как и обещал: пчеле первого поражения, мол, уеду. И уехал! А бахвалился-то, бахвалился: нет, мол, братцы, придется мне до конца с вами отпуск коротать! Жидковаты вы супротив меня, жидковаты! Ха-ха! Покатил как миленький! Слон ему вчера в двадцать четыре хода мат поставил! Слон есть Слон! Вы вот с ним, вы с ним вот сыграйте! Со Слоном попробуйте!

— А он придет сегодня?

— Придет, непременно придет! Я вас представлю ому, если хотите, разумеется.

— Представьте… — Вениамин посмотрел ему вслед и включил питание Анюты — пусть осмотрится, пообвыкнет, прогреется…

Он сразу понял, что это и есть Слон. Линзоглазый, выпорхнув из-за столика, спешил навстречу тощему мужчине с огромным носом, напоминавшим слоновий хобот. Пожав на ходу руку Слона, он пошел рядом, нашептывая, жестикулируя и кивая в сторону Вениамина с Анютой. Слон слушал, поглядывая на них и постепенно замедляя шаг, потом остановился, постоял еще минуту раздумывая, и, решительно кивнув, направился к Вениамину:

— Приветствую вас.

— Здравствуйте! — ответил Вениамин, освобождая место.

— Гоша, — Слон ткнул большим пальцем в плечо липзоглазого, — мне все объяснил. Я согласен. — И он сел напротив Анюты. — Разрешите представиться: Сеня Слонкин. Для удобства можно — Слон.

— Анюта! — мгновенно ответила его соперница приятным, только чуть-чуть низковатым для женщины ее комплекции голосом.

Слон снял с доски белую и черную пешки и сунул руки под стол.

— В левой! — тут же выпалила Анюта и похлопала ресницами.

— Милости прошу — вам начинать.

Слон поставил пешки на место, и Анюта сделала первый ход. Слон, не раздумывая, ответил. Анютэ, и вовсе не раздумывая, сделала второй. Началось…

— Если стороны не возражают, я буду судьей! — спохватился линзоглазый, и хотя никто не прореагировал, молниеносно притащил из-за покинутого им столика скамейку и сел сбоку от играющих, опершись подбородком на табло времени.