Мы редко собираемся вместе. В основном это случается в салоне за едой. Я не знаю, почему и как мы выбрали это помещение. Оно неуютно, слишком велико для нас троих, нам хватило бы любой кабины, но уж так повелось. Здесь, правда, простор и голоса звучат звонко, главным образом голоса Мэрса и Дасара, которые любят в эти минуты поспорить.

Покончив с едой, мы разбредаемся до кабинам и занимаемся каждый своими делами. У меня дел мало, я часами лежу на койке, уносясй мыслями на Церекс, к Юринге, в прошлое.

Монотонно текут дни, мне почти не о чем писать здесь, а корабль с Церекса опустится на Хрис еще не скоро.

Вчера после обеда в салоне произошел интересный разговор, который неожиданно положил конец моему бездеятельному существованию.

На этот раз мы поели почему-то очень быстро, может быть, разыгрывшемуся аппетиту способствовал эльмьен, впервые поданный мною на стол. Биолог, откинувшись на спинку стула, сказал, благодушно отдуваясь:

– Поздравляю вас, Антор, - вы скоро будете отличным кулинаром.

Я равнодушно махнул рукой:

– Невелика заслуга, это древнее блюдо просто трудно приготовить плохо.

– Раньше его делали иначе, - заметил Мэрc, - например, во времена Лермисторского владычества, когда оно собственно впервые и появилось, к нему прибавлялось немного решеи, мне довелось его попробовать именно в таком виде. Вкус прямо необыкновенный.

– Да, древние были большие специалисты на гастрономические выдумки, - согласился биолог.

– Не только гастрономические, мне кажется, человек вообще стал менее изобретателен с течением столетий, - ответил Мэрc, словно напрашиваясь на очередной спор, без которого прошла наша трапеза. - Мы сделались более методичны, а это уже совсем другое, нас разбаловали наши возможности.

Однако биолог был настроен на этот раз миролюбиво. Его поглощали собственные мысли. Он лишь привычным жестом поправил воротник, который имел у него врожденную способность съезжать в сторону, и подтвердил:

– Вы, пожалуй, правы, Мэрc, я всегда вспоминаю с удивлением те сооружения, которые они воздвигали, располагая при этом столь примитивной техникой, что их методы постройки для нас остаются загадочными.

Не обратив внимания на мой недоуменный возглас, Дасар повернулся к Мэрсу и спросил:

– Скажите, мазор, когда вы собираетесь покинуть нас? Только не подумайте, пожалуйста, что я хочу ускорить ваш уход, как раз наоборот!

– Нет, отчего же. Именно сегодня я хотел сообщить вам, что завтра собираюсь обратно на "Эльприс".

– Э-е-е, - протянул биолог. - А что, собственно, торопит вас? Кора нет, а я вовсе не склонен выполнять тот ненужный приказ. Оставайтесь, до прибытия корабля еще много времени.

– Своим присутствием здесь я могу навлечь на вас неприятности, - возразил Мэрc.

– Ерунда, - вставил я. - Кто об этом узнает? Мы никому не скажем.

Мэрc отрицательно повел плечами:

– Нет, там мои товарищи, и я должен быть с ними.

Биолог усердно начал тереть пальцами крышку стола.

– Мне в голову пришла одна мысль, - сказал он, - и я, признаться, рассчитывал на ваши познания.

Мэрc удивленно взглянул на него и снова сел за стол:

– Интересно, что вы имеете в виду?

Биолог вдруг поднялся с живостью, которой я уже давно в нем не наблюдал, и, подойдя к иллюминатору, настежь распахнул чехол.

– Вот смотрите, - сказал он. - Видите?

От стола, где мы сидели, в иллюминатор были видны только звезды, бесчисленные огоньки звезд. Мы с Мэрсом недоуменно переглянулись. Картина звездного неба не могла быть новой там, где никогда не бывает облаков.

– Идите сюда, - продолжал биолог, - оттуда, вероятно, не видно.

Мы подошли к нему и заглянули в иллюминатор.

В бездонной глубине неба неподвижно висел серп Арбинады, льющий на Хрис голубой безжизненный свет.

– Мне все же непонятно, литам Дасар, - сказал, наконец, Мэрc. - Я вижу звезды и чужую планету. За восемь лет, проведенных здесь, это зрелище меня уже утомило. Что вы хотите сказать?

Биолог повернулся к нам, я заметил, что губы у него слегка вздрагивают. Он провел рукой около горла, словно ему не хватало воздуха, и проговорил:

– Вы правы, Мэрc, чужая планета и звезды. Казалось бы, что здесь особенного. Но чужая планета - это целый мир, необычайный и неповторимый, разве вы не думали об этом, Мэрc?

– Думал, конечно, за восемь лет я о многом передумал, и об этом тоже.

– И вы не хотели бы дать знать о себе этому миру?

– Дать знать о себе? Каким образом? И разве вы уже не дали о себе знать, спустившись на него? Потеряв там своих товарищей? Этот мир равнодушен к нам. Зачем мы ему?

– Сейчас да. Сейчас он равнодушен даже к самому себе. Но пройдет время, и на нем возникнет новое человечество. Тогда пытливый ум людей будет искать в просторах вселенной себе подобных, и неужели вам, Мэрc, и вам, Антор, не хотелось бы напомнить им о нашем существовании, сказать им, что мы думали о них? Мы ждали их, верили в них!

Я хотел ответить, но в горле словно застрял какой-то комок, и Мэрc опередил меня:

– Так вы думаете, литам Дасар, что там будут люди?

– Будут. Я биолог и верю в возможности жизни. Раз начавшись, она будет развиваться долго и, в конце концов, создаст мыслящее существо. На Арбинаде к этому есть все предпосылки. Сейчас во мне говорит ученый, а не мечтатель. Я был там и верю в это.

Мэрc усмехнулся:

– Когда же, вы думаете, там появится человек?

– Это трудно сказать. Может быть, через несколько миллионов лет, а может быть, для этого потребуются десятки и даже сотни миллионов лет. Все зависит от того, как быстро там будут меняться жизненные условия. Церекс опередил Арбинаду в этом отношении только потому, что, находясь дальше от Солнца и будучи меньше размерами, он чаще менял свои геологические и климатические условия. Эволюции там было просто некогда нежиться и тратить силы на создание боковых ветвей. Эти ветви беспрерывно растущего дерева жизни безжалостно обрубались суровой действительностью, и дерево тянулось вверх, только вверх, гонимое извечными законами жизни и смерти. Вот почему, мне кажется, церексианское человечество возникло раньше арбинадского. По этой же причине на Церексе значительно меньшее разнообразие форм жизни. Посетив Арбинаду, я был просто поражен необычайной фантазией природы, когда ей дают развернуться!

Биолог говорил возбужденно, от его обычной медлительности и уравновешенности не осталось и следа. Я снова видел его таким, каким он был там, на Арбинаде.

– Миллионы лет, - задумчиво пробормотал Мэрc и, возвысив голос, сказал: - Не понимаю вас, литам Дасар!

– Чего вы не понимаете?

– Не понимаю, как вы думаете обратиться к тем, кто придет через миллионы лет! Это же непостижимая бездна времени. Но, предположим, мы найдем какой-то способ это сделать, тогда почему вы думаете, что сделать это должны мы, а не те, кто сменит нас на Церексе или здесь, те, кто будет больше знать, больше уметь, чья рука, протянутая через миллионы лет другому человечеству, окажется более сильной и более дружественной. Подумайте, Дасар! Мы же варвары, мы еще убиваем друг друга и вместе с тем тянем руки к другому человечеству! Можно ли протягивать грязные руки, Дасар?

Мэрc произнес это так убежденно, что я невольно посмотрел на свои руки. Перехватив мой взгляд, биолог улыбнулся, но тут же неожиданно вспылил.

– Хватит, Мэрc! - крикнул он. - Не хотите ли вы сказать, что у меня грязные руки? Всю свою жизнь я работал для людей, добывая им крупицы знаний. А вы? За что страдаете вы? Думаете, я не знаю, почему вы здесь? - Биолог разошелся не на шутку, ожесточенно наступая на Мэрса. - На руках человечества не грязь, а мозоли, вся наша история - это труд, борьба, не мне вам это объяснять, Мэрc!

– Стойте! - воскликнул я. - Успокойтесь, обсудим спокойно.

– Хорошо, обсудим, - сказал Мэрc и, приняв любимую позу, выставил свои острые локти. - Все наши споры - чистая риторика, мы все равно не можем обратиться к этим грядущим людям.