Я недоуменно развел руками:
– Не берусь судить, литам Дасар. Я специалист совсем в другой области.
Биолог оглядел меня с ног до головы.
– Ну да, конечно, вы же… э… рулевой, то есть пилот, я хотел сказать. Жаль, жаль. Очень жаль.
Он нагнулся к клетке и, запустив руку сквозь решетку, погладил млину. Та обрадованно заурчала и подняла свою мордочку. Утомившись, я снова вытянулся в кресле, а биолог между тем, судя по его свободным движениям, чувствовал себя неплохо, хотя выглядел куда слабее меня.
– Скажите, пожалуйста, литам, вы разве не ощущаете удвоенной тяжести? - наконец спросил я.
Он ответил, как мне показалось, совершенно невпопад:
– Стимулированно-активное состояние периферической и центральной нервной системы при селективно возбужденной деятельности гормональной сферы.
– Ага, - пробормотал я, - но… простите, литам-са, но мне кажется, что вы меня не поняли.
– Эта я не понял?
Он оторвался от клетки и повернулся ко мне.
– Да… Я вас спрашивал…
– …О том, почему я так легко переношу тяжесть здесь, в камере?
Я слабо кивнул головой.
– Так я вам и отвечаю. Стимулированно… впрочем, я опять забыл, что вы… этот… ну да, именно…
Он потер руки и сделал несколько шагов, задумчиво глядя в пол, потом поднял на меня глаза.
– Случалось ли вам видеть, пилот, как человек в момент сильного испуга, паники или смертельной опасности словно удваивает свои силы и преодолевает такие препятствия, которые безусловно остановят его, если он находится в нормальном состоянии?
– Да, однажды…
– Подождите, я только начал. Недавно мазором литомом Анзом был описан любопытный случай. Некто Малт, тщедушный и слаборазвитый физически субъект, находящийся на излечении нервного заболевания, во время прогулки вдруг с неожиданной силой разбросал по сторонам своих несчастных товарищей и стремглав бросился бежать. Он перепрыгнул через больничную ограду высотой пять метров и устремился дальше. Я особо обращаю ваше внимание: пять метров! Это значительно превышает достижения даже лучших спортсменов. Слушайте дальше. Перепрыгнув через ограду, больной побежал по дороге, где его, в конце концов, догнали на машине, причем в тот момент, когда скорость машины и человека сравнялись, указатель скорости отметил сорок восемь километров в час. Что вы на это скажете, пилот?
Я неопределенно покачал головой:
– По-моему, невменяемых не следует сравнивать с нормальными людьми.
– Это почему же? Они такие же люди. Точно такие! Их тело ничем не отличается от нашего. Все то же самое, все без исключения, только налицо нарушение отдельных функций нервной системы… М-да… Но дело не в этих страдающих, я привел здесь пример Малта только потому, что, во-первых, он довольно-таки характерен и, во-вторых, научно зафиксирован. Это не пресловутые россказни очевидцев, а точно известный факт, который красноречиво свидетельствует о скрытых возможностях нашего организма.
Биолог смотрел на меня так, словно ожидал услышать яростные возражения, но мне было, право, не до них. Усиленная тяжесть и усталость сломили во мне не только дух бодрости, но и дух противоречия, поэтому я молча слушал то, что он изрекал, стараясь лишь не потерять нить нашей беседы. Не получив ожидаемых возражений, биолог снова заходил по тесному помещению камеры, неловко зацепил одну из клеток и опрокинул ее. Млины подняли ужасную возню и писк. Водворив порядок, Дасар продолжал:
– Выражаясь инженерным языком, можно сказать, что природа создала человека с большим запасом прочности и не поскупилась на резервную мощность. Вот что важно. Но не всегда нам дано ее использовать. Существуют своего рода ограничители в нашем организме, которые хранят ее под спудом и освобождают только в самых крайних случаях действительной или кажущейся опасности. Это очень примечательно, Антор. Я правильно запомнил ваше имя?
– Правильно. Пилот Антор.
– Так вот, уважаемый пилот, совсем недавно… впрочем, неважно, где именно, синтезирован препарат, который позволяет регулировать действие этих ограничителей и использовать нашу резервную энергию в нужном масштабе. При этом, заметьте, что очень важно, эмоциональная сфера человека, равно как интеллектуальная, остаются незатронутыми. Приняв этот препарат, вы не чувствуете панического страха, не теряете рассудка, а остаетесь человеком, но человеком необычайных возможностей. А?
– Нет, я ничего не говорю.
– Значит, мне показалось. Теперь вы поняли, что означает мой ответ на ваш вопрос?
– Да, кажется, понял. Вы хотели сказать, что находясь под действием этого препарата, который стимулировал вашу…
– Совершенно верно, я принял синзан.
– Синзан, - повторял я, поворачиваясь в кресле и занимая более удобную позу, - а это не опасно? Ведь ограничители не зря, наверное, поставлены природой.
Дасар перестал ходить по камере и тоже сел в кресло.
– Не зря, конечно… В противном случае организм слишком быстро изнашивал бы себя или надорвался от непомерных усилий. Это ясно, но в данном случае риск оправдан. Мы летим на Арбинаду. Там тяжесть почти втрое превышает нашу привычную, и я знаю, что никакими тренировками в этих камерах невозможно подготовить нас по-настоящему к тем тяжелым условиям, в которых нам придется работать.
– Скажите, литам Дасар-са, этот препарат достаточно проверен?
– Нет, он совсем новый.
– А как вы чувствуете себя, когда действие его проходит?
– Скверно. Я не хочу этим сказать, что он отравляет организм. Нет, но изматывает настолько, что потом требуется длительный отдых. Там, на Арбинаде, безусловно будут минуты, когда синзан окажется для нас чрезвычайно полезен.
Я с уважением посмотрел на биолога и снова, обратив внимание на нормальную плавность и непринужденность его движений, спросил:
– Сейчас вы чувствуете себя хорошо?
– Великолепно. Хотите попробовать?
Измучавшая меня всепроникающая тяжесть и естественное любопытство не оставили места для сомнений. Я решился. Биолог достал из кармана маленькую коробочку и протянул мне прозрачную таблетку:
– Проглотите вот это.
Снадобье было безвкусным, только сильно вязало рот. Я поморщился.
– Что? Э… зеленое, то есть что я говорю? Неприятное?
– Нет, это я с непривычки.
Несколько минут мы провели в молчании. Слышался только шум центрифуги да еще слабая возня животных, прыгавших в своих клетках, больше ничто не нарушало тишину. Вначале никаких изменений в моих ощущениях не произошло. Так же, как и раньше, стремились оторваться внутренности, по-прежнему голова тяжело давила на шею, вызывая тупую боль в позвонках, неприятно отвисали щеки. Спустя некоторое время, однако, стало наступать облегчение. Я шевельнул рукой и почувствовал, что она стала легка и послушна. Висевший напротив меня акселерометр по-прежнему показывал удвоенную тяжесть, но теперь она проявлялась лишь в неприятных ощущениях и не сковывала движений. Я встал на ноги и сделал несколько неуверенных шагов. Биолог внимательно наблюдал за мной.
– Смелее, пилот, - сказал он.
Я расправил плечи и, нагнувшись, отодвинул кресло в угол.
– Как чувствуете себя?
– Хорошо, только… странно.
– Это пройдет, привыкнете.
– Долго будет действовать?
– Синзан полностью выделяется организмом через несколько часов, так что будьте осторожны.
– Осторожен? В чем?
– Во всем. Ваш организм сейчас почти на пределе своих возможностей, не повредите его. Когда камера остановится, следите за каждым своим движением. Ваши мышцы в настоящий момент необычайно сильны, потребуется усилие воли, чтобы заставить их действовать нормально. Если вы забудете об этом, то не сможете даже ходить, ваши шаги будут слишком… э… широкими.
Я ничего не ответил и занялся присоединением проводов от блока к датчикам. Перспектива покинуть камеру сказочным силачом меня даже несколько занимала.
Присоединив провода, я взглянул на часы, оставалось еще несколько минут. Я продолжал спокойно беседовать с биологом. Но тут произошло нечто, что никак не входило в обычный регламент нашего подготовительного режима.
