Юрковский пошевелил губами, открыл рот и захрипел. Глаза его приобрели осмысленное выражение, брови сдвинулись.
– Ладно, ладно, лежи,- сказал Дауге.- Тебе надо немного полежать.
Он оглянулся и увидел в дверях Шарля Моллара. Моллар стоял, держась за косяк, и слегка покачивался. Лицо его было красное, распухшее, и он был весь мокрый и обвешан какими-то белыми сосульками. Дауге показалось, что от него идет пар. Несколько минут Моллар молчал, переводя печальный взгляд с Дауге на Юрковского, а планетологи озадаченно глядели на него. Юрковский перестал хрипеть. Потом Моллар сильно качнулся вперед, перешагнул через комингс и, быстро семеня ногами, подобрался к ближайшему креслу. У него был мокрый и несчастный вид, когда он сел, по каюте прошла волна вкусного запаха вареного мяса. Дауге пошевелил носом.
– Это суп? - осведомился он.
– Оуи, монсиеур, - печально сказал Моллар.- В'ермишелль.
– И как суп? - спросил Дауге.- Хороще-о?
– Хороще-о,- сказал Моллар и стал собирать с себя вермишель.
– Я очень люблю суп,- пояснил Дауге.- И всегда интересуюсь как.
Моллар вздохнул и улыбнулся.
– Больше нет суп,- сказал он.- Это биль очень горячий суп. Но это биль уже не кипьяток.
– Боже мой!- сказал Дауге и все-таки захохотал. Моллар тоже засмеялся.
– Да!- закричал он.- Это биль очень забавно, но очень не удобно, и суп пропал весь.
Юрковский захрипел. Лицо его перекосилось и налилось кровью. Дауге встревоженно повернулся к нему.
– Вольдемар сильно ушибся?- спросил Моллар. Вытянув шею, он с опасливым любопытством глядел на Юрковского.
– Вольдемара ударило током,- сказал Дауге. Он больше не улыбался.
– Но что произошло?- сказал Моллар.- Било так не удобно…
Юрковский перестал хрипеть, сел и, страшно оскалясь, стал копаться в нагрудном кармане куртки.
– Что с тобой, Володька? - растерянно спросил Дауге.
– Вольдемар не может говорить,- тихо сказал Моллар.
Юрковский торопливо закивал, вытащил авторучку и блокнот и стал писать, дергая головой.
– Ты успокойся, Володя,- пробормотал Дауге.- Это немедленно пройдет.
– Это пройдет,- подтвердил Моллар.- Со мною тоже било так. Биль очень большой ток, и потом все прошло.
Юрковский отдал блокнот Дауге, снова лег и прикрыл глаза.
– "Говорить не могу",- с трудом разобрал Дауге.- Ты не волнуйся, Володя, это пройдет.- Юрковский нетерпеливо дернулся.- Так. Сейчас. "Как Алексей и пилоты? Как корабль?" Не знаю,- растерянно сказал Дауге и поглядел на люк в рубку.Фу, черт, я обо всем забыл.
Юрковский мотнул головой и тоже посмотрел на люк в рубку.
– Я узнаю,- сказал Моллар.- Я все сейчас буду познать.
Он встал с кресла, но люк распахнулся, и в кают-компанию шагнул капитан Быков, огромный, взъерошенный, с ненормально лиловым носом и иссниня-черным синяком над правой бровью. Он оглядел всех свирепыми маленькими глазками, подошел к столу, уперся в стол кулаками и сказал:
– Почему пассажиры не в амортизаторах?
Это было сказано негромко, но так, что Шарль Моллар сразу перестал радостно улыбаться. Наступила короткая тяжелая тишина, и Дауге неловко, кривовато усмехнулся и стал глядеть в сторону, а Юрковский снова прикрыл глаза. "А дела-то неважные",- подумал Юрковский. Он хорошо знал Быкова.
– Когда на этом корабле будет дисциплина?- сказал Быков.
Пассажиры молчали.
– Мальчишки,- сказал Быков с отвращением и сел.- Бедлам. Что с вами, мсье Моллар?- спросил он устало.
– Это суп,- с готовностью сказал Моллар.- Я немедленно пойду почиститься.
– Подождите, мсье Моллар,- сказал Быков.
– Кх… Де мы? - прохрипел Юрковский.
– Падаем,- коротко сказал Быков.
Юрковский вздрогнул и поднялся.
– Кх… Уда? - спросил он. Он ждал этого, но все-таки вздрогнул.
– В Юпитер,- сказал Быков. Он не смотрел на Моллара. Ему было очень жаль Моллара. Моллар был в первом своем настоящем космическом рейсе, и его очень ждали на Амальтее. Моллар был замечательным радиооптиком.
– О, - сказал Моллар,- в Юпитер?
– Да,- Быков помолчал, ощупывая синяк на лбу.- Отражатель разбит. Контроль отражателя разбит. В корабле восемнадцать пробоин.
– Гореть будем?- быстро спросил Дауге.
– Пока не знаю. Михаил считает. Может быть, не сгорим.
Он замолчал. Моллар сказал:
– Пойду почиститься.
– Погодите, Шарль,- сказал Быков.- Товарищи, вы хорошо поняли, что я сказал? Мы падаем в Юпитер.
– Поняли,- сказал Дауге.
– Теперь мы будем падать в Юпитер всю нашу жизнь,- сказал Моллар. Быков искоса глядел на него, не отрываясь.
– Х-хорошо ска-азано,- сказал Юрковский.
– С'ест ле мот (хорошо сказано (фр.)),- сказал Моллар. Он улыбался.- Можно… Можно, я все-таки пойду чистить себя?
– Да, идите,- медленно сказал Быков.
Моллар повернулся и пошел из кают-компании. Все глядели ему вслед. Они услышали, как в коридоре он запел слабым, но приятным голосом.
– Что он поет?- спросил Быков. Моллар никогда не пел раньше.
Дауге прислушался и стал переводить:
– "две ласточки целуются за окном моего звездолета. В пустоте-те-те-те. И как их туда занесло. Они очень любили друг друга и сиганули туда полюбоваться на звезды. Тра-ля-ля. И какое вам дело до них". Что-то в этом роде.
– Тра-ля-ля,- задумчиво сказал Быков.- Здорово.
– Т-ты п-пе-ереводишь, к-как лианто,- сказал Юрковский.- "С-сиганули" - ш-шедевр.
Быков посмотрел на него с изумлением.
– Ты что это, Владимир?- спросил он.- Что с тобой?
– З-заика на всю жизнь,- ответил Юрковский усмехаясь.
– Его ударило током,- сказал тихо Дауге.
Быков пожевал губами.
– Ничего,- сказал он.- Не мы первые. И бывало похуже.
Он знал, что хуже еще никогда не бывало. Ни с ним, ни с планетологами. Из полуоткрытого люка раздался голос Михаила Антоновича:
– Алешенька, готово!
– Поди сюда,- сказал Быков.
Михаил Антонович, толстый и исцарапанный, ввалился в кают-компанию. Он был без рубашки и лоснился от пота.
– Ух, как тут у вас холодно!- сказал он, обхватывая толстую грудь короткими пухлыми ручками.- А в рубке ужасно жарко.
– Давай, Михаил,- нетерпеливо сказал Быков.
– А что с Володенькой?- испуганно спросил штурман.
– Давай, давай,- повторил Быков.- Током его ударило.
– А где Шарль?- спросил штурман, усаживаясь.
– Шарль жив и здоров,- ответил Быков, сдерживаясь.- Все живы и здоровы. Начинай.
– Ну и слава богу,- сказал штурман.- Так вот, мальчики. Я здесь немножко посчитал, и получается вот какая картина. "Тахмасиб" падает, и горючего, чтобы вырваться, нам не хватит.
– Ясно даже и ежу,- сказал Юрковский, почти не заикаясь.
– Не хватит. Вырваться можно только на фотореакторе, но у нас, кажется, разбит отражатель. А вот на торможение горючего хватит. Вот я рассчитал программу. Если общепринятая теория строения Юпитера верна, мы не сгорим.
Дауге хотел сказать, что общепринятой теории строения Юпитера не существует и никогда не существовало, но промолчал.
– Мы уже сейчас хорошо тормозимся,- продолжал Михаил Антонович.- Так что, по-моему, провалимся мы благополучно. А больше сделать ничего нельзя, мальчики.- Михаил Антонович виновато улыбнулся.- Если, конечно, мы не исправим отражатель.
– На Юпитере нет ремонтных станций. Это следует из всех теорий Юпитера.- Быкову хотелось, чтобы они все-таки поняли. До конца поняли. Ему все еще казалось, что они не понимают.
– Какую теорию строения ты считаешь общепринятой?спросил Дауге.
Михаил Антонович пожал плечиком.
– Теорию Кангрена,- сказал он.
Быков выжидающе уставился на планетологов.
– Ну что ж,- сказал Дауге.- Можно и Кангрена.
Юрковский молчал, глядя в потолок.
– Слушайте, планетологи,- не выдержал Быков,- специалисты. Что будет там, внизу? Вы можете нам это сказать?
– Да, конечно,- сказал Дауге.- Это мы тебе скоро скажем.