– Да уж, что верно, то верно.

Еще битый час лошади неторопливым шагом двигались вверх среди холмов. Когда солнце стало клониться к закату, волшебнику внезапно это надоело, и он спросил меня, удержусь ли я верхом, если лошадь пойдет рысью.

– Наверное, нет, – честно ответил я. От усталости у меня уже не было сил на оптимизм.

– Рано или поздно придется научиться. Мы не можем всю дорогу плестись шагом. Амбиадес! – крикнул он. – Иди сюда, покажи ему, как ехать рысью.

Амбиадес, обогнавший нас уже на несколько сотен ярдов, развернулся и потрусил обратно.

– Хорошая посадка. – Поль вдруг очутился рядом, и меня слегка удивило, что он заговорил первый, когда к нему не обращались. Волшебник передал его комплимент Амбиадесу, но тот лишь насупился. Кажется, похвалы сердили его не меньше, чем упреки.

– Теперь ты, Софос, – скомандовал волшебник, и тот повиновался. Даже я видел, что всадник из него куда хуже, чем из Амбиадеса. Я оглянулся на Поля: каково его мнение? Он лишь поморщился.

Волшебник грустно вздохнул:

– Жаль, что нельзя отослать Амбиадеса домой, чтобы стал герцогом, а Софоса оставить у меня в учениках.

– Он должен стать герцогом? – удивился я. Нечасто доводится видеть будущих герцогов у кого-то в ученичестве. Ответа я не ожидал, но тем не менее Амбиадес снизошел:

– Если родной отец его прежде не придушит.

Преподанный мне урок верховой езды распространился и на Софоса. Мы втроем отстали, а Амбиадес с волшебником ехали впереди.

– Поль считает, ты сидишь в седле, как мешок с камнями, – сказал Амбиадес на прощание Софосу. Тот покраснел, а Поль велел Амбиадесу проваливать. Чуть позже до меня донеслись обрывки лекции о видоописании растений и его важности. Я старался прислушиваться и к волшебнику, и к инструкциям по верховой езде, но в конце концов сдался и стал слушать только Поля.

Он объяснял, что конское плечо поднимается не одновременно с копытом, а тогда, когда копыто идет вниз.

– А теперь, – приказал он, – вытяните руки вот так. – Он развел ладони, словно благословляя окрестные поля. Софос так и сделал, и тогда Поль сильно ударил его по ладони кулаком. Поль велел вытянуть руки опять. Софос послушался, но, когда Поль замахнулся опять, быстро отдернул ладонь, и второй удар пришелся вскользь. Простейший урок, какой преподал мне отец много лет назад. Если ждешь, что тебя ударят, хотя бы попытайся отстраниться. Чтобы я усвоил урок, отец бил мечом, держа его плашмя.

Поль объяснил Софосу, а заодно и мне, что, если приподниматься в тот миг, когда конское плечо идет вверх, оно не ударит по заду так больно, и ехать станет намного удобнее. Мы попытались проехаться рысью, привставая ровно в тот миг, когда лошадь поднимала плечо, и скорость нашего продвижения заметно увеличилась. Очень скоро у меня иссякли силы, я уже не мог привставать в седле вовремя, и до конца дня мозги взбалтывались у меня в голове, как разбитое яйцо.

Время от времени мы пускали лошадей шагом, чтобы дать отдых и им, и мне, но все равно к ночи я был полуживой от усталости и почти ничего не разглядел в городке, где мы остановились. Там был постоялый двор. Мы вошли, я набросился на еду и, даже не успев насытиться, уснул прямо за столом.

Проснулся я опять на полу, рядом с кроватью Поля, но на сей раз Софос и Амбиадес были в этой же комнате, спали на одной кровати по другую сторону от меня. Мне представилось, как несолидно я выглядел, когда меня второй раз подряд тащили наверх на руках. Позор, да и только.

Поль проснулся, едва звякнула моя цепь. Интересно, мог ли я проспать всю ночь, ни разу не шелохнувшись. Очень может быть. Или он то и дело просыпался и проверял, на месте ли я. Увидев, что я проснулся, он скинул ноги с кровати и бесцеремонно отодвинул меня.

– Эй, поднимайтесь, – рыкнул он на двоих в кровати.

Амбиадес выпутался из простыней и сполз с постели. Зевая, пошлепал к стулу, на котором лежала вся одежда. Я, оказывается, спал не раздеваясь. Софос не шелохнулся. Я сел и заглянул через край кровати. Его веки были будто склеенные.

– Слышь? – шепнул ему Амбиадес, но было поздно. Поль протянул руку у меня над головой и растолкал его столь же энергично, как накануне будил меня после обеда. Но Софос, по крайней мере, приземлился на мягкую постель. Когда все проснулись, мы побрели сначала в уборную, потом мыться у водокачки. Солнце только всходило над холмами, небо сияло голубизной, но в низине, где стоял городок, еще царила тьма. Вода была холодная, но жаловался на это один я. Предупредил Поля: пусть только попробует опять меня умывать. Я буду кусаться.

– А ведь он может быть ядовит, – предостерег Амбиадес. Тон, которым он подтрунивал надо мной, был чуть-чуть более снисходительным, чем в издевках над Софосом.

Поль, не говоря ни слова, вручил мне мочалку, и под его присмотром я долго оттирал остатки тюремной грязи с локтей, колен и затылка. Мыло из личных запасов волшебника пахло жимолостью.

В таверне нас уже ждал завтрак – овсянка и йогурт. На сей раз никаких апельсинов.

– Что там за грохот был у вас спозаранку? – поинтересовался волшебник у Поля. Но глядел почему-то на меня.

– Вот этот с кровати свалился. – Поль ткнул ложкой в сторону Софоса. – Пушкой не разбудишь. Когда-нибудь проснется оттого, что его проткнут копьем.

Софос покраснел.

– Чуткий сон – необходимое качество для солдата, – указал ему волшебник. – Да и для всех остальных желательно.

– И кто тут собирается на военную службу? – буркнул Софос с набитым ртом.

– Уж точно не я, – подал я голос. Все с удивлением обернулись ко мне, словно забыли, что я умею говорить.

– А тебя кто спрашивал? – фыркнул Амбиадес.

– Он. – Я ткнул ложкой в Софоса. – А что это у тебя на губах? Молоко не обсохло?

Он непроизвольно вскинул руку, потом опустил.

– Да что понимают в военной службе уличные бродяги?

– Откуда мне знать? Я не уличный бродяга. Но мой отец был солдатом, и это кровавое, неблагодарное, бесполезное ремесло, пригодное только для тех, кому не хватает ума или сноровки найти работу получше. – И хотя со временем мы с отцом стали относиться друг к другу чуть-чуть уважительнее, я все равно не слишком высоко ставил избранное им занятие, но, возможно, не стоило об этом вот так прямо заявлять. Иногда сам удивляюсь собственной тактичности.

За столом наступила полнейшая тишина. Все взгляды устремились на Поля – интересно, как он ответит на это оскорбление его рассудка и манер. Он остался невозмутим, но немного позже волшебник высказал мне, что не следует вмешиваться в беседы, не имеющие ко мне никакого отношения, и потребовал держать рот на замке, если непосредственно ко мне не обращаются. Я сразу припомнил, что для этой компании я всего лишь полезный инструмент и уж никак не человеческое существо.

Я доедал завтрак в полном молчании. Волшебник встал и сказал:

– Пора готовить лошадей.

Но я сидел и глядел в пустую миску из-под овсянки, пока он не отвесил мне подзатыльник.

– Что? – встрепенулся я. – Разве вы обращались непосредственно ко мне? Я думал, мне не следует вмешиваться…

– У меня во вьючной сумке упакован хлыст, – сообщил он. – Хочешь, испробую на тебе? – Он склонился надо мной и говорил очень тихо. Не знаю, слышал ли его кто-нибудь еще, но я прекрасно понял намек. Перекинул ногу через скамейку и встал.

– Ведите.

Перед выездом к нашему багажу было добавлено еще несколько тюков. Поль с волшебником тщательно укладывали и перекладывали вьюки, чтобы лошади были нагружены равномерно. Мы с Софосом и Амбиадесом стояли и смотрели. Я задумался о Поле. Он не походил на простого пехотинца. Софос и даже Амбиадес относились к нему с большим почтением. Волшебник явно любил и уважал его, не сомневался, что тот донесет до моего сознания адресованные мне приказы. Вероятно, именно Поль пустит в дело хлыст, если я перейду все границы.