Положение моей матери немного улучшилось, когда она забеременела. К тому же все вокруг не переставая твердили, что это непременно будет мальчик. Такие прогнозы делались по форме живота моей матери, по тому, на каком боку она спит, какое ухо чешет, сколько раз чихнет и т.д. и т.п. Но к великому несчастью моего отца, прогнозы не оправдались, и родилась я. Это в который раз доказало, что не стоит слепо верить народным приметам, какими бы надежными они ни казались. Отец даже не взглянул на своего новорожденного ребенка, и меня сразу же передали кормилице. А у моей матери открылось кровотечение, которое не смогли остановить.

   Отец недолго горевал, если горевал вообще, и уже через месяц после смерти первой супруги женился повторно. Обо мне же он решил и вовсе не вспоминать, полностью отдав меня на воспитание моей кормилице. Ее собственный ребенок родился мертвым, и всю свою любовь она и ее муж отдавали мне. Так что на тяжелое детство я жаловаться не могу.

   Кроме того, новая жена моего отца родила ему долгожданного наследника, чему, надо сказать, я была несказанно рада, ведь теперь за моей жизнью никто, кроме семьи кормилицы не следил, и я могла делать все, что мне заблагорассудится. В пределах разумного, конечно. Меня никто не заставлял носить юбки и играть в куклы. Я целые дни проводила с местной ребятней, лазя по деревьям, стреляя из рогатки и лука, удя рыбу, собирая ягоды и грибы, и делая набеги на клубнику из соседних огородов. Моего же младшего брата холили и лелеяли. Он очень быстро рос, причем в основном вширь. Мальчик родился с отменным аппетитом, а в доме ему вообще ничего не запрещали.

   Нет, у меня не было злой мачехи и двух вредных сводных сестер, или в моем случае вредного сводного брата. Они не заставляли меня работать днями и ночами. Иногда мне даже казалось, что они попросту не знали о моем существовании.

   Когда мне исполнилось семь лет, у меня начали проявляться необычные способности (необычные потому, что ни со стороны матери, ни со стороны отца не было тех, кто бы хоть немного владел магией). Кормилица знала, что с этим делать и отвела меня в лес. Нет, не подумайте ничего плохого. Не для того, чтобы оставить меня там не съедение голодным волкам, а чтобы познакомить со своей троюродной теткой. Которая и стала моей Наставницей. Еще шесть лет она обучала меня мастерству гадалки.

   В доме об этом никто не подозревал, иначе не сносить голов ни мне, ни кормилице, ни Наставнице. В тех краях истинную гадалку почему-то считали темной ведьмой и старались обходить стороной. Но она и не возражала против такой репутации. Так она могла доживать свой век в тишине и спокойствии. Правда, когда на пороге ее хижины появилась я, и о тишине, и о спокойствии пришлось забыть.

   В доме обо мне вспомнили лишь тогда, когда мне исполнилось тринадцать. И то только потому, что по закону меня уже можно было выдавать замуж. Жених сыскался очень быстро. Моего мнения по этому поводу, разумеется, никто не спрашивал. Вскоре и свадьбу назначили, и гости начали потихоньку съезжаться, а меня все больше и больше охватывало отчаяние. Своего жениха я видела только издалека. Все, что я могу о нем вспомнить, так это то, что он был очень высок.

   Я рыдала, когда портниха подгоняла по моей еще не совсем оформившейся фигуре свадебное платье моей матери. Однажды ночью, как раз за день до торжества, я, не выдержав больше напряжения, убежала в лес к моей любимой Наставнице. Та сразу же поняла, что случилось и, ничего не спрашивая и не упрекая, провела надо мной несколько обрядов. После чего, снабдив всем необходимым, отправила в вольное странствие.

   И я, и она знали, что мы больше никогда не увидимся.

   Из терзающего душу потока воспоминаний меня вырвал обеспокоенный голос Гелаты:

   - Кира, все хорошо? Может, еще чаю? Печенья?

   Я медленно опустила глаза на сиротливо стоящий на столике поднос. Не осталось даже намека на то, что здесь когда-то лежало печенье. Каким-то образом я умудрилась не оставить ни одной крошки. Это действительно я так постаралась? Переполненный желудок подтверждал мое предположение. Нет, это уже какое-то свинство с моей стороны получается. К сожалению, выпечку вернуть уже было нельзя. По крайней мере, в первозданном виде.

   Пристыдив свою дремлющую совесть, я начала лихорадочно соображать, чем же я смогу отплатить за доброту этой милой женщине. Конечно, можно было бы списать съеденное на издержки производства, но возле меня уже лежали деньги, заботливо завернутые в носовой платок с изящной вышивкой. Гелата полностью оплатила мои услуги и даже сверху немного доложила. Как бы это иронично в данной ситуации не звучало, на чай. Внезапно в мою бессовестную голову робко постучала интересная мысль.

   - Спасибо, я уже наелась. Гелата, освободи стол.

   - Зачем?

   - Я тебе сейчас гадать буду.

   - А ты умеешь?

   Ой, я совсем забыла, что сейчас я в образе Киры, а не Кассиопеи.

   - Умею. Меня госпожа научила.

   - А на что гадать будем? - голубые глаза Гелаты вновь посетил интерес к жизни.

   - На суженого-ряженого, конечно!

   Женщина недоуменно на меня посмотрела, подумав, что перед ней умалишенная. Она никак не могла понять, как можно сейчас думать о собственной личной жизни, когда у нее умирает дочь. Однако она ничего не возразила и молча пила чай, пока я делала расклад.

   - Сними колоду левой рукой. Да. А теперь вытащи четыре любые карты. Четыре, не пять. Так. А сейчас посмотрим, что у нас получилось.

   Мы обе разглядывали фигуру из карт в виде ромба. Она с вежливым интересом, а я с рвущейся наружу радостью. Ничего себе! А Гелата у нас, оказывается, сердцеедка. Кто бы мог подумать.

   - Что ты видишь?

   Много чего вижу. Но большую часть все равно не расскажу. Если человек будет знать все, что ему предначертано, то ему станет неинтересно жить. А это ни к чему хорошему привести не может.

   - Скоро. Очень скоро в твоем доме и в твоем сердце поселится любовь...

   - Да ну, - отмахнулась Гелата. - Зачем мне это? В мои-то годы...

   - Нормальные годы. Столетние старушки и те удачно замуж выходят, а тебе и вовсе грех жаловаться!

   Она снова пожала плечами, нахмурив брови, но было заметно, что мои слова ей польстили. Ох уж мне эти женщины!

   - Гелата, только будь осторожна.

   - То есть?

   - На твоем пути я вижу троих, но только один из них принесет тебе настоящее счастье.

   Из вещь-мешка я достала маленький перстенек с таким крошечным изумрудом, что его можно было хорошо рассмотреть разве что под увеличительным стеклом.

   - Носи его, не снимая, и он поможет тебе сделать правильный выбор.

   Гелата покосилась на мой подарок и покачала головой.

   - Как я его надену? Он же мне даже на мизинец не налезет...

   - А ты сначала попробуй.

   Не особенно веря в успех, Гелата попыталась надеть колечко на свой указательный палец.

   - В пору... - она растерянно посмотрела на свою руку.

   -А я что говорила!

   - Но к-как?

   Я не стала вдаваться в магические подробности и лишь посоветовала:

   - Лучше всего носить это кольцо на безымянном пальце левой руки. Так ближе к сердцу.

   Гелата кивнула и, наконец, решилась задать вопрос, который волновал ее больше всего:

   - Моя девочка бу...

   - Не знаю. Правда, не знаю.

   Мне было очень тяжело смотреть в печальные почти пустые глаза матери уже лишившейся одной дочери и боящейся потерять вторую.

   - Я понимаю, - еле слышно сказала она.

   На прощание Гелата дала мне еще мешочек своей наивкуснейшей выпечки. На этот раз мне стыдно не было - это печенье я отработала. Вообще-то, халяву я люблю, но когда она мне перепадает от милых и искренних людей, признаться, я немного теряюсь.

   Перед уходом из этого гостеприимного дома я случайно глянула на висевшие напротив входной двери часы с кукушкой. И это пернатое создание писклявым голоском противно прокуковало ровно двенадцать раз. Батюшки святы! Да сейчас же наверняка возле моего временного жилища самое настоящее столпотворение. У меня, конечно, есть склонность к преувеличению, но в данном случае мое предположение оказалось недалеко от истины.