Возле лестницы, ведущей на второй этаж, где располагались комнаты для постояльцев, я обнаружила некое подобие сцены. Там на низеньком табурете сидел древний бородатый старичок в одеянии больше похожем на пижаму и меланхолично тренькал на непонятной мне смеси гитары и арфы. Это ж в каком кошмаре создателю сего инструмента могло привидеться такое чудовище? Но звук получался приятным, и я решила не судить по внешнему виду. Так многие делают, а потом горько жалеют, что поверили первому впечатлению. Сама грешна.
Перехватив мой взгляд, старик с несвойственной для его возраста прытью бросился ко мне. Правда, только после того, как удостоверился, что его инструмент надежно подпирает стенку и наоборот.
- О! Пшекшашнейшая леди! - зашепелявил дед, а я вновь заозиралась в поисках мифической особы. - Ка жешь я рад, шо ты пошетила нашенское жахолустье! Пшекрашная леди, добро пажалавать!
- Здравствуйте! - вежливо поздоровалась я с воздухом, потому что неугомонный дедок уже был за моей спиной, пристально изучая мой зад. После чего, довольно хмыкнув, шлепнул меня по оному.
- Эй!
- Хавоша! - вынес вердикт старый пень, довольно потирая морщинистые руки и причмокивая губами. - Ошень хавоша!
- Сама знаю! - буркнула я. Зря я, что ли столько дорог исходила? Моим мышцам мог бы позавидовать любой атлет.
- Не шерчай, кшасавица! Я ж не ша жла. Я ж шамый главный ченичель кшасоток. Ахтарычем меня жвать. Так меня вше тут кличут. Мужыкант я мештный.
- Зараза ты местная, - пробормотал ближайший к нам мужчина, а его спутница согласно кивнула.
Я только улыбнулась, старик же и вовсе не обратил на них никакого внимания. Скорее всего, его тут и похлеще называли.
- А тебя, желеноглажка, как кличут?
Ничего себе. Как он смог разглядеть цвет моих глаз? Я же обряд провела, чтобы никто их разглядеть не мог. Профессиональная необходимость. Мне ведь приходилось играть разные роли. Я недоуменно посмотрела на старичка. Но тот лишь хитро мне подмигнул.
- Кира я.
- И надолго ль ты к нам, кшасавица?
- Этого я пока не решила.
- А зашем пшыехала-то? Нетути тут у нас ничаво хавошего. Вертала б ты взад, девонька. Жло тут у нас ражвелось. Штрашное! Аж как кшапивица тута.
Но я его не слушала. Меня сейчас занимал совершенно другой вопрос.
- Ахтарыч, скажи: а гадалки тут у вас есть?
- Нетути. Ты первая будешь.
- А... Откуда...
Вредный старикан меня снова проигнорировал. Он поманил меня за собой и подал знак скучающему в углу худощавому парнишке-разносчику следовать за нами. Усевшись за самый дальний столик, Ахтарыч сделал заказ, пока я устраивалась на противоположной лавке.
- Кувшин медовухи. Неражбавленной! И два кубка. Кшасавица платит.
Я поскрипела зубами, но кивнула. За информацию нужно платить. Зевнув, парнишка поплелся выполнять заказ, цепляясь ногой за ногу.
- Ты жря сюды пшыехала, - доверительно сообщил мне дед, пытаясь под столом погладить меня по коленке. Я наступила ему на ногу, и тот, охнув, прекратил свои приставания. Во всяком случае, на время. - Вот ешли бы ты годков на шорок постарше была. А так...
И он захрапел, повесив голову на грудь. Я не выдержала и пнула его под столом. Не сильно, но старик проснулся и заозирался по сторонам.
- А? Шо?
- Что так?
- Ась?
- Ты говорил, что я рано сюда приехала.
- Агась, Агась. Рано. Тут девки младые мрут как мухи. Ужо и полапа... В шмышле, пошмотреть не на кого.
- А что случилось?
- А холера его ражберет. Пошитай ужо год как молодухи помирают. Тока молодухи. Старух ента жаража не берет, шоб ее.
Старик ненадолго умолк, потому что к нам как раз подошел разносчик с тяжелым подносом в руках. Потребовав плату вперед, он, горделиво задрав нос, удалился. Я принюхалась к содержимому кувшина. Разбавил-таки гад. Ну, ничего, сегодня ему приснится злой бабайка, который очень не любит, когда обманывают честных потребителей. Таким же образом я отучила торговок в одном небольшом городке, который я как всегда просто мимо проходила, продавать уже подпорченные товары. Теперь то место славилось честной торговлей. Не могла же я оставить без внимания то, что из-за одной такой торговки у меня полдня крутило живот. Зато теперь и этот парнишка станет расторопным и услужливым. Неплохо было бы за это с трактирщицы денег стребовать, но подозреваю, что разбавлять напитки он не сам научился. А потому я и бесплатно поработать могу -- я сегодня добрая.
Когда-то я хотела запатентовать этот метод исправления нечестных на руку торгашей, но справедливо рассудила, что тогда экономике нашего государства пришел бы полный кирдык, что бы это ни значило. Заговор-то совсем простенький, и я думаю, что его не раз использовали в этих целях. Поэтому я решила поступить так же, как и мои мудрые старшие коллеги, то есть не вмешиваться. Иногда это самая лучшая тактика.
- А как это происходит? - я продолжила расспросы, пока старик снова не уснул.
- Одкель ж мне жнать? Меня ж к девкам не пущають. А хоронют их ужо в жакрытых гробах.
Интересно девки пляшут. Что ж это получается, люди добрые? Я что сама сюда за своей погибелью пришла? Ну уж дудки! И барабаны. И то струнное чудовище, с которого дедок не спускает правый глаз. Не на ту напали - я сама кого хочешь изведу.
Допив второй кубок, мой первый знакомец в Зевске, если забыть о нерадивой городской страже, вновь уронил голову на грудь и сладко захрапел. Я еще немного посидела, поглядывая на посетителей, которые разбредались по комнатам на втором этаже. Оказалось, что здесь не было никого кроме меня, кто бы просто пришел сюда с улицы. Занятненько.
Оставшись в гордом одиночестве, если не считать сладко посапывающего Ахтарыча и протирающей кубки трактирщицы, я доцедила последнюю каплю медовухи и встала, направившись к стойке. Хозяйка упорно делала вид, что меня не существует.
- Уважаемая, - обратилась я к ней. - Скажите, пожалуйста, нет ли у Вас свободной комнаты?
Женщина даже не взглянула на меня.
- Уважаемая?
Ноль реакции.
- Уважаемая!!!
Нахалка вообще повернулась ко мне спиной. Я мысленно запыхтела, но внешне ничем себя не выдала. Ничего, я знала, как с такими особами нужно разговаривать.
- Десять медяков плачу, - вкрадчиво объявила я.
- Таки милости просим! - заулыбалась трактирщица, снова повернувшись ко мне передом. Ее лицо светилось как новенькая монета. - Меня Аглаей звать. Если чаво - не стесняйся обращаться. Кстати, я тебе самую лучшую комнату отдаю. Ей-ей! Ты уж мне поверь! Как от сердца отрываю. Сердечко-то у меня ой какое слабенькое...
Я понимающе кивнула и достала из вещь-мешка не десять, а двенадцать медяков, чтоб уже наверняка. Хозяйка просияла как двадцать заговоренок и торжественно вручила мне тяжелый ржавый ключ. Такие обычно прилагаются к амбарным замкам. Видимо этой комнатой уже давно никто не пользовался. Что ж, посмотрим.
Поднявшись наверх, я только на ощупь смогла отыскать нужный мне номер. В этом трактире явно экономили на освещении. Еще несколько минут я упорно сражалась с таким же ржавым, как и ключ, замком. Но упрямая железяка и не думала сдаваться. Поэтому я, предусмотрительно убедившись, что за мной никто не подсматривает, пошептала немного над замком, и тот с тихим скрипом открылся. Я с облегчением вытерла рукой вспотевший лоб. Зря я это сделала: я почувствовала, как на моем лице появилась противно-рыжая полоса.
В номере было темно хоть глаз выколи. Притом обязательно тому, кто эту комнату проектировал - здесь не было ни одного окна. Порывшись в вещь-мешке, я вытащила свою заговоренную свечу. Ну и ну! Если это лучшая комната, то, что же тогда творится в остальных? Или трактирщица специально для меня так расстаралась? Везет же мне на полупустые комнаты: одноместная кровать, сундук максимум на три платья (или два, если с подъюбниками) и умывальник, к которому даже страшно подойти. А вдруг оттуда что-нибудь выпрыгнет? Что-то страшное, зубастое, клыкастое и охочее до людской плоти. Так меня в детстве Наставница пугала, когда я не хотела наводить чистоту в ее хижине. Не думайте, я люблю убираться. Подальше от уборки.