Не успеваю открыть рот, как меня затыкают поцелуем. Страстным, горячим. Я кусаю губы, сминаю своими. Ему больно, но он не отстраняется, еще теснее жмется ко мне. Отклоняется, глаза в глаза. Как в зеркало смотрю. Там все: любовь, обида, боль, страх, счастье, страсть и нежность. В моих он видит то же самое.
Не выдерживает. Слезы катятся из красивых голубых глаз. Вжимается в меня всем телом. Страшно? Сейчас ему страшно, что мог потерять меня из-за своей глупости, что мог больше не увидеть. Всю злость как рукой снимает. Бестолочь ты моя любимая.
- Развяжите.
Май помогает мне с веревками.
Обнимаю подрагивающее тело, сжимаю в своих объятьях. Глажу по спине, шепчу милые глупости вперемешку с матами. Он кивает, со всем соглашается и кивает. Провожу руками по бокам.
- Ай, ой.
И закрывает себе рот руками. От слез не осталось и следа. Что это? Страх?
- Щас не понял.
Задираю на нем толстовку вместе с майкой и хуею. На весь левый бок тянется полоска широкого лейкопластыря.
Май пятится за спину Рэя.
Отдираю полоску по сантиметру. Боюсь увидеть, что под ней. Это что за рана такой длины? Пот выступает на лбу. Сердце разгоняется как ненормальное и останавливается. Одним рывком сдираю пластырь.
- Ты совсем охренел, придурок?
Татуировка. Узор с какой-то надписью, очень красиво и на стройном теле смотрится просто шикарно. Но кто ему разрешал портить мое тело?
- Сюрприз, блять.
Шипит, ему больно. Так тебе, сволочь безмозглая. Узнаю, кто сделал - убью.
- Ух ты, красота какая.
Лизка тычет пальцем в самую ранку. Обнимаю свою бестолочь, закрываю его ото всех. Мое.
Май мечтательно посмотрел на Рэя.
- Только попробуй, я ее тебе потом наждачкой самолично сведу.
Весь настрой пропал моментально.
Встаю и тяну мелкого в комнату. Перекидываю через колени, сдираю штаны и его же ремнем разукрашиваю задницу в ярко-красный цвет. Не вырывается, бесполезно. Затем целую в покрасневшую ягодицу и иду в душ. Мне полегчало, а он заслужил. Еще бы Маю всыпать, но думаю, Рэй сам разберется.
Выхожу, когда все уже сидят за столом и пьют кофе. Свят стоит. Сажусь на свободное место и хлопаю себе по коленям.
- Спасибо, постою.
Обиделся. Лучше обижайся, чем по Америкам путешествуй. Лизка обнимает его, притягивая к себе. Май хмуро на меня смотрит. Неужели переживает за друга? Морда кирпичом. Пью кофе.
- Маюшка, поцелуй, где болит.
Рэй подавился кофе, все остальные сделали вид, что ничего не слышали. Тишина.
- Как вы из дома вышли, конспираторы? – этот вопрос интересовал меня уже давно. Свят всегда собирается как слоненок. Поэтому он сначала будит меня, а уж потом начинает собираться, иначе я его убил бы.
- Сначала ушел Рэй, потом я отсосал Маю, оделись и вышли. Все.
Теперь кофе подавился Май, я последовал его примеру.
Я смотрю на Свята, он - на Лизку, тот - на Рэя, Рэй - на Мая, а Май - в кружку с кофе. Замкнутый круг, блять.
- Всем привет!
Поворачиваемся к двери. Входит Петрушка, счастливый, что аж тошно.
- Пиздец тебе, мелочь, – Рэй шипит Маю, притягивая его к себе за волосы. Май кивает.
- Какие новости с фронтов?
Лизка аж расцвел.
Петрушка, проходя мимо Свята, хлопает того по заднице, Свят вскрикивает и подлетает ко мне. Петруша завис.
Обнимаю своего котенка, стараясь не задеть татуировку.
- Короче, предки ваши от вас отказались, они пока не в курсе, но им сообщат. Ваш официальный опекун - Рэй.
Наш опекун чуть не ебнулся со стула. Святуся захлопал в ладоши. Май улыбнулся.
- А почему не Лизка? – полушепот-полустон, а в глазах такая мольба о помощи.
- Он же не самоубийца с ними жить. Так вот, предки ваши в быстром порядке покинули Россию. Больше вы их не увидите. Они очень раскаиваются. Я им сообщил, что они вас перепутали, так такое шоу было. Академию ту прикрыли, какой-то умник стер все их обеспечение, а проверку они не прошли. Там такое было замешано, что лучше туда не лезть. Все, живите спокойно. Лизка, пошли, с тебя благодарность.
Их как ветром сдуло.
Переживал ли я за родителей? Нет. Было ли мне плохо? Да нихуя. Мне охренеть, как хорошо, а щас будет еще лучше, нужно только до спальни дойти.
Май подходит к нам и обнимает обоих, утыкаясь мне в шею. Рэй улыбается какой-то печально-обреченной улыбкой. Да, нелегко ему будет с нами тремя. Свят переплетает свои пальцы с моими, крепко сжимает до боли. Вот она идиллия, вот она семья. Те, кто дорог, те, кто тебя любят, кого любишь ты. Кого готов защищать и подставляться за них. Ведь не важно, кто тебя родил, кто воспитал. Важно, чтобы в трудную минуту они были рядом. И они рядом, что бы ни случилось, а случиться же может многое, на то она и жизнь.