Странная походная служба наконец закончилась. Затушили свечи и лампады, свернули шатер. Олаф подошел к Вигфуссу и по-отечески сжал его плечо.

           — Что ж, ты принял мудрое решение. Теперь ты и твои люди будут под защитой. Моей и Бога. Я поклялся пред его ликом, что принесу процветание на земли своих отцов. И, воистину, это будет так. А ты стал первым союзником моим в очищении священной Норвегии от скверны грешного конунга, насквозь пропитанного ядом похоти и отравой беззаконья.

          — Надеюсь я, доволен остался ты приемом на наших берегах? — вымучил Вигфусс заискивающую улыбку.

          — Нет печали большей, чем покидать столь гостеприимные края. Но нет на свете и большего счастья, чем неизведанный путь в родные земли. Путь к счастью для народа, чьей кровью предопределена твоя судьба. Поэтому приказал я готовить корабли, — мягко проговорил Олаф. Заметив же, как расслабился ярл, убедившись в скором отплытии гостя, Трюггвасон сверкнул белыми зубами и не менее добродушно добавил: — И, конечно же, в награду за оказанное тобой гостеприимство, я приглашаю сына твоего отправиться с нами. Он поплывет на моем корабле, среди ближайших моих приближенных.

          — Я… — подавился воздухом Вигфусс при мысли о расставании с единственным сыном, единственным наследником, — мы ценим оказанную честь. Я передам Валпу* ваше предложение, и он немедля начнет собираться.

          Глядя вслед удаляющемуся ярлу Оркнейских островов, Олаф испытывал глубочайшее удовлетворение: пусть Вигфусс его пока и не принял, не покорился всем существом своим, но ослушаться не посмел. Кто знает, возможно ли вообще добиться от викинга безоговорочной веры и преданности, присущих домашним псам, но повиновение уже дорогого стоит.

<center>***</center>

          Частые осторожные шаги Ивара не предвещали ничего хорошего. Ярл еще не открыл дверь, а Норд уже весьма живо представил его узкое угрюмое лицо с глубокими морщинами на лбу и между бровей, тонкими бледными губами и кривым шрамом на подбородке. Старик никогда не источал довольства жизнью и веселья, но сегодня он был смурнее тучи.

          — Собирайтесь.

          — Куда? — сощурился Норд.

          — Хакон пригласил меня на празднование Мабона*.

          — Что не так? — вскинулся Торвальд. — Зачем уезжать?

          Норд присмотрелся к лицу Ивара и кивнул.

          — Когда и куда?

          — Вечером. Мои люди проводят вас. Я же отправлюсь завтра, с восходом солнца. И пущу двух слуг обходной дорогой в сторону Медальхуса.

          — Куда? — настойчивей повторил Норд, аккуратно складывая чистые рубахи.

          — В Лундар. К Орму. Он простой бонд, но дом его крепок и друзья многочисленны. Там безопасно.

          — Он примет нас?

          Ивар хохотнул:

          — Он владеет величайшим сокровищем — звездой Лундара. А конунг наш падок на такие сокровища. И Орм опасается… Он рад принять под свой кров тех, кто готов обезопасить его жену.

          — Тогда… люди Хакона уже здесь?

          — Передав приглашение, они не ушли. Точнее ушли, но весьма недалеко. Глупцы: надеялись, я не замечу.

          — Сколько?

          — Всего трое.

          — Других нет?

          — Обижаешь ты меня, юный Норд.

          — Сможем уйти незаметно?

          — Легко. Я приказал не трогать их, ни к чему нам конунга тревожить. Но вот подослать пару болтливых мужиков — легко. Может, что и заподозрят, да вот куда вы двинулись, сроду не определят. Теперь часты дожди — уже завтра след даже собаки не учуют.

          — Вели собрать воды и хлеба.

           Ивар кивнул:

          — Все будет, — и вышел.

          — Почему бежим? От кого?

          — Один Всемогущий! Торвальд! Нас защищают отнюдь не стены этого дома, а имя Ивара. Сам Ивар.

          — И…

          — Что «и»? Ивар уедет — они спалят поместье. Со всей прислугой. И нами.

          — Что ж мешает сейчас устроить пожар? Чего они ждут?

          Норд встряхнул темный шерстяной плащ, придирчиво оглядел его и кинул на лежак.

          — Спалят Ивара — шуму будет… не меряно. А так: он по приглашению уедет, дом оставит. Откуда огонь взялся, ну или почему кров там обрушился, никто сроду не прознает. А даже если и догадается умник какой — так конунга никто обличать не станет. Побоятся. А нам Олафа дождаться надобно. Вот как прибудет, так и зубами щелкать станем. А пока — тише воды.

          И бесшумными ночными воришками, сопровождаемые верным бондом Ивара, ушли заговорщики в ночную тьму. Мокрая от частых дождей начала осени земля противно хлюпала под мягкой обувью, а холодные капли, срываясь с потревоженной листвы, крошечными слизнями заползали за шиворот рубах. Света звезд и купающейся в облаках луны не хватало, и Торвальд то и дело оступался, поскальзываясь на склизкой грязи. Он начинал ругаться, поминал недобрым словом причуды северной природы и чересчур часто взывал к Локи и его отродьям. Норд же незло посмеивался и ловил друга под локоть.

          В какой-то момент вспомнился пресловутый Манчестер и отравление, когда так же шатко, то и дело заваливаясь, двигался Норд, плывущий в вязком сером тумане. Вспомнив горячечные сны, Норд сильнее сжал пальцы на руке Торвальда и прижался ближе к теплому плечу. Торвальд кинул на него удивленный взгляд, но ничего не сказал, только высвободил локоть и приобнял, будто бы для устойчивости.

          — Далече еще идти-то? — спросил Торвальд у молчаливого проводника. Тот замер, тряхнул кудлатой седой бороденкой и пробасил:

          — Скоро на ночлег станем. А топать еще много нам: завтра день да по ночке еще.

          Костер разводить не стали — оно вроде и не опасно, но и привлекать внимание не хотелось. Зверье в это время года тоже сытое, довольное, не станет на человека кидаться. Укутавшись в колючие влажные плащи, легли на пожухшую траву.

          Стуча зубами, Норд в который раз проклинал свою мерзлявость и местную погоду. В такие моменты он особенно остро чувствовал, что является чужаком на этих землях, равно как и на английских. Какая-то гадкая тоска накатывала, с головой накрывала. И Норд сам себе казался совершенно ненужным, лишним. Будто каждый был не просто так рожден, а он нечаянно, без умысла высших сил на свет явился. Вот и глупо, и смешно, но душу порой дерет — хоть вой. Дождавшись, пока провожатый мерно захрапит, Норд перекатился поближе к Торвальду. Родное тепло и сердце, бьющееся в наизусть выученном ритме, заставляют поверить — есть причины жить, и дом есть. Просто он не где-то, а с кем-то. Вот с этим викингом рядом. Лишь рядом с ним не страшен холод.

          Засыпая, Норд лениво подумал, что утром надо будет встать раньше человека Ивара.

<center>***</center>

           — Отец забавляется с очередной красоткой? — задорно поинтересовался Эрленд, нависая над сидящим у стены сарая Тормодом. — Не надоело тут сидеть?

          Тормод медленно поднял голову и вцепился глазами в лицо Хаконсона. Тот смотрел спокойно, расслабленно, но все же где-то в совершенных чертах пряталась смешинка. Кивнув самому себе, Тормод отвел взгляд:

          — Да. Притащил еще вчера. Она все кричала да мужа звала. Мне надоело слушать, вот я и ушел.

          — А тут сидеть еще не тошно, а?

          — Да… а что еще я мог поделать? — рассеянно спросил трэлл, рассматривая нитку, вылезшую из рукава.

          — Ты мог прийти ко мне.

          От ровно произнесенного предложения Тормод вздрогнул. Было у этой фразы двойное дно, хитрость какая-то. Хотя… какая хитрость, если ясно все как светлый день? Просто вслух сказать, напрямик, страшно.

          — Зачем?

          — Я думаю, мы бы что-нибудь придумали, — сам не ожидая, Эрленд выделяет «мы». — Например… хочешь прогуляться? До города далековато, но если взять коней… Ты же умеешь верхом?