Странным образом эта традиция, внушенная чувством мести со стороны романтиков, оплакивавших гибель аристократии, пережила великие достижения эпохи XVI века, заглушила суждения более прогрессивных современников Ивана IV и повлияла в сильнейшей степени на историков XIX века. Грозный царь закрепился в старых школьных изображениях как жестокий тиран по преимуществу; все его крупные деяния отошли на второй план; все его заслуги по расширению и внутренней организации Московской державы и борьбе с изменниками оказались забытыми.
Русский народ дал совсем иную, глубоко мудрую оценку личности Ивана IV, выразивши ее в прозвище «Грозного». В иностранной исторической литературе смысл этой характеристики совершенно искажен переводами — Iwan der Schreckliche, Jean le Terrible, что означает «страшный», «ужасный», чем и подчеркивается обвинение Ивана IV в жестокости. В XVI в. в великой Московской державе «Грозный» звучало величественно и патриотично. Прозвища это прилагалось уже раньше к Ивану III: и дед и внук были могущественно-грозны, сокрушительно-опасны для врагов народа и государства, как внешних, так и внутренних.
. Наследство Ивана III
Из всех европейских народов наибольшее искусство и энергию в борьбе с азиатскими воителями проявили великороссы, организовавшиеся в Московскую державу. Здесь, быть может, самая трудность задачи, необычайно опасное положение на юго-восточной окраине создали изумительную по своим политическим; и военным достижениям, по своей стойкости и выдержке школу.
1
В непрерывной борьбе с внешними врагами, наступавшими из Азии, Москва выработала учреждения, в которых было много общего со стратегией, вооружением, крепостными сооружениями, дорожной системой и административной практикой больших азиатских империй. Такой поворот вовсе не был попятным движением, не был огрубением, впадением в варварство. Никоим образом не следует забывать, что великий Азиатский материк был ареной культур более старинных, чем культура европейская, что в течение раннего Средневековья — от VIII до XIV века — Азия далеко превосходила Европу своими богатствами, широким развитием обмена, техникой, просвещенностью: арабы были учителями романо-германцев в торговле, науке, философии; монголы перенесли в Европу китайскую артиллерию, затем систему государственных дорог и почты, в свою очередь унаследованную ими от более старинных держав.
К заимствованным у противника формам в Московском государстве присоединились с течением времени оригинальные учреждения, которые, однако, строились в духе тех же образцов централизованной военной монархии. Отсюда некоторые черты сходства Москвы с Оттоманской империей, последним крупным созданием азиатских воителей, занявших господствующее положение на Леванте. Сравнение Москвы с Турцией напрашивалось постоянно и у русских и у западных наблюдателей; Иван Пересветов, подававший московскому правительству в эпоху молодости Ивана IV проект уничтожения аристократии и введения неограниченного правления, ссылается на порядки турецкого султана Мухамеда, считая их образцовыми.
Иностранцы видели в сходстве Москвы с Турцией главное основание для нападок на русские порядки. Анонимный французский либеральный писатель времен опричнины Грозного находит, что во всех государствах существуют учреждения для охраны закона, для защиты народа от тирании, кроме Московии и Турции. На ту же тему очень любят говорить и английские наблюдатели, Горсей и Флетчер: для них, не понимающих системы московского управления, она сводится якобы к произвольным капризным действиям, граничащим нередко с самодурством и не встречающим сопротивления в «варварском» обществе, которое такого управления вполне заслуживает.
Однако есть и такие учреждения в «азиатской деспотии», которые вызывают зависть западноевропейцев, поражают их воображение. Таково устройство дорог и ямской гоньбы, служившей наблюдению за краями, не вполне замиренными, а также пересылке грамот и проезду послов, — система, выделявшая Московскую державу из всех европейских государств того времени. Быстрота сообщений и роскошество перевозочных средств изумляли иностранцев. Герберштейн передает, что его служитель проехал 600 верст из Новгорода в Москву в 72 часа, имея возможность ехать без перерыва благодаря смене лошадей; когда он требовал 12 лошадей, ямщик приводил ему 30 и еще больше. Правительство знало цену этого административного орудия. Иван III в завещании детям требует сохранения ям (почтовых станций) и подвод на тех дорогах, которые были заведены во время его правления. В начале Ливонской войны Иван Грозный располагал великолепной организацией официальной почты, и о ней с увлечением рассказывает нюренбергская газета 1561 г. со слов дипломатической миссии, только что прибывшей из Москвы: «У царя в Ливонии, под Ревелем и Ригой, агенты, которые в пять дней доставляют сведения в Москву, так что двор московский осведомлен обо всем, что происходит у Балтики, и следит внимательно за делами Западной Европы».
В Москве XV–XVI веков наше внимание привлекает еще одна черта военной организации, которую также отмечали иностранцы: это — систематически, по широко задуманному плану, совершаемая подготовка больших походов, для осуществления которых заблаговременно вызывали из отдаленных областей и с окраин военные отряды, подвозили в известные пункты боевые орудия и запасы продовольствия и т. п. В ряду подготовительных операций для нанесения противнику сокрушительного военного удара и отнятия у него новой территории можно было наблюдать характерный для московской стратегии прием построения крепостей у краев границы или даже на самой вражеской земле. Так Иван III выстроил в 1492 г. Ивангород против ливонской Нарвы, подготовляя занятие финского побережья, к чему приступил его внук, Иван IV, шестьдесят шесть лет спустя. Преемники Ивана III таким же приемом подвигаются к Казани: Василий III строит Васильсурск, Иван IV — Свияжск. Имея в виду покорение Западно-двинского края, московские воеводы в 1535 г. строят другой Ивангород на Себеже, а в 1536–1537 гг. — Заволочье и Велиж. При заключении перемирия с Литвой эти крепости, как построенные на чужой земле, были ей уступлены; потом, отнявши у Литвы Полоцкий край, Грозный восстанавливает опять принадлежавшие раньше Москве укрепления. Из факта этого планомерного строительства видно, что проекты завоеваний разрабатывались при московском дворе задолго до начала кампаний и, без сомнения, с картами в руках (в одном из документов дипломатической переписки с Данией упоминается «козмография»).
2
Восточные традиции переплетались в Москве со старой классической школой, доставшейся великороссам в византийской оправе. Духовенство, как усердный хранитель греческой учености на Руси, питалось византийской литературой и устраивало свою жизнь и жизнь паствы своей согласно византийскому законодательству, преклонение перед авторитетом которого было необычайно. В 1531 г., во время суда над постриженным в монахи князем-ученым Вассианом Патрикеевым, митрополит Даниил, находивший большую вину подсудимого в произвольном обращении с Кормчей книгой, т. е. византийским церковным судебником, произнес многознаменательные слова: «А из той книги никто не мог изменить или поколебать что-либо, начиная от седьмого собора до крещения Руси, и в нашей земле та книга более 500 лет сохраняет церковь и спасает христиан и до нынешнего царя и великого князя Василия Ивановича не была ни от кого поколеблена».
Выступая в качестве идеального советника верховной власти, подготовляя правительству своих учеников для письмоводства и консультации, духовенство служило проводником юридических идей и административной мудрости Византии. Церковный судебник (Номоканон, или Кормчая книга), в котором заключалось и без того много гражданских законов, был окружен в библиотеках ученых иерархов подбором самых разнообразных светских уставов и законодательных правил из разных времен Византии от IV до XII века. Чего тут только не было! Вместе с Кормчей книгой переписывали так называемый Судебник Константина Великого, кодекс Юстиниана «Земледельческий закон», «Эклогу» иконоборцев, Льва Исавра и Константина Копронима, законы Льва Философа, «Прохирон» Василия Македонянина (носивший даже обруселое название Градского закона), новеллы царей Исаака, Алексея и Мануила Комнинов. Это был громадный и очень удобный справочник, служивший в то же время авторитетной опорой и вдохновителем идей для законодателя.
