Основные ошибки, которые совершаются отдельными зрителями в общественных местах, происходят по двум причинам: из-за того, что человек забывает основную цель своего похода, и, опять же, из-за желания поставить себя в привилегированное положение по отношению ко всем прочим.
Рассмотрим оба случая.
Вот человек, у которого произошла какая-то путаница с билетом. Кто-то сидит на его месте или ему продали по ошибке не на тот день. Это, конечно неприятно, но все такие случаи, как правило, улаживаются. И как неправа бывает жертва подобных мелких происшествий, когда начинает шуметь, скандалить, совершенно забывая, что пришел он сюда для отдыха, для развлечения и что зря портить себе и другим нервы нерационально.
После конца спектакля, когда все зрители, воздав аплодисментами должное исполнителям, все вместе направляются в гардероб, там возникает некоторая задержка, которая, впрочем, длится не более пяти-восьми минут. И вот у некоторых, наиболее хитрых и отсталых зрителей возникает «адский» план: а что если выйти из зала за пять минут до конца? Тогда можно одеться без очереди! И в самые напряженные минуты развязки, когда все зрители, затаив дыхание, еще следят за исполнителями, из разных концов зала поднимаются эти «хитрецы», которым наплевать на то, что они мешают смотреть другим, мешают играть актерам, и которым важно в сей момент только одно - опередить своих соотечественников… на вешалке, поскорей получив свои пожитки в гардеробе.
А глядя на них, и менее догадливые, но не менее бесцеремонные, наступая на ноги сидящим зрителям, тоже устремляются к выходу из зала. Раздраженные зрители, которым хочется досмотреть до конца, начинают кричать: «Тише! Безобразие!» и т. д. От этого шум в зале усиливается - и концовка сорвана.
Юридически театр не имеет права затруднять выход из зала зрителям, достаточно того, что он имеет и применяет право не впускать в зал опоздавших. Но общественное преступление таких зрителей не меньше, чем если бы кто-нибудь из слушателей концерта стал бы трубить в трубу в зале филармонии или пачкать сажей картины в музее. Во всех этих случаях равно гибнут произведения искусства на глазах у публики, которая хочет ими насладиться до конца.
Так что, дорогой читатель, если вы далеко живете, если вам не понравился спектакль или если вы так превосходите общую массу зрителей понятливостью, что вам все ясно, когда другие еще разбираются, - уйдите домой в антракте и никаких претензий вам никто не предъявит.
Полезно еще напомнить, что во время несчастных случаев в театрах, таких, как пожар, которые в наше время бывают, к счастью, очень редко, никто из зрителей не сгорает. Страдают лишь те, которых топчут и сбивают с ног невоспитанные зрители, устраивающие панику. Вот до чего доводят плохие манеры!
Многие вопросы о поведении в общественном месте каждый может решить для себя простым средством, полезным вообще во многих случаях, - это поставить в воображении себя на место соседа. Так, если вам удобно сидеть, положив ноги на кресло, стоящее перед вами, проверьте, понравится ли вам, если зритель, сидящий за вами, то же самое сделает с вашим креслом и уткнет носки своих ботинок в вашу спину. Если бумажка от конфеты при разворачивании во время действия издает громкий шорох, помните, что всегда кажется, будто своя бумажка шуршит не так громко, как бумажка соседа, но что это только кажется, а шуршат они одинаково…
Твой сосед по работе
Основные правила поведения людей на работе - в учреждениях, институтах, бюро и на производстве - обычно очень подробно изложены в «Правилах внутреннего распорядка», которые висят на видном месте между гардеробом и буфетом. Поэтому мы коснемся только тех вопросов, которые в этих правилах не указаны, но имеют немалое значение для самочувствия трудящихся на работе.
Основная особенность, служащая причиной многих недоразумений и требующая особого освещения в нашем трактате, состоит в том, что, с одной стороны, все сотрудники, от уборщицы до директора, - равны в своих правах как граждане Советского Союза, а с другой стороны, - все они находятся в определенном соподчинении и совершенно неравны в своих служебных правах. Так, например, если директор может уволить уборщицу, то уборщица не может уволить директора.
Казалось бы, что эта ясная формула равенства граждан при неравенстве их как служащих диктует столь же ясный вывод, что, подчиняясь по служебной линии, в человеческих взаимоотношениях я совершенно равен с моим самым главным начальником и с моим самым низкооплачиваемым подчиненным.
Однако эта ясная конструкция взаимоотношений нередко нарушается с двух концов одновременно: некоторые начальники свое служебное превосходство распространяют на все свое поведение даже в нерабочее время, а некоторые подчиненные свою подчиненность стараются распространить не только на работу… чем и укрепляют начальников в их «заблуждениях».
Такие случаи нарушения принципов демократии рождаются вначале под влиянием особых внешних обстоятельств (срочная работа, переутомленность, прорыв на производстве, ревизия и т. д.), а затем уже закрепляются как традиция. Можно перечислить некоторые, кое-где укоренившиеся традиции, которые стоит пересмотреть и, быть может, отменить.
Вот некоторые из них.
1. Ответственность, возложенная на нашего начальника государством и обществом, столь велика, бремя, лежащее на нем, столь неизмеримо, что от него, от начальника, нельзя требовать исполнения даже несложных человеческих обязанностей, как от простого смертного, а именно:
чтобы он отвечал, когда с ним здороваются подчиненные,
чтобы он вежливо разговаривал,
чтобы он сознавался в ошибках своего поведения и просил извинения за них.
Ведь все это может его отвлечь от выполнения его «титанических» задач. Кроме того, можно утешиться тем, что, когда наш начальник попадает к своему вышестоящему начальнику, он здоровается, говорит вежливо и охотно признает ошибки, если это надо.
2. Исключительное положение начальника среди его подчиненных дает ему право, притом ему одному, пользоваться в служебных разговорах теми выражениями, за которые в другом месте - на улице, в ресторане, на собрании - ему дали бы пятнадцать суток за хулиганство.
Эти колоритные выражения, как известно, никогда не помогают что-либо объяснить или уточнить. Таким образом, они являются своеобразным «искусством для искусства», проявлением «чистого эстетизма», замедляющим и засоряющим речь.
Некоторым начальникам - любителям такой «изящной словесности» - кажется, что так расцвеченная речь приближает к народным массам и устраняет возможность заподозрить их в принадлежности к интеллигенции. Но обычно это является излишней предосторожностью. Внезапное возрождение в просторных кабинетах с дубовыми панелями фольклорного языка волжских грузчиков времен «проклятого прошлого», не оправдываясь практически, может быть отнесено к явлениям моды. Но как раз эти явления вполне могут быть подвергнуты обсуждению и пересмотру. Нам кажется, что великий русский язык в тех пределах, в которых он принят в литературе, является вполне достаточным средством для взаимного общения и для тончайшего разъяснения своих мыслей собеседнику решительно по всем вопросам и по всем темам. Те руководители, которые тешат себя мыслью, что, переходя в своих кабинетах на нецензурную брань, они «находят общий язык с массами», совершают несомненный просчет. Особенно нелепо звучит этот набор атавистических словообразований в тех случаях, когда в эту моду втягивается какой-либо деятель культурного фронта, когда этим жаргоном пытаются вскрывать тонкие творческие вопросы: проблемы драматургии, анализ музыкального произведения или определение новых тенденций в советской архитектуре. А такие случаи, к сожалению, наблюдаются до сих пор.
3. В наше время, когда женщины уравнены в правах с мужчинами, в большинстве учреждений рука об руку работают лица обоего пола. При этом опять-таки в большинстве случаев руководящая должность занята мужчинами. Мы не будем касаться тех случаев, когда между сослуживцами обоего пола возникают дружеские, близкие отношения, так как эти случаи выходят за рамки нашего исследования. Но при обычной, нормальной обстановке сохраняет ли женщина на работе те привилегии своего пола, которые ей положены в культурном обществе?
