Прошло несколько месяцев, а с ними первый, острый страх, и благоразумие Лысана начала подтачивать мысль, что, может быть, таких курьеров, как эта девчонка, много. Он начал ревниво подозревать курьеров и окончательно потерял покой. Ему мерещилось, что они высиживают ему, Лысану, не все капсулы, а лишь часть, допустим половину, а потом идут к кому-то другому и высиживают остальное. И Лысан начал накачивать курьеров слабительным, заставлять часами сидеть на унитазе уже после того, как все капсулы выделены.
– Посиди, птичка, еще два яичка за тобой! – приговаривал Лысан, развалившись в кресле напротив корчащейся от сильнейшего слабительного жертвы.
Он не замечал, что от недели к неделе курьеров становилось все меньше и меньше, а голос человека, сообщавшего по телефону приметы курьеров и количество капсул, был все суше и злее. Лысан не догадывался, что старый Суарес в курсе всего, что делает он с курьерами, что теперь, прежде чем лететь куда-то, курьеры спрашивали, не встретит ли их там «лысый идиот», и найти человека, согласного лететь в лапы к Лысану, становилось все труднее.
В конце концов с одной из женщин, которую Лысан в течение пяти часов не отпускал с унитаза и накачивал новыми и новыми порциями слабительного, случилась истерика. Не привыкший разбираться в тонкостях психических состояний курьеров, Лысан начал таскать свою жертву за волосы, отчего у женщины начались судороги и конвульсии и она кричала так, что он, как ни старался, не смог заткнуть ей рот.
Лысан опять бросил квартиру и постыдно бежал. Женщина, правда, осталась жива, но скандал был опять громкий. Лысана срочно вернули в Баготу, и он стал выполнять несложную канцелярскую работу непосредственно в штаб-квартире Суареса. На Лысана махнули рукой. Сам Суарес в присутствии наиболее влиятельных членов клана назвал его «ополоумевшим кретином».
Казалось, Лысан до конца своих дней будет обиженно корпеть над работой, за которую платят гроши; казалось, он согласен со своей судьбой, потому что за годы руководящей работы скопил огромный, по понятиям среднего колумбийского буржуа, капитал. Но однажды Лысан стал свидетелем необычного скандала в офисе Суареса, во время которого старый вождь сыпал ругательствами в адрес более молодых членов «семьи». Речь шла о том, что дела крупнейшего конкурента Суареса в кокаиновом деле – нового клана Карреры – резко пошли вверх, а люди Суареса не могли даже предположительно указать причину такого взлета. Тогда же Лысан впервые услышал слово «Эль-Параисо».
А еще через две недели он во главе «ударной группы» летел над океаном в сторону этой неведомой, загадочной страны, и сердце вещало ему, что пробил его звездный час, что сейчас или никогда больше он станет человеком по-настоящему богатым, таким, каким должен быть человек, любящий деньги беззаветно и нежно.
Перед Лысаном была поставлена простая задача: выяснить, правда ли, что Луис Хорхе Каррера, родной племянник опаснейшего конкурента, наладил переброску «порошка» новым, нехоженым путем через морские и воздушные порты Эль-Параисо. Если это так, племянника Карреры следовало физически устранить, говоря проще, убить, предварительно постаравшись максимально выжать из него связи и явки.
Когда окрыленный Лысан выбежал из кабинета, Суарес тяжело вздохнул и сказал оставшимся в кабинете референтам и никогда не покидавшей его охране:
– Дай бог, чтобы наш Адам-потрошитель сумел хотя бы убрать этого парня. Хотя, может быть, он что-нибудь и разнюхает. В конце концов, мы ничего не теряем. Если его там придавят, не нужно будет ломать голову, что с ним делать дальше.
Специалистом по убийству, человеком, который непосредственно должен был убрать в случае необходимости Луиса Карреру, был назначен Алексис, считавшийся, кстати, самым ценным кадром из всей «ударной группы». Алексис неплохо зарекомендовал себя во время налета на явку конкурента. Он схватил двумя руками самого здорового врага и держал в своих медвежьих объятиях, пока другие не выпустили ему кишки.
Шакал также был из новобранцев «семьи». Он всего несколько недель работал в секции подслушивания, перехватывал переговоры полиции, устанавливал «жучки». В его задачу входило поддерживать радиосвязь и оказывать техническую помощь. На долю Лысана выпадало самое трудное – генеральное руководство.
Суарес вполне отдавал себе отчет в том, что у «ударной группы», как не без юмора назвал он Лысана и его людей, почти нет шансов на успех, ибо если племянник Карреры действительно ввязан в кокаиновое дело и сумел утвердиться в Эль-Параисо, на недоступной пока для «кокаиновых баронов» земле, то Лысан ни за что не сумеет справиться с ним. Но сам факт нападения на резидента Карреры был бы серьезным предупреждением конкуренту, после которого можно было бы попытаться в очередной раз договориться с Каррерой о разделе сфер влияния. Такие договоры, правда, нарушаются сразу же после заключения, но худой мир лучше, чем война…
Судьба ударной группы волновала Суареса не больше, чем растаявший прошлой весной снег в горах, окружавших его загородный дом. «Этот Адам-потрошитель мне до смерти надоел здесь, в нашем офисе, – признался старый Суарес, ни к кому специально не обращаясь. Если бы Лысан не улетал в Эль-Параисо, эта фраза в устах патрона равнялась бы смертному приговору. – Он смотрит на меня все время так, словно я должен ему десять песо…»
Из «порошкового дела» никто не уходил живым, поэтому надоедать Суаресу не следовало. Все, кто уставал и не мог или не хотел больше работать, почему-то сразу умирали. Особо заслуженным и близким к персоне главы клана людям могли иногда намекнуть, что для них наступило самое время испариться, добровольно, исчезнуть без следа. Но это были крайне редкие случаи. После такого намека обиженный член «семьи» мог переметнуться к конкуренту, нанеся при этом огромный вред клану.
Намекать Лысану, что он до смерти надоел Суаресу, никто конечно же не стал бы. Он исчез бы с лица земли просто и незаметно, так как не было на земле человека, которого хоть немного интересовала судьба Адама Бочорносо.
Послать Лысана в Эль-Параисо было самым простым, полезным и добрым решением, а Суарес считал себя человеком добрым или, по крайней мере, не таким жестоким, кровожадным чудовищем, каким изображали его газеты. В глубине души Суарес был уверен, что племянник Карреры не имеет к «порошку» никакого отношения и его появление на горизонте – не более чем недоразумение.
Несколько недель назад руководитель аналитической группы службы информации синдиката выдвинул идею, которую Суарес оценил как бредовую, однако не отклонил сразу. Бывший офицер контрразведки, большой знаток своего дела, он имел язвительное прозвище Джеймс Бонд и был полной противоположностью знаменитого агента – низенький, кособокий, с вечно сопливым носом и плачущими глазами. Он-то и предложил использовать в борьбе против клана Карреры компьютер.
Сначала в компьютер заложили информацию обо всех более или менее значительных фигурах в клане Карреры, благо досье на каждого из них велось годами. Потом компьютеру был задан единственный вопрос: кто из этих людей наиболее компетентен в выработке неординарного решения проблемы? Способность к неординарному решению была запрограммирована как главный критерий ответа на вопрос: кто?
Машина выдала три имени, и через два дня все трое близких соратника Карреры, действительно молодые, сообразительные и энергичные, были отловлены. Допросами этих людей Суарес занимался лично вместе с руководителем службы информации. Их пытали, накачивали препаратами типа «катализатора истины», но все это не дало никакого результата. Они не сказали ничего нового.
Всех троих пришлось ликвидировать. В ответ на это люди Карреры напали на штаб-квартиру Суареса, перебили полтора десятка «членов семьи», которыми Суарес по-настоящему дорожил. А еще через неделю старый гангстер получил информацию из США о том, что клан Карреры опять поставил на черный рынок огромную партию «порошка» и продает кокаин по явно демпинговым ценам. Розничные торговцы Суареса не могут продать ни грамма и перебегают к конкуренту.
