Ничто не вечно под луной. Клептон отчего-то решает больше не петь. Не очень хорошо с его стороны. Вместо него появляется симпатичная девица. Вполне ничего, только наши дикторши никак не могут избавиться от комплекса провинциализма. Девушка сообщает, что у нас в очередной раз поменяли правительство. В нашей стране это обычное явление. Как в Зимбабве. Сегодня вождь – Мумбо-Юмбо, завтра – Юмбо – Мумбо. И разницы никакой нет. От перемены мест слагаемых сумма в лучшую сторону не меняется. Веселится и ликует весь народ… Конец настал моей приятной неге…

Вздохнув, я открыла глаза. От резкого контраста между действительным и горячо желаемым немного закружилась голова. Жизнь ворвалась в мой приют, сверкая наглой и бесстыжей улыбкой. «Зараза, – подумала я, впрочем, беззлобно, – надо все-таки купить эту зеленую тарелку, широко рекламируемую народу. Как ее там называют? Ах да. НТВ-плюс…» Освобождение от рекламы и политики. Что более всего немило средней статистической единице? А вот эта самая ваша реклама и эта самая ваша политика. Со следующего неправедного обогащения покупаю. Тогда есть шанс почувствовать себя свободной от ненужных новостей. Обычно я к новостям отношусь нормально. Приятно поговорить с дикторшей, зная, что возразить она тебе все равно не сможет. А как бывает забавно высказать появившемуся на экране президенту свое недовольство повышением цен! Или пожурить Клинтона за фривольное поведение… Да и просто посмотреть, что там, за окнами, не началась ли уже зима… С теперешним климатом все возможно. Но – не сегодня. Если я сейчас увижу лицо нашего губернатора – меня вытошнит. Равно как и лики наших финансистов меня не обрадуют. Слишком свежи воспоминания о последнем деле.

Оно выбило меня из колеи. Если бы не светлый мальчик, встретившийся мне по дороге, я до сих пор находилась бы под негативным впечатлением о согражданах. Сегодня мне так хочется отдохнуть! Сегодня лучшие новости – их полное отсутствие.

Вставать не хотелось. Я пошарила рукой возле себя – пульта в пределах осязаемости не было. Где же он может быть? Этак я просто обречена на просмотр абсолютно не интересующих меня новостей. Ну нет, господа! Меня не заинтересует даже сообщение о третьей мировой войне!

– Пультик, – взмолилась я, – милый пультик! Пожалуйста, найдись!

Ну конечно… Он, как всегда, лежит на телевизоре… Никогда мне не избавиться от идиотской привычки класть его туда. Я вздохнула. Все-таки придется, придется тебе поднять с мягкого дивана свое изможденное тело, бедная Татьяна! Иначе не избежать твоему слуху новых сообщений об инфляции! И не только о ней. Хотя и ее обычно хватает для того, чтобы испортить день. А мне этого не хочется. Я вздохнула. Тяжелая необходимость оторвать измученный жизнью организм от приятного лежбища тяготила сверх меры. Но делать было нечего. На других каналах существовали наверняка миры иные, более отрадные и радующие взор, чем усталые лица сограждан. К согражданам приставали с бестактным вопросом, как они намереваются жить дальше. Они этого пока не знали. К тому же, как и я, не были уверены, что повышение цен в этом сезоне последнее. Однако врожденная воспитанность заставляла их держаться в рамках приличия. И лишь некоторые позволяли себе крепкие выражения. Я встала. Иначе я тоже начну эти самые выражения использовать. А мама мне этого не разрешает. Говорит, что я интеллигентная девочка. Я, правда, в своей интеллигентности бываю уверена не всегда.

Босыми ножками прошлепав по направлению к цели, я взяла вожделенный пульт в руки и уже приготовилась нажать на любую кнопку, лишь бы освободиться от реальности. В этот момент на экране возникло лицо мальчика. Я застыла. Мальчик был мне знаком. Всего неделю назад я видела его идущим из музыкальной школы с футляром для флейты в руках. Сейчас мальчик улыбался мне с экрана. Будто хотели показать его всему миру – видите, есть еще такие славные мальчишки. Значит, мы пока живы и здоровы.

Только показывали-то его вовсе не за этим! С моим малышом случилась беда… Он пропал. Исчез. Его искали. Я остолбенела. Мне было страшно. Как будто по телевизору показывали моего ребенка. Боже мой! Да как же я сразу не сообразила! Ведь я всю жизнь мечтала, что когда-нибудь у меня будет сынишка. И он показался мне его воплощением. Поэтому я его и запомнила так хорошо. Еще мне запомнилась его спина. Она была тоненькая и беззащитная. Я представила себе, как легко нанести в эту спину удар. Как легко кидаться грязью, кричать вслед ему оскорбления и угрозы… Что это было – предупреждение? Или – я неосторожными мыслями накликала на его головенку беду? Что с ним случилось?!

Дикторша, молоденькая и симпатичная, старательно-обеспокоенным голосом просила всех, кто видел Марика Гольдштейна в течение последних двух суток, срочно сообщить по указанным телефонам.

Мой покой был нарушен. Мальчик со светлой и открытой улыбкой, по имени Марик, два дня назад исчез. Ушел в школу и не вернулся. И я чувствовала, что именно я должна его найти, потому что ощущала себя в этом виноватой.

Старайся оставаться спокойной, Таня… Конечно, когда пропадают дети, страшно. Но куда ты денешься от этого? Они пропадают каждый день. Дети… Даже такие, как Петечка… Что уж говорить о Марике… В факте исчезновения Марика присутствует нечто дьявольски мрачное…

Дети беззащитны и доверчивы. Они еще не знают, что добрый дяденька в шапочке со смешным помпончиком может запросто оказаться педофилом. Он уведет ребенка в страшный темный лес и научит его боли, стыду и отчаянию. А толстая тетенька с кривоватой, но такой «добросердечной» улыбкой, приведет его к себе, даже накормит пирожными, а потом пошлет просить милостыню… Или загонит на панель. Тетенька хочет кушать, ее можно понять. Не вложили ей в голову хороших мыслей. Да и работать ей самой лень. Лучше пусть украденный ею ребенок делом занимается.

Я уж не говорю о замечательных дядях и тетях в белых халатах, которые горят желанием помочь богатым иностранцам с помощью детских органов. Господи, как им самим от себя не страшно-то? Как вообще у них получается спать спокойно?

У меня, как я ни старалась, остаться спокойной не получилось. Я еще не смогла приспособиться к новым жизненным ценностям. Чувство юмора сразу превратилось в сарказм. В такие моменты меня можно вербовать в киллеры. Я зверею, как львица, у которой обидели львят. Я становлюсь безжалостной. Решение пришло ко мне внезапно. Я подошла к телефону и набрала номер. Еще не зная толком, зачем я это делаю. Что я могу предложить? Я не знаю, где его искать. Я не знаю, что с ним случилось. Пока, по крайней мере… Трубку на другом конце провода подняла девушка. Выслушав меня, она вздохнула и сказала:

– Спасибо вам за то, что вы беспокоитесь о Марике. Но сегодня утром его родители забрали заявление о розыске. Честно говоря, я не поняла их до конца. Они сказали, что он нашелся.

– Нашелся? – Я боялась поверить в удачу. Слава Богу, с моим улыбчивым мальчиком ничего не случилось.

– Кажется, да…

– И с ним все нормально?

– Знаете, – решительно сказала девушка, – вы позвоните Андрею Николаевичу Мельникову. Я вам сейчас дам его телефон. Он вел дело Марика.

Телефон Андрюши Мельникова был мне не нужен. Я его прекрасно знала. Я поблагодарила девушку и повесила трубку. Покой ко мне не вернулся. Что-то продолжало меня беспокоить. Мне очень хотелось поверить в то, что мальчик нашелся.

Андрей Мельников, к счастью, обнаружился довольно быстро. Обычно он предпочитал мотаться в неизвестных направлениях. На старшего следователя Мельникова так любили наваливать дела повышенной сложности, что он мог запросто потребовать генеральское звание. Однако природная скромность призывала его довольствоваться скромным званием старшего лейтенанта. Застать его дома было бы чудом. Но сейчас фортуна наконец мне улыбнулась: Мельников простудился. Грешно радоваться чужому несчастью, но иначе Андрюшенька был бы вне пределов досягаемости еще долгое время. Его простуда была даром свыше.