Стэникэ, как он уже говорил своему двоюродному брату Тоадеру, считал себя обязанным познакомить Фе­ликса с Лили, не сомневаясь, что девушка должна ему понравиться. Он попытался убедить молодого человека пойти взглянуть на нее.

—  Дорогой, — говорил он, — я ничего не предвосхищаю и ни на что не претендую. Но у меня уж такое при­страстие, такая слабость, как у дяди, что поделаешь. Я хочу, чтобы вы увидели мою племянницу. Лилия, а не девушка. Вы только взглянете на нее, как на икону, не говоря ни слова, и уйдете. Больше мне ничего не надо. Посмотрим, мое ли это пристрастное отношение или девушка действительно божественна. Ах, дорогой, если бы я не был женат и между нами не стояли общественные услов­ности, я бы взял Лили в жены. Я бы распростерся ниц перед ней и целовал пальчики на ее ножках. Какая неж­ная кожа, какой смех, какая невинность! К тому же — полненькая! Жалко, что вы уже «заняты», — намекнул Стэникэ, — а то для вас она была бы блестящей партией. Ее отец хочет передать это сокровище в руки молодого человека, чистого телом и душой, как, например, вы. Он богат, — я знаю, что вы идеалист, но повторяю вам, он богат. Он не требует от зятя, чтобы тот чем-нибудь зани­мался, молодоженов он будет содержать, как канареек в клетке. О господи, верни мою молодость. У моего двою­родного брата имение (Паскалопол его знает), большая паровая мельница в Оборе, он сенатор и ужасно богат, черт его подери! Я скажу вам одну вещь и хочу, чтобы вы меня правильно поняли. Бедный молодой человек, какой вы и есть в действительности, потому что не так уж богаты, умный, трудолюбивый, должен брать девушку с приданым, чтобы высосать кое-что из богатства этих трутней, ничего не приносящих на алтарь отечества. Это единственный способ оправдать их существование. Вы, надежда страны, будущий ученый, не должны растрачи­вать понапрасну свою молодость. Предположим, вы лю­бите Отилию, ваш вкус я одобряю — Отилия превосход­ная девушка, но не обижайтесь на то, что я вам скажу: вопрос в том, любит ли она вас, то есть, я хочу сказать, любит ли она вас по-прежнему. Может быть, и любит, но душа у нее усталая, пресыщенная. Скажите, если бы Отилии вовсе не было на свете, неужели вы никого не полюбили бы? Признаю, что Отилия очаровательна, но ведь есть и другие девушки! Поэтому я говорю: разре­шите мне вывести вас в свет и показать вам, без всяких с вашей стороны обязательств, прелестную девушку. Эх, дорогой, настоящая любовь всегда вторая. Хотите, я вам открою одну тайну? Я знаю, что вы чувствительны, де­ликатны. В сердце у Отилии идет страшная борьба между любовью и интересом: любовь влечет ее к вам, в этом я не сомневаюсь, но она заинтересована иметь своим за­щитником Паскалопола, потому что от дяди Костаке она ничего не получит, уверяю вас, ведь моя теща этого не допустит. Я вам повторяю: любовь и интерес, так как по­дозреваю, что Отилия... Вы серьезный человек? Могу у доверить вам один секрет? Вернее, не секрет, а одну важную догадку? Ну так вот: Отилия, по всей вероятно­сти, дочь Паскалопола! Иначе как вы объясните эту лю­бовь между девушкой девятнадцати-двадцати лет и по­жилым мужчиной? Ну а если все это так, тогда, следо­вательно, вы разбиваете сердце отца, который не может в этом признаться. Но вернемся к моей племяннице. Ее зовут Лили. Вы увидите, какая она скромная, воспитанная, стыдливая, культурная, без всяких этаких умствований, которые портят женщину. Признаюсь вам: например, у моей Олимпии, можно сказать, и приданого-то нет, а претензий — вагон. Наконец, я и сам хочу, чтобы вы по­видались с девушкой, я обещал ее отцу, что представлю вас. Вполне понятно, что ни о чем таком я с ним не гово­рил. Но мне тоже хочется показать своей семье, каких родственников я приобрел благодаря браку. А если мне не гордиться вами, то кем же мне еще гордиться? Когда вы сможете пойти к ним? Или лучше пригласить девушку сюда?

Феликс не испытывал никакой неприязни к неведомой ему Лили, но боялся бестактности Стэникэ и этого ви­зита, похожего на сватовство. Привести девушку сюда теперь, когда Отилия была дома, он считал неуместным и попросил Стэникэ отложить на время эту встречу, по­тому что сейчас он занят экзаменами. Но Стэникэ и слу­шать его не хотел, он желал только знать, когда Феликс бывает дома. Он решил привести девушку к Аглае и про­сил Феликса зайти туда, если его пригласят, хотя бы это и было ему не по сердцу. Чтобы отделаться от него, Фе­ликс пообещал, надеясь, что Стэникэ забудет. Но Стэникэ не забыл и через несколько дней, зная точно, что всех за­станет дома, гордо подкатил в коляске Тоадера вместе с Лили. Она была обходительна, скромна и непосред­ственна. Привыкнув к тому, что все ее баловали, она из любопытства приняла приглашение приехать, именно по­тому, что так бы поступила девушка, свободная от пред­рассудков. С должными предисловиями Стэникэ предста­вил ее Аглае и всем остальным. Лили произвела на них хорошее впечатление благодаря тому вниманию, с каким она смотрела на все. Хотя она и привыкла к роскоши, любая вещь, пусть даже на ее взгляд смешная, возбуждала ее любопытство. Отчасти из скромности, присущей ее семье, вышедшей из низов, отчасти из-за отсутствия вкуса девушка не делала оскорбительных замечаний. Аурика восторгалась ею, а Тити был просто ошарашен. Это, ко­нечно, доставило удовольствие Стэникэ. Но Тити не воз­будил у девушки никакого интереса, хотя она старалась никак не обнаруживать своих чувств. Стэникэ это не тро­гало, поскольку он привез девушку ради Феликса. В глу­бине души он презирал все потомство Аглае, и ему даже в голову не приходило, что кто-нибудь в этом доме может подумать о новом союзе с его родом через Лили. Он сооб­щил Аглае, что намеревается познакомить девушку с Фе­ликсом и что тот согласился прийти. Чтобы устранить вся­ческие недоразумения и посодействовать таким образом долгожданному примирению с дядей Костаке, было бы хо­рошо, если бы Аурика или Тити сходили за Феликсом. Тити недовольно пожал плечами, но, повинуясь приказу Аглае, в конце концов отправился. Злоба душила его. Он вышел в зал, оттуда во двор, где и остановился в нереши­тельности. Он не выносил Феликса, превосходство кото­рого подавляло и смущало его. Поступив в Школу изящ­ных искусств, Тити в какой-то степени избавился от этой антипатии, считая, что у него есть «талант», возвышающий его над другими. Но чувством, сковывавшим его теперь, была не антипатия, а ревность. Тити был уверен, что Фе­ликс с его хорошими манерами и ладной фигурой обяза­тельно понравится девушке, как понравился Отилии и Джорджете. Увидев Лили, Тити сразу же был охвачен не любовью, нет„ а желанием немедленно жениться на ней. Видя, что Аглае так внимательна к нему, он решил просить ее сделать все возможное, чтобы добиться руки Лили. По­этому-то Тити так медленно и нехотя шел по двору, по­том тайком пробрался в свою комнату, смазал волосы кремом, вышел оттуда и не торопясь отправился в сосед­ний двор, обошел его вокруг, стараясь остаться незаме­ченным, и вернулся с большим запозданием, заявив, что дома никого нет и он почти уверен, что Феликс отпра­вился в город.

Это известие обрадовало Аглае. Не подозревая, что Тити способен на такую проделку, Стэникэ, однако, воз­мутился:

— Его нет дома? Не может этого быть! Феликс серьез­ный молодой человек. Его слово твердо. Самое большее он мог отлучиться на минутку. Аурика, сходи ты.

Аурика с удовольствием пошла бы, ей страстно хо­телось, чтобы Феликс женился на другой девушке и Отилия поняла, что не одна она существует на свете. Но перед незнакомой барышней она считала своим долгом выказать стыдливую целомудренность: — Я не могу пойти, Стэникэ. пойми сам. Может быть, он один в своей комнате. Как я, девушка, войду к нему?

Раздраженный Стэникэ вышел из дома и направился прямо в комнату Феликса, которого и застал за чтением лекций.

— Почему этот скот сказал, что вас нет дома?

— Какой скот?

— Да Тити. Я послал его пригласить вас, а он ска­зал, что никого нет дома.

— Да он сюда и не приходил! — удивился Феликс.

У Стэникэ была странная логика, и он, не подозревая, что Тити может иметь виды на Лили, вообразил, что здесь какой-то заговор с целью помешать блестящему союзу.