—Послушайте, домнул, — сказал однажды Феликсу один из практикантов, — что вы здесь шныряете? Не по­нимаю, кто вам позволил приходить в больницу.

И практикант, притворившись, будто он в самом деле заподозрил что-то неладное, позвал служителей и швей­цара. Те подтвердили, что имеют насчет Феликса особое распоряжение. Практикант сделал гримасу и продолжал стоять на своем.

—Хорошо, хорошо, вам, вероятно, сказали, что можно прийти один раз, а вы являетесь вот так, каждый день. Я отвечаю за это и не могу допускать к больным посто­ронних, которые их утомляют и пристают к ним с рас­спросами. Я доложу домнулу профессору.

По наущению второго врача, который вовсе не желал сам таскать каштаны из огня, практикант действительно обратился к профессору, сделав вид, что не знает, кто позволил студенту первого курса приходить в больницу и нарушать покой пациентов.

—Оставьте его, дорогой мой, — мягко сказал профес­сор,— я разрешил ему. Он юноша способный и хорошо учится. Следовало бы с самого начала приучать студентов к наблюдению за больными.

Осторожный профессор ни словом не обмолвился о научных целях, которые преследовал Феликс. Тогда практикант, из рук которого было выбито оружие, попы­тался охладить пыл Феликса иным путем:

—Чем же вы собираетесь заняться? Изучить один случай?

—Да.

—Эх, вот и видно, что вы новичок! — прикинувшись глубоко разочарованным, с горечью сказал практикант.— Чего только не мечтал сделать я сам! Но как это осуществить? Разве здесь есть интересный материал, есть ла­боратория? И вы полагаете, что метр вас поздравит? Не знаете вы людей, моншер! Вы можете падать с ног от усталости, и никто вас за это не поблагодарит.

—Но я и не рассчитываю получить благодарность от метра. Я хочу напечатать свою работу!

Практикант прыснул.

—Что? Напечатать? Каким образом? А деньги у вас есть? И вы думаете, что так пишут исследования? По­годите, не торопитесь... У вас еще усы не выросли, поучи­тесь сперва по книгам. Куда вам спешить?

—Я хочу провести под руководством метра наблюде­ния над некоторыми, наиболее интересными клиническими случаями — только и всего.

—Ха-ха! Так бы и сказали, домнул! Проводите на­блюдения, если вам угодно. Я не стал бы этого делать, хоть режьте меня! Их это очень устраивает. Вы будете ра­ботать здесь дни и ночи, наблюдать различные случаи, обстоятельно описывать их, а они, уважаемые профессора, возьмут у вас готовенькое и поставят свое имя. Не будьте наивным, дружок. У меня и волос на голове не наберется столько, сколько я сделал метру, — практикант иронически подчеркнул последнее слово, — сообщений, которые ныне являются частью его трудов.

Короче говоря, из слов практиканта вытекало, что скудость интересных фактов, людская нечестность и ма­териальная необеспеченность сводят на нет все усилия до­стичь чего-то в науке с помощью добросовестного труда. Однако все старания практиканта отбить у Феликса охоту к научной работе не имели успеха — уж слишком это было шито белыми нитками. Молодой, пылкий ум Фе­ликса не желал смириться с тем, что намеченная цель не­достижима. Он написал статью, сославшись в примечаниях на несколько большее количество источников, чем следо­вало бы, и отдал свой труд профессору. Тот нашел статью очень хорошей, но тактично посоветовал («на вашем месте я сделал бы так») сократить примечания, указав, что хотя для студента похвально знание такого множества работ, но интересующемуся данным случаем читателю-специали­сту подобная форма изложения может показаться растя­нутой и скучной; затем велел перевести статью на фран­цузский язык и как можно скорее вернуть ему. Обрадо­ванный Феликс сделал перевод и отдал его профессору. После этого он месяца два ничего не слышал о своей ра­боте и уже было решил, что сделанные новичком наблю­дения не могут никого заинтересовать. Но однажды, когда он был в клинике, профессор позвал его к себе в кабинет и вручил номер журнала «Archives de neurologie» [12] и не­сколько отдельных оттисков.

—Вот, дорогой мой, ваша статья!

Феликс увидел в оглавлении свое имя и рядом — на­звание статьи: «Случай острой астенопии на почве исте­рии, исследованный методом анаглифов». Феликса бросило в жар, он почувствовал, как по всему его телу раз­ливается восхитительное ощущение блаженства. Он стал путаться в благодарностях, но профессор быстро его пре­рвал:

—Дорогой мой, я хотел бы вот чего... Вышла очень содержательная книга в этой области (и он назвал имя автора), я хотел бы, чтобы вы написали о ней рецензию. Внимательно изучите литературу по этому вопросу и про­ведите еще одно аналогичное обследование. У нас здесь есть интересный случай монокулярной гемидиплопии, у Фросы, в палате на втором этаже. Если, конечно, вы на­мерены специализироваться в этом направлении... Между нами, скажу вам по правде, я до сих пор встречал не слишком много молодых энтузиастов.

Гордость затопила все существо Феликса, и старания практиканта разочаровать юношу рассыпались прахом. Он мысленно поклялся профессору в преданности до гробовой доски. То, что метр не поставил рядом с его именем свое, самым блистательным образом доказывало несправедли­вость слов практиканта. Он решил немедленно приняться за дело (предметом исследования были случаи нарушения зрительного внимания при сильной астении) и, выйдя из профессорского кабинета, опрометью кинулся по лестнице отыскивать больную. Но было время обеда, и Феликсу не удалось увидеть ни одного практиканта. Он ушел, так и не найдя никого, с кем можно было бы поговорить и поделиться своей радостью. По дороге он несколько раз перечитал статью (заметив при этом внесенные про­фессором небольшие поправки), любовался ею и издали и вблизи. Он был бесконечно счастлив, и не столько из-за статьи, которая вовсе не казалась ему выдающейся, а из-за знаменательности самого факта. На него обратил внимание профессор, его труд опубликован в иностранном журнале, следовательно, он может добиться больших успехов в медицине, если будет работать. За столь незна­чительное усердие его так щедро вознаградили! Если он создаст большие, капитальные работы, то, наверное, рано или поздно станет преподавателем университета. Практи­кант злопыхательствовал потому, что он бездарен. Все люди кругом хорошие, все они ценят труд. Прохожие на улице сразу сделались ему симпатичны. Казалось, все глядят на журнал, который он держит в руках, и пони­мают, что он — автор статьи на французском языке. Он будет вторым Васкиде, достигнет мировой известности — само собой разумеется, после того, как напишет иссле­дование, в котором поднимется на еще никем не достиг­нутую высоту. Феликс Сима! Это имя должно стать известным каждому. В трамвае Феликс сразу же уступил место какому-то пожилому человеку, сочувственно по­смеялся сомнительным остротам по адресу трамвайной администрации, которые отпускал один из пассажиров. На улице приласкал бездомную кошку, благожелательно по­смотрел на рабочих, возводивших какое-то здание. Когда он подошел к дому, его охватил такой приступ благо­душия, что он позабыл о своей клятве и вошел во двор Аглае, солгав сам себе, что идет проведать Симиона. Дома были только Аглае и Аурика. Обменявшись с ними не­сколькими фразами, Феликс хотя и сознавал, что его по­ступок вызван желанием услышать похвалу, но не удер­жался и повертел журналом, так что Аурика в конце концов его заметила.

—Что это у вас? Новый роман? — спросила она. Феликс с деланной скромностью сказал:

—Французский журнал, где напечатана моя медицин­ская статья.

Несмотря на то, что Феликсу было известно, насколько невежественны и бессердечны обе эти женщины, он все же не ожидал встретить такое безразличие. Аурика ска­зала чуть ли не с укоризной:

—Вы находите время еще и на дополнительную ра­боту? Мало вам занятий в университете? Нехорошо так утомляться. Какая в этом польза? Мы не позволяем Тити столько работать. А вы ведь знаете, профессора хвалят его талант, он будет выдающимся художником.

Аглае, которая пришивала к платью пуговицы, тоже пустила шпильку: