– Чем скажешь. – Сообщил безбилетник: – Могу чай разнести, могу клозеты отмыть. Я все умею.

– Ладно, накачай мне воды и тихо подваливай в первое купе. Его сменщица Лидка занимает, да не спит. У нее хахаль в восьмом вагоне проводником, так она больше при нем, чем тут.

Саша показала, как качать воду, и ушла к себе. Солдатик с заданием управился быстро. Поняв, что емкости водой заполнены, проник в первое купе и улегся на верхнюю полку. Нижняя оказалась застеленной, и он смекнул, что это место влюбленной Лидки. Минут через десять к нему заглянула Саша:

– Жрать хочешь – суп есть. В меня уже не лезет, а вылить жалко. Суп, солянка. У нас в ресторане ее Петруша хорошо готовит.

Он спрыгнул с полки и посмотрел Саше в глаза:

– Спасибо, сестрица, не откажусь, – взгляд у него был странный, заинтересованный и немного грустный. Без улыбки.

– Что ты заладил, сестрица да сестрица. Меня Александрой звать.

– А меня Олег.

– На, ешь. – Она поставила на стол железную миску, тарелку с хлебом и бросила рядом ложку: – Вот что, солдатик, контролеры пойдут, скажешь, что мой брат. Понял?

Он кивнул и принялся за еду. Саша немного посмотрела, как он орудует ложкой, и вышла.

К вечеру за окном возникло море. Олег лежал на спине и глядел в потолок. Но как только поезд выкатил на берег, словно почувствовал, тут же повернулся на бок и прилип к окну. Море он видел впервые. Оно стелилось бесконечным чудом, и хоть за стеклом слышно прибоя не было, он его услышал. И еще ощутил удивительный соленый запах этой подвижной бесконечности, отливающей цветами закатного неба.

– Класс. – Прошептал он и облегченно вздохнул. Так вздыхают дети, когда им разрешают покинуть угол, куда их поставили за проступок родители.

За окном стало темнеть, и начались туннели. Он снова лег на спину и задремал. Проснулся от остановки. Когда поезд тронулся, навестила Саша:

– Туапсе проехали. Уже не долго. Ты везучий, все контролеры сошли…

– Знаю. – Ответил он серьезно. Проводница так и не поняла, о чем он. Или знает, что сошли контролеры, или о своем везении…

На улице сделалось совсем темно, но он все равно чувствовал, когда поезд выносило к морю, и смотрел на него. Иногда видел в темной бездне огни кораблей, иногда домики на берегу, освещенные желтыми фонарями. Вода завораживала. И еще его пьянил запах юга. Он пробивался в купе ароматом терпкого лавра, паленых дневным солнцем колючек на склонах и цветущих магнолий вдоль берега. К воде бывший афганец относился с благоговением. Раненый под Кандагаром, испытывая мучительную жажду, он даже хотел умереть, только бы смочить распухший язык чистой холодной водой. Как он мечтал тогда хоть об одном глотке. А потом в госпитальной палатке опять мучился, хотя вода была, но вдоволь ее доктора не давали. Раненого предстояло транспортировать в ростовский госпиталь, а перед дорогой много пить нельзя.

Здесь же целое море воды. И хоть говорят, что она очень солена, не проглотишь, ему это не претило. Пусть солена, зато можно лечь и лежать на волнах. Он слышал от старшины Вихрова, что соль держит на плаву человека. Старшина родом из Лазоревска. Диму Вихрова контузило на три месяца раньше, чем ранило Олега. Теперь он надеялся найти друга. Бумажку с адресом сохранить не удалось, но он помнил, что дом Димы на Арнаутской, рядом с аптекой. Как-нибудь да отыщет.

Появления в купе проводницы, пока она не зажгла свет и не заговорила, не заметил:

– Возникаешь, как партизан. Ты в разведке случайно не служила?

– Не служила. Пришла сказать, что ты можешь и на нижней полке сидеть. Лидка уже не придет.

Голеневу надоело валяться, и он с удовольствием спрыгнул вниз.

– Чудной ты какой-то. – Саша присела рядом. Он увидел в разрезе кофточки ее большую грудь, и на всякий случай отодвинулся.

– Я такая страшная? – В ее голосе прозвучало предложение.

– Ты красивая, но сама сказала, замужем….

– Шутила я. Муж у меня есть, но он моряк, служил на подводной лодке. Ты меня понимаешь?

– Пока не очень.

Она быстро защелкнула дверь купе на замок и томно потянулась. Олег обнял ее, взял за грудь:

– А если станция?

– Два часа еще…

От ее шепота, объемной груди и дрожащих бедер завелся мгновенно.

– Какой ты сильный! – Она помогла себя раздеть: – Юбку не надо. Вдруг позовут.

Он бросил ее на полку и сжал так, что она вскрикнула. Олег не был великаном. В одежде он казался чуть ли не щупленьким, но торс и руки имел железные. Первый чувственный порыв контролировать не смог. Мягкое податливое тело Саши всколыхнуло в нем звериную страсть, которая длилась недолго. Саша не успела ничего понять. Но Олег ее не отпускал, и желание пришло снова. Бывшему афганцу приходилось испытывать близость с женщиной в самых необычных местах, даже в кабине БТР. Но в поезде любил впервые. Вагон покачивало в так их близости. Теперь он не торопился. Она устала раньше.

– Отпусти, неугомонный. Скоро у меня остановка.

– Помолчи. – И он отвалился в полном изнеможении.

После станции она опять зашла, поставила на столик стакан чая, хлеб и нарезанную колбасу:

– Подкрепись, а то выйти из вагона не сможешь.

– Хорошая ты. Жаль, что у тебя так с мужем.

– Пожалел волк кобылу. – Усмехнулась проводница и больше в купе не появлялась.

В Лазоревск приехали ранним утром. Покидая вагон, безбилетник пожал Саше руку и посмотрел на нее серьезно, чуть грустными глазами:

– Я твой должник.

Проводница хмыкнула и поправила косынку:

– Брось, солдатик, вагон казенный. Добрался до места и радуйся. А долгов еще наделаешь…

– Я долги всегда отдаю.

Она проводила его долгим взглядом, вздохнула и, захлопнув за собой дверь, скрылась в тамбуре.

На вокзальной площади дежурили два такси и три местных частника. Всем удалось заполучить клиентов. Машины разъехались, и площадь опустела. Олег посмотрел на часы. В шесть утра беспокоить друга рано и спросить адрес не у кого. Ему не терпелось потрогать море, и он пошел на пляж. Плавал долго, пока не замерз. Выбрался, лег на живот, закурил, подставив спину солнцу. Оно уже начинало пригревать, но не жарило, как в Афгане, а ласкало спину. «Какой солнечный веселый городок. Это и есть рай на земле», – подумал он и услышал топот. По пустынному пляжу бежал подросток, за ним три здоровенных бугая лет по восемнадцать. Они нагнали мальчишку, повалили и стали бить ногами. Олег сплюнул окурок, поднялся и окликнул драчунов. Они разом повернули к нему головы.

– Чего тебе? – Мрачно отозвался квадратный малый с приплюснутым носом.

– Трое на одного – не дело. Оставьте парня.

Вместо ответа все трое ринулись на него. Драться Олег умел, но он еще не вошел в силу, а парни выглядели внушительно. Помогла техника. Одного уложил, зацепив ногой в пах. Ударом ладони в шею отрубил другого. Третий решил ретироваться сам, что и спасло заступника. На третьего у него сил не осталось.

– Чего ты, мужик? Мы его за дело учим. – Примирительно заявил уцелевший.

Подросток поднялся, растирая кулаком кровь под носом, неожиданно сам подскочил к поверженным обидчикам и принялся колошматить их ногами. Теперь уже Олег вдвоем с парнем оттаскивали мальчишку, который злобно и вовсе не по-детски ругался.

– Видишь, какой звереныш, а ты его пожалел. Я же сказал, что мы его за дело. Этот шкет вчера Валькину сестричку чуть не изнасиловал. – И парень указал на одного из своих поверженных дружков.

– Вот пускай твой Валька с ним и разбирался бы, а трое на одного – подлянка. – Голенев оделся, подхватил свой рюкзак и вышел на набережную. Только прошагав квартал, сумел восстановить дыхание и вернуть походке упругость. Солнце ему уже не казалось таким ласковым, а город таким веселым. Арнаутскую отыскал быстро, но никакой аптеки не нашел. Улица закончилась горой. Пока размышлял, как поступить, увидел дворника.

– Дед, покажи, где аптека? Всю улицу прошел, а аптеки нет.

– И не найдешь. Теперь порядку нету. Слыхал, Горбач «НЭП» опять надумал.