— Самой смешное, Пауль, что бомбили мы пустое место. Не считать же за цели полтора десятка неисправных русских танков и домишко брошенного штаба. Там, на окраине Лемберга, располагалась русская танковая дивизия. Дивизия ушла, осталось несколько складов и загородка с остатками неисправной техники. Людей нет, никакого движения. Склады нам запретили бомбить, наши их через несколько дней себе заберут. Командир спикировал и первую бомбу в штаб положил. А русские на том пустыре засаду устроили. Полтора десятка пулемётов по Рейнеру и врезали, когда он начал из пике выходить. Подбили, сел на вынужденную. Я следом, отбомбился по неисправным танкам, которые русские в кучу согнали, по мне тоже пулемётчики прошлись, самолёт стонет, еле из пике вывел.

— Это тебе два триммера повредили, — пояснил Пауль.

— Вывел из пике, стал высоту набирать, вижу внизу командир звена и стрелок из подбитой машины выбрались, и к лесу направились. В это время прямо в воздухе взорвался Брюнер. Наверное, в бомбы попали. Я уж пикировать больше не стал, сбросил оставшиеся бомбы с полутора тысяч, и начал командира прикрывать. Им до леса ещё метров четыреста оставалось, как появились русские истребители. В моторе непонятные стуки, я снизился и к границе потянул. Поле подходящее выбрал и сел. Фактически ничего особенного не разбомбили, а три самолёта потеряли. Командир то, конечно выберется! А вот экипаж Брюнера жалко. Мы с Карлом вместе и в Англии воевали, и во Франции, и в Польше.

— А что, ребята из вашего штафеля не горят желанием отмстить за Карла?

— Желание такое есть! Но оберлейтенант знаешь, что сказал: — Если вы думаете, что русские сидят на этом брошенном пустыре и ждут, когда вы прилетите и снова закидаете их бомбами, то глубоко ошибаетесь. Они сделали удачную засаду и давно перебрались в другое место. А случаев отомстить за Карла у вас будет предостаточно при каждом вылете. Советских войск здесь много и целей хватает. А тратить бомбы на ни кому не нужный пустырь, где нет противника — это глупо.

Глеб настроился, и вошёл в метальную связь с командиром дивизии.

— Товарищ, полковник, это Хранитель Глеб, разрешите доложить от имени коменданта ППД старшего лейтенанта Михайлова.

— Слушаю вас, Хранитель.

— В пять часов по информации из комендатуры, налётом авиации уничтожен штаб армии, штаб корпуса и повреждено здание областного НКВД. С девяти ноль ноль в течение пятнадцати минут пункт постоянной дислокации нашей дивизии подвергся бомбёжке звеном пикировщиков Ю-87. Уничтожено здание штаба дивизии. Потерь личного состава и техники нет. Пожаров нет. Телефонную связь пытаемся восстановить. Тягачи не повреждены, батальон готов выполнять задачи по предназначению. Умелыми действиями командиров, бойцов батальона и комендантской роты два самолёта противника сбиты. Третий самолёт повреждён и ушёл в сторону границы. Захвачен в плен лётчик сбитого юнкерса. Около сбитого, приземлившегося самолёта, выставлена охрана. Комбат просит разъяснений, куда деть пленного. Сдать в НКВД или ожидать прибытия особистов. Пленного пока не допрашивали. Доклад закончил.

— Что я могу сказать, молодцы! Порадовали! Меня интересуют два вопроса: Почему после бомбёжки не оказалось потерь, и каким образом удалось сбить вражеские самолёты?

— Комбат Михайлов рассредоточил имеющуюся технику, по всей территории ППД. Для боевых танков отрыли капониры и замаскировали. Для личного состава были отрыты щели и окопы для пулемётчиков. Всех не задействованных в отражении удара с воздуха, комбат заблаговременно укрыл в соседнем лесу, на расстоянии шестьсот метров от ППД. Фактически на территории остались лишь часовые, наблюдающие за воздухом и пулемётчики, занявшие подготовленные окопы для стрельбы. Имелось тринадцать ручных пулемётов и отремонтированный крупнокалиберный пулемёт ДШК. Пулемётные диски были снаряжены особым образом, это главный секрет. Через два бронебойных патрона шел трассирующий, или патрон с бронебойно-зажигательно-трассирующей пулей. Что позволяло легко корректировать прицельность стрельбы. В сбитом юнкерсе, бойцы насчитали семьдесят две пробоины. Стреляло ещё два снайпера, один из польского противотанкового ружья. Часовые, обнаружив самолёты противника, подали звуковой сигнал, указали направление и, спустившись с вышек, заняли укрытия. Огонь вёлся с момента отделения бомб, самолёты этого класса как раз в этот момент выходят на дистанцию, доступную для стрелкового оружия. Огонь вёлся по выходящему из пикирования самолёту до момента приближения бомб к земле. Пулемётчики были проинструктированы. Отдавалась команда "Огонь!" и "Ложись!" По последней команде бойцы ложились на дно окопа. После взрыва бомб, огонь возобновлялся. По третьему пикировщику начали стрелять в момент отделения бомб, самолёт взорвался в воздухе. В общем, товарищ генерал, простые истины: подготовиться, обучить людей, грамотно командовать отражением воздушной атаки. Страшно конечно, воют они жутко, но тут уж дело такое, хоть обоссысь, но стреляй!

— А что были и такие?

— У нас не было, бойцам заранее рассказали, что немцы своими сиренами стараются напугать красноармейца, чтобы у него дрожали от страха руки, и он никуда не попал, или вообще бросил винтовку. А вообще это дело не зазорно, хоть усрись, но если ты стреляешь по врагу, то молодец! После боя из штанов выгребешь! Это надо политработников проинструктировать, чтобы готовили личный состав к нападению немецкой авиации. Бомбёжки — это всегда страшно, даже если человек их уже десяток пережил. И вообще солдат надо учить конкретно, что надо делать при артиллерийском обстреле, миномётном обстреле, налёте авиации. Когда он в строю, в обороне, в наступлении, когда попал под пулемётный огонь. Сделайте памятку, если её нет, где доходчиво всё распишите, в том числе и по отражению танковой атаки. Солдаты в боевой обстановке быстро учатся.

Так что передать комбату насчёт пленного?

— Летчика пусть допросят и передадут НКВД. Если появятся ценные сведения, то прошу поставить меня в известность.

— Я понял, Ефим Григорьевич. А как обстановка в дивизии?

— Авиация немецкая летала, но нас не обнаружила. Сидим тихо, ждём приказа на выдвижение. Выловили группу диверсантов. Секреты то мы по вашему совету выставили по всему лесному массиву. Спокойно всех перестреляли, заполучив целую рацию и радиста.

— С радистом лучше не играться. У них может быть предусмотрены специальные знаки при передаче. Поставит точку после сообщения, а она означает, что группа захвачена. А так пропала группа при боевых действиях и концы в воду. Немцы ведь сами не знают, где на данный момент их диверсанты. Связываются максимум два раза в сутки. А так у них широкое поле различных вариантов, то ли рация сломалась, то ли радиста подстрелили, то ли просто на связь в данный момент выйти не могут. А вот включить захваченную радиостанцию на приём, да посадить около неё человека, который немецкий язык знает, будет правильно. Возможно, удастся вскрыть замыслы и поступившие приказы. Поскольку у нас службы радиоразведки как таковой нет, то немцы пока в разговорах не шифруются.

— Вот в том, что у нас такой службы нет, то вы ошибаетесь, уважаемый Хранитель. Командарм её уже создал. Слабенькая пока, но уже есть. Работают. Информация по немцам идёт.

— А вот в этом молодцы! Был я утром на границе. Капитан Телегин с расчётом уничтожил две вражеских батареи и до батальона фашистов. Метко стреляли! Но половины боезапаса уж нет. Подвозить думаете?

— Да, ночью попытаемся. Начальник артиллерии полковник Матыш, уже распорядился. УРы пока держатся. Немцы навели три моста в разных местах, и ещё два тянут. В Перемышле стратегический мост наши взорвали. На десять часов особых успехов у них на участках пятой и шестой армии нет.

" А в десять часов группа Клейста начала уже двигаться к границе к точке прорыва", — вспомнил сержант. "Надо будет проверить!" Он распрощался в командиром дивизии, поблагодарив за информацию, и занялся делами в батальоне.