Любой, кто желал войти в правительство, подвергался серии жестких тестов, после чего следовали годы ученичества и стажировки, а потом постепенные повышения по рекомендациям старших. Обучение включало в себя изнурительный курс истории, психотехники, физических наук; в принципе, подумал Холлистер, вспоминая воинствующих невежд, которых частенько до сих пор избирали на руководящие посты на Земле, такое образование было неплохой задумкой. Советы управления объединяли в себе законодательные, исполнительные и судебные функции и насчитывали лишь пару тысяч человек. Это было совсем немного для нации, равной по количеству двум миллионам. Минимум бумажной волокиты удивил его — он думал, что встретит здесь вездесущую бюрократию.
Но, без сомнения, чиновникам на помощь приходили умные машины, записывающие все в электронные файлы, и компьютеры могли найти и сопоставить любые данные или произвести проверку. Холлистеру не без гордости сообщили, что школы прививают растущему поколению строгую этику послушания.
После ужина землянин вернулся во Временные Казармы на ночлег. Вместе с ним здесь находились еще несколько человек, прибывших в город по делам из других мест. Холлистера разбудило сигнальное устройство, фото ячейки которого выделяли его из общей массы людей и посылали ультразвуковой луч; несущая волна вызвала резкий звон в ушах, и Холлистер вскочил на ноги.
Гебхардт встретил его в условленном месте в раздевалке. С ним был жилистый, выносливый на вид парень монголоидного типа, который представился Генри Ямашитой.
— Фиброси сфою забафную одешду, мальчик, — загремел шеф, обращаясь к Холлистеру, — и фозьми это.
С этими словами немец передал ему тускло-коричневый комбинезон из плотной эластичной ткани.
Холлистер проверил карманы, потом без слов примерил новый костюм. К нему прилагалось тяжелое пластикордовое снаряжение, которое вместе с перчатками и ботинками несколько украшало весь облик. Ямашита помог землянину пристегнуть кислородные баллоны и включить охладитель. Последним надевался шлем, массивный шар которого пристегивался к плечам, но пока все они шли с непокрытыми головами, а шлемы висели на петлях сзади.
— Если што-то слушится с нашим танком, — сказал Гебхардт, — нушно постараться бистро захлопнуть шлем. Иначе будешь похош… на забальзамирофанного! Ха-ха-ха!
Настроение у немца явно улучшалось, когда Карсова не было поблизости.
Холлистер проверил клапаны с тщательностью, к которой приучила его Луна — инженерный опыт все-таки не пропал даром. Гебхардт одобрительно хмыкнул. Потом они взяли пакеты с туалетными принадлежностями, сменой одежды и небольшим запасом продуктов; прикрепили веревки, батарейки и походные фляги к поясу. Пить можно было, не снимая фляги, через трубки. Наконец, тяжело ступая, трое мужчин вышли из комнаты.
Некрутой спуск привел их к гаражу, где стояли танки. Они чем-то напоминали пескоходы Марса, но казались тяжелее и ниже, с охлаждающей трубкой вверху и захватным приспособлением в носовой части. Механик указал на одну из машин, к которой был прицеплен обшитый сталью вагон, полный припасов, и троица протиснулась в крошечную прозрачную кабину.
Гебхардт включил двигатель и удовлетворенно кивнул, когда тот взревел.
— Отлишно, — сказал он. — Теперь поехали.
— А на чем он работает? — спросил Холлистер, пытаясь перекричать невообразимый шум.
— Спирт, — коротко ответил Ямашита. — Мы получаем его из формальдегида. Сжиженный кислород. Компрессор и система охлаждения предотвращают случайное взрывание кислородных резервуаров — иногда это происходит. Некоторые новые модели используют перекись.
— Я полагаю, вы сохраняете пары воды и углекислый газ, чтобы получить кислород обратно? — отважился на вопрос Холлистер.
— Только воду. Тут везде полно двуокиси углерода. — Ямашита огляделся, и его лицо стало непроницаемым.
Танк, переваливаясь, преодолел большой воздушный шлюз и по длинному туннелю направился к поверхности. Когда машина вылезла наружу, ветер набросился на нее с бешеной силой. Холлистер почувствовал, как танк содрогнулся, и двигатель издал бешеный рев. Холлистер взял заглушки для ушей, которые ему любезно передал Ямашита.
Пыль и песок, поднятые ими, клубились вокруг, не давая разглядеть горный кряж, на который заполз танк. Холлистер различил смутные очертания похожих на клыки вершин, сырые болотистые низины с голубыми и коричневыми оттенками в тех местах, где на поверхность выступали минералы; марширующие дюны на более низких выступах. Небо над головой было похоже на дьявольский поток стремительных рваных облаков — черных, серых, желтых от серных примесей… Землянин не видел солнца, но свет, разливающийся вокруг, имел загадочный латунный оттенок, подобно земному пейзажу перед сильной грозой.
Ветер визжал и свистел, наваливаясь на корпус танка, пронзительно крича и улюлюкая. Снова и снова дрожь сотрясала землю, передаваясь телу Холлистера, когда лавина обрушивалась с горного склона. Внезапно опустилась завеса пыльной бури, так что они на мгновение ослепли, продираясь сквозь стихию тьмы, где правили ад и безумие. Огоньки на приборной панели тускло отсвечивали на напряженном лице Гебхардта, чье внимание было полностью приковано к рычагам управления.
Шатаясь, танк въехал в глубокий овраг. Холлистер, наблюдая за губами командира, понял, что тот сердито бормочет:
— Ш-о-рт побери! Этого раньше не было шдесь!
Он вытянул вперед захват, уцепился за скалу, и танк вместе с прицепом медленно потащился в гору.
Ямашита прикрепил к горлу два маленьких диска и жестом указал на аналогичное приспособление, висящее на костюме Холлистера. Его голос внезапно зазвучал в ушах землянина — тонкий, но достаточно ясный:
— Пользуйся разговорником, если хочешь сказать что-нибудь.
Холлистер послушно взял диски, угадав, что в ушных заглушках есть транзисторное устройство, работающее от изотопа и воспроизводящее вибрации в его горле. Ему пришлось сосредоточиться, чтобы понять сказанное, потому что голос искажался, но он предполагал, что сможет уловить все достаточно хорошо.
— Сколько часов осталось до наступления ночи? — спросил Холлистер.
— Около двадцати. — Ямашита указал на часы, светившиеся на приборной панели. Они были настроены на семидесятидвухчасовой день Венеры. — До лагеря примерно сто тридцать километров, так что до захода солнца мы должны преодолеть все это расстояние.
— Это неудобный метод передвижения, — заметил Холлистер. — Почему бы не воспользоваться авиатранспортом, или, по крайней мере, не построить удобные дороги?
— Самолеты, необходимые для пересечения непроходимой местности, и дороги — все это будет позже, — сказал Ямашита. — Эти танки вполне справляются с задачей транспортировки — в большинстве случаев.
— Но почему лагерь так далеко от города?
— Это самое лучшее место с точки зрения обеспечения всем необходимым. Мы получаем большую часть продуктов из Малой Москвы, воду — из Геллфайра, химические вещества — из Нью-Америки и Стоянки Роджера. Города так или иначе имеют специализацию, как вам известно. Они вынуждены делать это: в любом месте недостаточно запасов железной руды, равно как и всяких необходимых вещей для постройки города. Он будет настолько большим, что сможет обеспечивать себя всем сам. Поэтому воздушные лагеря разбиты таким образом, чтобы доставлять припасы как можно быстрее.
— Ты имеешь в виду радиус действия? Энергия, умноженная на время, требуемое для перевозки?
Ямашита кивнул, и в его глазах появилось нечто, похожее на уважение.
— Ты все правильно понял, — удивленно сказал он, тоже переходя на «ты».
Ветер продолжал гудеть вокруг. Скорее всего, не только медленное вращение планеты и ее близость к солнцу вызывали такие бесконечные бури; если бы это было так, не существовало бы никаких шансов сделать ее обитаемой. Из-за высокого содержания углекислого газа в воздухе и парникового эффекта, за долгую ночь голые безводные скалы значительно охлаждались. При большом количестве воды и растительности, с атмосферой, схожей с земной, Венера имела бы теплый и довольно мягкий климат в целом, и ее ураганы превратились бы в пассаты. В самом деле, при более низкой кориолисовой силе, разрушительные циклоны Земли были бы здесь неведомы.