— Это безумие! Это… Мы — всего лишь патриотическое общество. Вы знаете это. Или должны знать. Мы…

— Не ври, — устало сказал Нэйсмит. — Американская Гвардия имеет звания, форму, оружие и учебные центры. Каждый ее член принадлежит к партии американистов. Вы — частная армия нацистского типа, и вы не раз совершали убийства, грабежи и мошенничества для этой партии в течение последних пяти лет. Как только правительство сможет подтвердить это в суде, вы все попадете в антарктические шахты, и вы это знаете. Вы надеетесь только на то, что ваша фракция придет к власти прежде, чем против вас будет возбуждено дело.

— Клевета! Мы — патриотическая общественная группа…

— Извини за такой подход, — язвительно сказал Нэйсмит. И действительно, он сожалел об этом. Прямое нападение такого рода являлось не только незаконным, но оно также было грубым и имело очень ограниченную ценность. Но у него не было особого выбора. Ему было необходимо получить хоть какую-то информацию о планах врагов, а незаконное положение Братства и общие подозрения против Службы означали, что обычные детективные средства сейчас практически недоступны. Половина каравая…

— Тем не менее, мне нужна определенная информация. Самая ближайшая цель для вас сейчас — это низвержение ООН. Как вы намереваетесь сделать это? И в особенности — какова ваша ближайшая задача?

— Вы же не ожидаете…

Сэмси отшатнулся, когда Нэйсмит рванулся вперед. Левая рука ооновца выскользнула из кармана, словно кусающая змея, пока его тело неслось через комнату. Правая рука схватила бицепс Сэмси и развернула полковника на сто восемьдесят градусов. Надавив коленом на спину жертвы, Нэйсмит вонзил иглу в шею полковника.

Сэмси пытался бороться, жадно хватая воздух. Однако держащие его мускулы были стальными, по-кошачьи гибкими, отвечающими на каждое усилие с легкостью, говорящей о долгой практике. Он пошатнулся, и Нэйсмит отпустил его, позволив повалиться назад на кровать.

В шприце находилось четыре кубика неоскопанеуриновой смеси, почти смертельная доза. Но зато она должна была быстро подействовать. Нэйсмит не думал, что у полковника может быть иммунитет против этого препарата правды. Банда не до такой степени доверяла своим нижним эшелонам.

Луна осветила безумное улыбающееся лицо на подушке, покрытое серебристым ледяным налетом. Все было тихо, слышалось только затрудненное дыхание человека и шорох ветра в занавесках у двери балкона. Нэйсмит сделал своей жертве инъекцию стимулянта, подождал пару минут и начал допрос.

Название «Препарат правды» было не совсем верным. Он сам по себе не заставлял человека говорить правду, а просто подавлял высшие мозговые центры, конструирующие ложь или утаивающие ответ. Человек начинал болтать, страстно желая поговорить о тех предметах, которые раньше должны были держаться в самом строгом секрете. Искусный психолог мог легко направлять общий ход беседы в нужную сторону.

Сначала, конечно, словно гной от ожога, наружу выплывала вся грязь, которую каждый человек хранит внутри себя. Нэйсмит сталкивался с этим раньше, но на этот раз его лицо просто перекосило — Сэмси оказался особенно грязным типом. Такие агрессивные человеческие экземпляры встречаются часто. Нэйсмит продолжал терпеливо слушать, пока, наконец, они не добрались до наиболее интересующих его тем.

Сэмси не знал никого из высших чинов в банде, кроме Уэйда. Впрочем, этого и следовало ожидать. Нэйсмит с презрением подумал, что он, посторонний, фактически знал об этой вражеской организации больше чем любой ее член, за исключением верхушки. Но это тоже была довольно общая человеческая характеристика. Человек делал свою работу, и его мотивами были власть, прибыли, или просто привычный ему вид существования, он никогда не пытался узнать о своем месте в общей структуре. Синтезирующий разум встречался трагически редко.

Но свободное общество, по крайней мере, позволяет своим членам получать информацию, а рациональное общество и подталкивает их к этому, в то время, как тоталитаризм, начиная с мелкого начальника и заканчивая диктатором полушария, основывается на преднамеренном подавлении общения. А там, где нет обратной связи, там не может быть стабильности, за исключением разве что смерти при жизни от наложенных умственных ограничений.

Назад к делу! Наконец выплыло то, чего он ожидал — следующая задача гангстеров Американской Гвардии. На этой неделе с Марса должен был прибыть «Фобос». Гвардейцы намеревались устроить смерть некоего пассажира, Барни Розенберга, как можно скорее после его прибытия на Землю. Зачем? Причину не сообщили, и о ней полковник не спрашивал, однако у него было хорошее описание этого человека.

Марс… да, Гвардия также использовала частный космический корабль для доставки вооружений на секретную базу в районе Тайл-ІІ, где его забирали Пилигримы.

Вот это да! Пилигримы тоже состояли в банде. Подозрения на этот счет у Службы были, и немалые, но теперь появились и доказательства. Это могло бы быть самым большим открытием, но Нэйсмит подозревал, что оно второстепенно. А вот убийство неприметного возвращенца с Марса создавало впечатление, что здесь замешаны более важные соображения.

Ради остального рисковать уже не стоило. Нэйсмит провел последний эксперимент.

У Сэмси оказался крепкий организм, и он уже начал выходить из оцепенения. Нэйсмит включил лампу, ее свет упал сверху на искаженное лицо. Глаза туманно уставились на блестящую маску. Нэйсмит медленно снял ее.

— Кто я, Сэмси? — спокойно спросил он.

Полковник поперхнулся.

— Доннер… ты же мертв. Мы убили тебя в Чикаго. Ты — мертв, мертв!

Вот и доказательства. Нэйсмит снова надел маску. Он аккуратно включил сигнализацию, которую обесточил при входе, и проверил комнату на следы своего присутствия. Ничего. Затем он вынул из-под подушки пистолет Сэмси. Конечно, с глушителем. Нэйсмит вложил его в руку полковника и, надавив ослабевшим пальцем на курок, вышиб ему мозги.

Они, конечно, будут подозревать, что это не убийство, но вряд ли додумаются провести биохимическое вскрытие до того, как препарат в крови распадется до уровня, не поддающегося анализу. По крайней мере — одним меньше. Нэйсмит не чувствовал угрызений совести. Это не обычная полицейская операция, это — война.

Он вернулся назад на балкон и закрыл за собой дверь. Перегнувшись через край, он настроил свои присоски и начал долгий спуск к земле.

Служба могла обеспечить Нэйсмита отличной маскировкой, но необходимое оборудование было занято, и он даже не осмеливался предположить, что за любым из служащих, его имевшим, Безопасностью не установлена слежка. Лучше полагаться на маски и слабую наблюдательность большинства граждан, чтобы выпутаться.

Звонить Аббату из городской телефонной будки было также рискованно, несмотря на срэмблер, но тут он ничего не мог поделать. Почте больше нельзя было доверять, а связь была абсолютно необходима для дальнейших действий.

Голос Аббата показался серым и усталым:

— Марс, хм? Отличная работа, Нэйсмит. Что мы должны делать?

— Конечно, замолвить словечко Фурье, пусть он попытается что-то предпринять. И послать кодированное сообщение нашим оперативникам на Марс. Они смогут проверить этих Пилигримов и также разузнать об окружении и друзьях Розенберга. Там должно быть много ниточек. Впрочем, я сам попытаюсь перехватить Розенберга до того, как американисты доберутся до него, и один или два Брата понадобятся мне для помощи.

— Да, лучшего ты придумать не мог. Руки Службы и так уже сильно связаны, пока идет это расследование ООН по китайским обвинениям. Более того, мы сомневаемся во многих наших людях. Поэтому мы, и в особенности Братство, должны действовать в данное время более независимо. Действуй, как можешь. Однако я могу передать твою информацию в Рио и на Марс.

— Умница. Как у тебя дела?

— Не звони мне больше, Нэйсмит. За мной следят, и мои люди реально не смогут предотвратить попытку покушения. — Аббат сухо усмехнулся: — Если им это удастся, мы сможем поговорить в аду.