открывать благотворительный бал и любезничать с офицерами

столичного гарнизона — счастье, хоть танцевать никто не тащил...

В пятницу днем, на совещании, во время доклада представителя Государственного Банка, Арек понял, что ему срочно надо уехать в Eisenwasserlich и прогуляться на свежем воздухе. Намерение он начал осуществлять немедленно:

позвонил только что сменившейся тройке, которую сделал «провинциальными телохранителями», и не приказал, но непреклонно попросил отложить отдых и подогнать машину к черному ходу Канцелярии. Хайнц пообещал прибыть через сорок пять минут:

— Раньше никак не получится, хаупт. Надо забрать повара, заехать за дворецким...

— Да ты ошалел? Никакого повара и дворецкого! — прорычал в трубку запершийся в туалете наместник. — Ты еще автобус со шлюхами организуй!

— Доставка шлюх в мои обязанности не входит, хаупт. А доставка прислуги...

— Тоже не входит! В прошлый раз ты о поваре и не заикался!

— А у нас с понедельника новые служебные инструкции, хаупт. Наш командир распорядился...

— Я поговорю с вашим командиром. Конкретно поговорю!

Прямо сейчас позвоню и поговорю! А вы собирайтесь и подъезжайте к дверям. И без повара!

— А что мы будем делать, когда вы кушать захотите, хаупт? — поинтересовался Хайнц.

— Съездишь в магазин и купишь мне кефира с булочкой! — буркнул Арек и нажал на отбой.

Троица телохранителей явилась к черному ходу через двадцать минут. И прождала наместника в джипе почти полтора часа — тот никак не мог вырваться из цепких старческих

лап финансового советника. В машину Арек сел крайне

раздраженным, отключил звук на надрывающемся телефоне и велел Рейну:

— Приглуши музыку. У меня голова болит. И езжай быстрее,

пока ко мне еще кто-нибудь не прицепился!

Оказалось, что в пятницу, во второй половине дня, покинуть столицу не так-то просто — у юго-западных Ворот образовалась солидная очередь. От предложения Хайнца врубить сирену и расчистить путь наместник отказался, не желая привлекать к

себе внимания. Но через двадцать минут ожидания жестоко об этом пожалел: из-за запрета на курение на пропускных площадках.

После пасмурного серого неба столицы и мрачного межпространственного туннеля яркий солнечный свет показался ослепительно-невыносимым.

— А тут прямо лето... — прикрывая глаза ладонью, пробормотал Арек. — И деревья зеленые-зеленые, и цветет все... О!

А это что значит? Почему они голые?

Хайнц глянул на группу туземцев, раскидывавших лопата ми кучу горячего дымящегося асфальта, и пожал плечами:

— Не совсем голые, хаупт. Они в штанах. По их меркам — это прилично. Здесь в жару такую картину регулярно можно увидеть.

— Без рубашки? На улице? — поморщился Арек. — Что за бесстыдство?

— Ну... Они обычно по улице так не ходят, — пояснил Хайнц. — И в банк или на почту никого не впустят в таком виде, разумеется... Но во время работы — на расчистке развалин, на дорогах, часто раздеваются, да. На это просто никто не обращает внимания, хаупт. Это же колония.

— А то я колоний не видел!

— Но это дикая планета, хаупт...

Наместник скривился. Он не считал себя ханжой и не был узколобым обывателем: стажировки в трех колониях и служба в Антитеррористическом Центре научили его многому. С одними туземными обычаями он примирился, другие умел использовать в своих целях. Но спокойно отнестись к полуобнаженным мужчинам, разгуливающим по городу, не мог... Это же не частный пляж и не бордель! Понятно, что жарко. Но для таких случаев в спецодежде имеется легкий жилет!

Вторую серию непристойностей пришлось лицезреть возле парковой галереи. А на третью и заключительную они наткнулись прямо возле дома. Арек оглядел очередную партию нагих спин и выставленных на всеобщее обозрение сосков и подавился сигаретным дымом. На какой-то миг у него помутилось в голове, и он решил, что Грэг... Помутнение сменилось злостью на случайного любовника.

«Работал же в кафе, кажется... С какой стати его принесло под особняк? Пронюхал, с кем валялся? Или сразу понял, но стеснялся что-то попросить, а теперь решился?».

Выйдя из машины, он еще раз покосился на полуголую копию Грэга и подозвал к себе Хайнца.

— Пусть Михаэль едет за этим... своим... переводчиком.

Алексеем. И везет его сюда.

— Но...

— Немедленно! А ты приведи ко мне вот того... в пятнистых штанах. Вот, прямо стоит! Волосы светлые, на плече клеймо...

Хайнц всмотрелся в туземцев и приоткрыл рот от удивления.

«Ясное дело, сообразил. У меня фотографии по всему столичному дому расставлены. И в кабинете на столе есть. И в бумажнике».

— Только как-нибудь... без шума.

— Так точно, хаупт.

Поднимаясь в спальню, Арек старался обуздать ненужные эмоции и заставить себя мыслить логически.

«Есть два варианта. Первый: он здесь случайно. Второй: он ищет встречи с какой-то целью. Если у него есть какая-то цель, он приступит к действиям. Заговорит, что-то попросит или, по незнанию языка, даст мне почитать кем-нибудь записанное послание. Или начнет ластиться — после пробного стриптиза».

Уговорив себя просто понаблюдать за нахалом до приезда переводчика, он сбросил пиджак и стал развязывать надоевший галстук. Спальня и пара расстегнутых пуговиц облегчат туземцу «путь к телу», если целью является соблазнение. Мелкая, но действенная провокация.

В дверь коротко постучали. Арек выдохнул, настраиваясь на рабочий лад, но вид знакомой фигуры, запахивавшейся в клетчатую рубашку, вызвал новый приступ злости.

«Стыдливость проснулась? Поздно, дружок. Эх, вкатить бы

тебе оплеуху хорошую, чтоб соображал, где можно раздеваться, а где — нельзя!».

— Иди, Хайнц. Я позвоню, если мне что-то понадобится.

— Так точно, хаупт.

Дверь закрылась, оставляя их наедине. Поиграть в «гляделки» не удалось — туземец уставился в пол и не желал отрываться от узора на серо-бежевом ковре. Он не заговаривал, не доставал из карманов записок, не делал попыток приблизиться. Наоборот, при каждом звуке и движении — Арек побродил по спальне, пиная мебель — вжимался лопатками в дверной косяк. Точно как в первую встречу у себя в доме.

«Неужели случайно на глаза попался? Что ни говори, а такое

в жизни бывает. Тем более в маленьком городишке...».

От мужчины несло потом и пылью: чувствовалось, что он

провел день, вкалывая на тротуаре, а не поджидал добычу, устроившись где-то в холодке. Арек открыл балкон, позволяя свежему ветру ворваться в комнату, взял окаменевшего

от прикосновения туземца под локоть и повел к двери в ванную.

По пути он отмечал детали: наполненные смесью ужаса и недоумения глаза, дрожащие руки, нервно прикушенную губу.

«Это жалкая тень, по иронии судьбы похожая на Грэга. Напоминающая Грэга. До тех пор, пока не увидишь страх и безволие. Зачем я травлю себе душу?».

Услышав звук льющейся воды, туземец встрепенулся и потянулся к крану. Арек выпустил его локоть и отступил на шаг.

Гость чуть сполоснул руки, наклонился к раковине и принялся

жадно пить, набирая воду в сложенные «лодочкой» ладони. От

этого зрелища стало совсем тоскливо.

«Если он даже воды попросить боится... Что за дурак? Я ж ему ничего плохого не делал».

Остатки злости улетучились. Почему-то вспомнилось, как Грэг, разогнавшись на ночной трассе, сбил машиной выскочившую на дорогу собаку.

— Тормози! Надо глянуть, может она живая!

— Черт! Долбануло-то как, бампер помял!

Он тогда все-таки затащил скулящего пса на заднее сиденье и заставил мужа ехать в ветеринарную клинику. Грэг недовольно морщился — кроме бампера пришлось менять залитые кровью чехлы. Но Арек настоял на своем: поднятием брови и небрежным

предложением: «Уезжай. Я вызову такси, отвезу собаку и вернусь домой».

Бросить подыхать ни в чем не повинное животное он не мог.

Это было непорядочно и подло. И нет, он не считал, что жалость