Из этой истории видно, как важно для меня было путешествие в Европу, особенно с Мэттом. Мама в конце концов смирилась с нашей затеей, потому что в Париже я должна была остановиться у Бэррингера – мы должны были остановиться у Бэррингера. Он учился в Институте кулинарии и проходил практику в ресторане известного отеля. Когда мы приехали к нему, самого Бэррингера на месте не оказалось. Нас ждала записка, что он в Англии, в гостях у родителей своей девушки: чувствуйте себя как дома, берите что хотите. На кухне было полно хлопьев.
Я тогда не знала, что Бэррингер и Наоми, его девушка, планируют пожениться и поехали сообщить об этом ее родителям. Наоми была старше Бэррингера на десять лет, но выглядела шикарно: длинные рыжие волосы, прозрачная нежная кожа, тонкие пальцы. Они познакомились в том самом ресторане, Наоми пришла туда поужинать. Мне рассказывали, что он сделал ей предложение в первый же вечер, на улице у выхода. Я не очень верила в эту историю, пока не услышала ее у них на свадьбе. История удивительного знакомства упоминалось раз двадцать, с неизменным рефреном: «Когда встречаешь свою судьбу, все становится ясно».
Свадьбу устроили в маленьком загородном отеле у Катоны, что в сорока километрах от Скарсдейла. Было это в декабре того же года, когда Бэррингер и Наоми познакомились, а мы с Мэттом летали в Европу. Джош был шафером. Я не хотела идти из-за экзаменов.
– И с каких это пор тебя волнует учеба? – резонно спросила мама.
Джош зачитал то самое стихотворение про розы, которое часто слышишь на свадьбах. Красивая Наоми была босиком.
Теперь Бэррингер – шафер у Джоша. Вспоминает ли он о Наоми? Думает ли о ней прямо сейчас? Я глянула на Бэррингера. Он пристально смотрел на дорогу и крепко держал руль обеими руками.
В Париже он проучился год, потом нашел работу в Нью-Йорке, устроился помощником шеф-повара на аллее ресторанов в Нижнем Ист-Сайде. Три года спустя, даже скорее четыре, Наоми сказала ему, что скучает по дому и хочет вернуться в Лондон.
Бэррингер нашел работу в Лондоне, однако не прошло и недели после переезда, как Наоми сообщила, что скучала она не по дому; оказывается, она не хотела больше быть замужем.
После этого о Бэррингере было слышно мало. Он работал где-то на севере Калифорнии – Санта-Фе, Нью-Мексико, Остин, потом вроде в Техасе. Джош иногда мне рассказывал о нем, но я была слишком занята собственными проблемами. Тем же летом, когда Наоми сказала Бэррингеру, что ему лучше уйти, Мэтт сделал мне предложение. Было это так. Я получила диплом, и мы поехали к моей родне в Саванну. По пути остановились на ночь в кемпинге у Шарлотсвилля, что в Вирджинии. Укладываясь спать, услышали у палатки шум. Мы испугались, что это медведь роется в мусоре. Медведь оказался енотом: видно, из-за текилы, неровного лунного света и игры теней бедное животное значительно выросло в размерах. Едва страхи и хохот из-за воображаемого медведя улеглись, Мэтт достал из сумки кольцо и сказал, что не хочет ждать ни минутой больше. Он запланировал романтический ужин в Саванне, но не хотел ждать ни минутой больше. Знал ли об этом Бэррингер? Вряд ли.
Вряд ли знал он и о том, что как раз, когда мы жили в его квартире в Париже, мы впервые серьезно заговорили о совместной жизни. На следующий день после приезда мы пошли смотреть на Эйфелеву башню. Мы были очень счастливы, и в какой-то момент Мэтт признался, что хотел бы всю жизнь вот так ездить со мной по красивым местам, что он счастлив во Франции уже оттого, что мне здесь хорошо. Я расплакалась, прямо у Эйфелевой башни, потому что он говорил искренне, и потому что рядом с ним я чувствовала то же самое еще с нашей первой встречи. Самой большой радостью для меня было то, что Мэтт рядом со мной счастлив.
Мне захотелось рассказать об этом Бэррингеру, только было непонятно, зачем.
– Ребят, а вы знаете кого-нибудь, кто счастлив в браке? – поинтересовалась я вместо этого и от неловкости вытянулась, как струна. – По-настоящему счастлив?
Джош обернулся, Бэррингер посмотрел на меня через зеркало заднего обзора.
– Просто подумала, – пояснила я.
Джош отвернулся.
– Подумай о чем-нибудь другом.
Бэррингер больше не смотрел на меня. Теперь он точно думал о Наоми. О ней и, может быть, о своей новой девушке, Сесилии или Хлое, или Каролине, я забыла имя.
– Извините, я лишь пытаюсь понять, почему, в какой момент начинаются портиться отношения. – Я тряхнула головой, понимая, что от моих объяснений лучше не становится. Ни им, ни мне. – Ладно, проехали. Глупый вопрос.
– Из школьной анкеты? – ядовито предположил Джош.
– Точно, как я не догадалась… А между прочим, в школе я обожала заполнять анкеты.
Бэррингер посмотрел на меня в зеркало и улыбнулся.
– «Твоя любимая песня?» – спросил он. – Не сейчас, естественно. Тогда.
Я замотала головой, пытаясь вспомнить, вернуться в то время и вспомнить, что же мне нравилось… Старшие классы, я пишу в чужой тетрадке, я уверена в своих ответах…
– «Lady in Red», наверное.
– «Lady in Red», – пробурчал брат, словно не веря.
– «Любимое хобби?» – не обращая внимания, продолжил опрос Бэррингер.
– Купаться.
– Купаться? – переспросил Джош и обернулся ко мне. – Только не говори, что ты так и писала. Сложно, что ли, написать софтбол? Танцы?!
– Я потом добавляла, что купаться в океане.
– Молодец, так держать, Эмми, – съязвил брат.
– Я тоже люблю купаться, в ванне, – поддержал Бэррингер.
Джош поднял руку, призывая его к молчанию. Брат всегда бесился, когда, по его мнению, я вела себя странно. Вряд ли он думал, что я его позорю, скорее боялся, что я попаду в дурацкую ситуацию, а он не сможет меня вытащить.
Джош опустил боковое стекло, и ветер ударил мне в лицо. Ему на переднем сиденье, наверное, дуло не так сильно.
– Теперь, когда ты живешь у океана, можешь говорить, что любишь купаться в ванне, – сказал Джош.
Если вы приедете в Скарсдейл в гости к подруге из колледжа или к родителями нового бойфренда, то скорее всего вас поведут в «Долину Хиткот»[2]. Потому что других кафе или баров у нас нет. Действительно нет. «Долина Хиткот» – не самое популярное или приличное питейное заведение в Скарсдейле, это вообще единственное питейное заведение в Скарсдейле. Если бы вам захотелось чего-то другого, пришлось бы ехать в соседний городок, в Уайт-Плэйнз или в Нью-Рошель, эпицентр местных развлечений.
Нельзя сказать, что «Долина Хиткот» – плохое место. Заведение на самом деле отличное: три огромных полутемных зала с каминами, внизу – ресторан, наверху – бар. Дважды в год в баре не протолкнуться: перед Рождеством и Днем благодарения, когда выпускники приезжают с учебы к родителям. В остальное время народу в «таверне» мало. Сегодня бар был, как обычно, полупустой: в углу ужинала парочка разведенных, наверное, первое свидание, у телевизора разговаривал с барменом пожилой мужчина, у стойки две женщины под тридцатник пили шардоне.
В центре зала специально для мальчишника стоял большой овальный стол, безудержного веселья за ним не наблюдалось. По одну сторону сидели школьные друзья жениха – Марк, Тодд, Крис, по другую – друзья из колледжа и медицинского факультета, большей частью мне не знакомые. Большинство приглашенных или жили в Нью-Йорке, или прилетели на выходные, и родители Мерил разместили их в «Эссекс-Хаузе», той самой гостинице, где проходила свадьба. Заметив количество пустой посуды, я пожалела, что устроила мальчишник не в Нью-Йорке. С такими темпами все останутся ночевать у нас, вповалку с Мойниганами-Ричардсами.
При виде Джоша раздались восклицания:
– А вот и он!
Все встали и зааплодировали. Пока Джош здоровался с гостями, мы с Бэррингером стояли в стороне, чему я была несказанно рада, но тут меня заметил папа: Сэмюэль Бин Эверетт, уроженец города Саванна, что в штате Джорджия, ныне юрист, в юности – доброволец пожарной команды, аномалия ростом под два метра. К мальчишнику он подготовился основательно: надел строительный комбинезон, тяжелые башмаки и футболку с надписью «Мистер Мускул», которую Джош подарил ему несколько лет назад.
