Гарсес рассказал мне все это для того, чтобы добавить еще несколько штрихов к портрету Оливареса — Верный Пес (эль Перро), как все мы его звали, погиб, защищая Ла Монеда. Ему не было еще 42 лет. Один из самых известных и уважаемых левых чилийских журналистов, пламенный защитник кубинской революции, непримиримый борец против реакции, своим метким пером он разоблачал грязные махинации бывшего президента — христианского демократа Эдуардо Фрея.
Верный Пес погиб с оружием а руках, сражаясь против фашизма вместе с Альенде, с которым, начиная с 1952 года, был рядом всегда и везде. Когда Альенде одержал в 1970 году победу, Оливарес стал его ближайшим сотрудником. Он выполнял различные задания президента, участвовал в подготовке его выступлений. Одновременно он возглавлял седьмой государственный канал телевидения и вел колонку в газете «Кларин», в которой сотрудничал в течение многих лет после того, как покинул вечернюю «Ультима ора». Последнее время в статьях в «Кларин» Оливарес последовательно разоблачал вмешательство ЦРУ во внутренние дела Чили.
Трудно представить себе этого добродушного толстяка с пышными усами и мягким взглядом близоруких глаз с оружием в руках сражающимся против врага. Все, кто знал Оливареса, помнят его как интересного собеседника и остроумного рассказчика, он постоянно был весел, и его веселость как бы по контрасту гармонировала с серьезностью Альенде. Но этот же Оливарес не расставался со своим пистолетом с тех самых пор, как президент Альенде вступил во дворец Ла Монеда. Известно также, что Верный Пес не раз грудью заслонял президента, помогая охране.
Оливарес всегда оказывался в Ла Монеда в трудную минуту. В неизменном свитере и светло-зеленых брюках, которые он сохранил после одной из поездок на Кубу, в ботинках, какие носят кубинские милисианос, он говорил с иронией: «Я одет как на войну».
Гарсес
Хорошая память и четкость, которыми отличается Гарсес, сослужили добрую службу при подготовке этой книги, когда я восстанавливал последовательность событий. Гарсес много раз беседовал со мной, уточнял время, сообщал подробности обо всем, что произошло с момента, когда он вышел из резиденции на Томаса Мора, до того, как в последний раз обнял Альенде.
Оливарес разбудил меня по тревоге около 7.00. В 7.10 я вошел в кабинет Альенде и увидел, что он пытается соединиться по телефону с квартирами командующих и других офицеров. Но никто не отвечал. Он сказал мне: «На флоте мятеж». Я спросил, насколько широко распространилось путчистское движение. Президент ответил, что мятеж объявили суда «Симпсон» и «Адмирал Латорре», морская пехота движется в направлении Сантьяго, а карабинеры сохраняют верность правительству. Он сказал мне также, что говорил с генералом Бради и приказал ему принять необходимые меры.
В 7.20 мы выехали из резиденции на улице Томаса Мора и прибыли в Ла Монеда в 7.30. Вслед за нами двигались две танкетки карабинеров. Другие танкетки и одна боевая машина уже заняли оборонительные позиции вокруг дворца. В 7.35 в кабинет президента вошел командующий корпусом карабинеров генерал Хосе Мария Сепульведа. Альенде продолжал безуспешно звонить главнокомандующим. Он сказал мне: «Никто не отвечает. Мне кажется, что на этот раз они все сговорились». В 7.55 Альенде первый раз выступает по радио. Обращаясь к народу, он говорит об опасности создавшегося положения. Он связывается с Луисом Фигерой и Роландо Кальдероном, руководителями Единого центра трудящихся, характеризует сложившуюся обстановку и просит мобилизовать рабочий класс. В 8.20 он второй раз выступает по радио. Президент еще не кончил говорить, когда позвонил его адъютант команданте Роберто Санчес и передал ему послание генерала ВВС фон Шовена. Альенде ответил: «Скажите генералу фон Шовену, что президент Чили не покинет страну. Пусть он выполняет свой долг солдата, я же выполню мой долг — долг президента».
В 8.30 по радио мы услышали первое воззвание, в котором руководители мятежа публично обращались к Альенде, предлагая ему отказаться от поста президента. В 8.45 Альенде в третий раз обращается к народу.
Я говорю Гарсесу, что кое-что в его рассказе ново для меня. Так, например, мы, иностранные корреспонденты, знали лишь о трех выступлениях президента по радио, и время этих выступлений не совпадает по нашим данным с тем временем, которое назвал он, Гарсес. На это Гарсес отвечает, что было не три, а пять обращений, но, очевидно, два из них не были переданы в эфир.
Гарсес продолжает свой рассказ:
В третьем выступлении Альенде вновь повторил, что не сдастся и до конца будет верен трудящимся, которые избрали его президентом. В 8.55 президент увидел из окна кабинета, что танкетки и автомашины карабинеров уходят. Альенде повернулся к генералу Сепульведе и спросил, что это значит. Сепульведа вышел на короткое время из кабинета и, возвращаясь, объявил: мятежники заняли центр радиосвязи корпуса карабинеров, командование корпуса оказалось оторванным от своих частей. Тогда президент приказал ввести в Ла Монеда находящихся в Главном управлении 50 солдат вместе с офицерами. В 9.00 Альенде еще раз выступил по радио и заявил, что действия путчистов «позорят вооруженные силы страны». К 9.10 он готовит новое выступление, но передать его не удалось. В 9.15 Альенде вновь перед микрофоном, на этот раз передача шла через радиостанцию «Магальянес», единственную, которая еще имела выход в эфир. В 9.25 президент сообщил нам, что через несколько минут начнется обстрел Ла Монеда.
Затем президент обращается к трем своим адъютантам, он говорит, что они свободны поступать так, как подсказывает им совесть, сам же он останется во дворце. С этой минуты Альенде лично руководил подготовкой к обороне дворца.
В 9.51 мы увидели первые танки. В 9.55 начался обстрел дворца. В 10.40 последовала небольшая передышка. В 10.45 Альенде собирает совещание гражданских сотрудников в салоне «Тоэска». Он просит мужчин помочь ему убедить женщин уйти из дворца. В 10.50 президент принял по их просьбе Брионеса, министра иностранных дел Клодомиро Альмейду, Хосе Тоа и Фернандо Флореса и имел с ними конфиденциальную беседу. В 11.05 президент вышел в зимний сад и объявил генералу Сепульведе и другим офицерам, что они вольны действовать по своему усмотрению. Карабинеры могут, если хотят, покинуть дворец, но обязаны оставить оружие тем, кто будет его защищать. И тут он обращается ко мне и требует, чтобы я ушел из Ла Монеда. Трижды повторил он свои доводы, объясняя другим, почему я не должен оставаться. Он проводил меня до дверей. Мы обнялись в последний раз.
Альенде
Все свидетели, с которыми я беседовал в день переворота, позже называли время, в которое Альенде прибыл во дворец, — между 7.30 и 7.40. Большинство сходится на 7.30 утра, что, вероятно, ближе всего к истине. Альенде, прежде чем войти во дворец, взял в руки автомат и спустил предохранитель. Во дворец было перенесено все оружие, кроме 30-миллиметрового пулемета, который остался в гараже у «Хорхе».
Альенде сразу же собрал ГДП в зале безопасности и сообщил о возможном государственном перевороте. Он спросил, какими средствами они располагают для ведения боевых действий. «Рамон» ответил, что кроме привезенного оружия в Ла Монеда имеется шесть автоматов Калашникова, гранатомет, пять касок, восемь противогазов и кое-какое другое снаряжение. Альенде, как рассказывал мне Эрнесто, увидел, что вопреки данным им ранее указаниям не хватало одного гранатомета. Недовольный, он спросил, можно ли имеющееся оружие считать оружием, или же это просто игрушки. «Рамон» предложил ему пуленепробиваемый жилет, но президент отказался. «Я буду сражаться как все», — сказал он.
Подготовка
«Рамон», «Патрисио», Эрнесто и «Панчо» заняли все подходы к президентскому кабинету, и Альенде приказал им не пропускать ни одного вооруженного человека. Члены ГДП сочли этот приказ предостережением в адрес военных. Президент пояснил — эта мера необходима для того, «чтобы не допустить измены».