Я яростно почесал в затылке. И так-то настроение было не ах, а к концу послания от Лили во мне вскипела ярость. Выдумала тоже — записывать Томаса на медосмотр, без моего разрешения! Очень в ее духе. Прекрасно все рассчитала: понимает, что свершившийся факт — действенное оружие. Поэтому, если я не вмешаюсь сейчас, Лили будет гнуть свою линию дальше, а когда моего сына переделают в пернатое, обратно мне его уже будет не превратить. А я ведь толком не разузнал, в чем заключаются процедуры. Медлить больше нельзя, надо срочно выяснить подробности! Я вытащил из бумажника инфокарту с номером доктора Руоконен и позвонил ей на работу. Час был поздний, но, по крайней мере, хотя бы секретарша была на месте. Конечно, оказалось, что у известного специалиста по летательству каждая минута расписана, но, когда я сослался на доктора Елисеева, секретарша тут же пообещала: «Хорошо, я попытаюсь как-нибудь вас втиснуть… Вот, послезавтра есть окошко». И, похоже, всерьез ожидала, что я рассыплюсь в благодарностях.

Вернемся к видеофону. Так, что там у нас еще? Я вывел на экран следующее сообщение. Оно было от Чешира, и меня снова поразило то, каким бесцветным измученным голосом он разговаривает. Чешир сообщил, что у него новостей нет. Плохо дело — это, можно сказать, скверная новость.

Я через силу поднялся с дивана и сел за бумаги: пора было разобраться в документах Пери. Кабинетом мне служил обычный обеденный стол. Я просматривал на инфокарте все, что успел отсканировать в кабинете у Кам. Если не найду того, что мне надо, придется официально передать дело в руки полиции — на день раньше срока, который я сам себе назначил. Я вспомнил, как лихорадочно рылся в документах на столе у Кам, как торопливо перекладывал и сканировал их, и хотел непременно найти те, которые дадут какую-то ниточку, наведут на след, и заранее угадывал содержимое того или иного документа, и боялся, что большинство сведений окажется бесполезным. Напрасно считают, будто досье в государственном учреждении — это непременно полные сведения; о нет, так бывает редко. Как правило, связную биографию из этих обрывков не склеишь, и приходится многое домысливать самому.

Чем глубже я утопал в бесполезных документах, тем больше злился.

— Ну почему, почему надо хранить всю эту ерунду?! — возопил я, в сердцах дернув себя за волосы. — Ах да, конечно, накопили архив и надеются — пусть все подумают, будто мы делом занимались! А в архиве сплошной мусор.

Важнее всего мне было разузнать, почему Пери вообще отдали на попечение приемной матери, но об этом сведений в досье практически не было, точнее, имелись какие-то обрывочные упоминания. Из них я понял, что отец Пери исчез, а мать, оставшись одна с ребенком на руках, бросила бедную малышку на крыше небоскреба. Многие документы вообще не касались самой Пери; она лишь послужила толчком, запустившим в ход машину деловой переписки — совещаний, звонков и тому подобного.

И вот, когда я уже добрался до конца награбленного архива, желанная ниточка все-таки возникла. Я нашел то, что нужно: письмо в Управление от некоей Бронте Шау, проживающей в Панданусе, а точнее в поселке под названием Венеция — поселке-самостройке, состоящем из фургонов и прицепов. Эта Шау и числилась приемной матерью Пери, и просила она денег.

Один-единственный адрес! Драгоценный кончик той самой ниточки! Я вскочил и заходил по комнате — от волнения мне не сиделось на месте. С чего теперь начать? У меня есть адрес с Окраин, надо съездить по нему. Я нашел карту Окраин, вывел на экран «Стрекозы» и увеличил так, чтобы подробнее рассмотреть Панданус. Куда же еще могла направиться Пери, как не к приемной матери? У нее ведь больше никого из близких нет.

И в письме, и в прилагавшихся записях звонков Шау просила у Управления только одного: денег. Пока она растила Пери, у нее, ей за это платили, значит, девочка была для нее источником дохода. Господи Боже ты мой, да что же это получается: Пери сама по себе никому не нужна. Только как средство чем-то разжиться. Шау благодаря ей получала деньги, Чеширы — молоко и присмотр для своего Хьюго, я — выгодный заказ. Кам? Для нее девочка была головной болью. Исключение составлял только Хьюго — для него, наверно, Пери была центром мироздания. А если я выполню свою работу, Пери с Хьюго разлучат, этого не миновать.

Я открыл файл с черновиком отчета для Чешира, подчистил его, дописал еще один абзац, и отправил адресату. Сообшение получилось коротким, но, по крайней мере, я заверил заказчика, что напал на след Пери. Вдаваться в подробности и тем паче упоминать Венецию и Шау — это ни к чему.

Теперь можно было выпить еще пива. Я снова устроился на диване и, почесывая Плюша за ухом, принялся прикидывать завтрашний маршрут на Окраины и порядок действий. Плюш дремал, а я гладил его золотистую гриву, широкую переносицу, массивные лапы. От него веяло апельсинами. — у меня примерно так же пахнет лосьон после бритья. Наверно, я утром потрепал Плюша по шкурке сразу после того, как умылся и побрился. Не сам же он апельсинами пахнет. Я отправил Хенрику сообщение, известил его, куда поеду и когда вернусь. Нет, ни на какое полицейское прикрытие я не рассчитывал, но Хенрик мой приятель, поэтому пусть хотя бы один надежный и дельный человек знает про мои планы и представляет, где меня искать. А то мало ли, сгину в глуши на Окраинах.

Мягко спихнув Плюша с колен, я отправился потолковать с Таджем, который стоял на подъездной дорожке. На ночь автомобиль сложился до минимального размера. За право парковать его у дома я отстегивал сверх квартплаты, в том числе и за услуги Бронсона, местного ночного сторожа — ленивого толстяка, который пугался собственной тени. Рэй, уличный торговец, присматривал за Таджем только днем, а по ночам Бронсон, обходя дом, непременно проверял, как там Тадж. Больше ни у кого в нашем доме автомобиля не было.

Тадж признал меня и сонно мигнул синим огоньком.

— Завтра утром выезжаем спозаранку. К половине пятого будь готов двигаться в путь, — предупредил я его.

Да, встать придется ни свет ни заря, и времени будет в обрез, ведь надо успеть обернуться в Панданус и обратно, иначе я не успею за Томасом. А мне не хотелось жертвовать ни минутой общения с сыном — ведь завтра я беру его на вечер.

— Ясненько, — откликнулся Тадж.

Прежде чем завалиться спать, я снова пролистал все документы, какими только располагал. Хотя я и скопировал добрую половину досье Пери, но так и не понял, что побудило ее похитить Хьюго. И все-таки теперь я знал о ней больше, и меня точила тревога и подозрения. Девочку бросили в детстве, это-то понятно. А если она очерствела и поэтому невзлюбила Хьюго? Может, завидовала его сытой жизни, благополучной и богатой обстановке, в которой он родился и рос? Тьфу ты! Как я мог забыть, что у меня есть ценнейшие улики — записки, которые Пери писала малышу. Я перечитал их, теперь внимательнее, вникая в каждое слово.

Милый Хьюго.

Давай я расскажу тебе, какой у нас сегодня выдался день. Вроде бы ничего особенного, но было чудесно. Мы с тобой устроились под буком, ты лежал на своем любимом матрасике — том, на котором нарисованы зверюшки. Ты любишь по нему хлопать. Я взяла тебя на руки, а ты повернулся и чмокнул меня в щеку. Один раз. Совсем легонько — как будто первые буковые листья задели меня по лицу.

Нет, такого письма няня не напишет. Спрашивается, какая няня вообще станет писать своему подопечному, да еще впрок?

Дорогой Хьюго.

Мне ужасно хотелось, чтобы ты смеялся еще и еще, и вот я тебя смешила и смешила, и каких только трюков не выделывала. Швыряла мячик, чтобы он отскакивал от стены или от окна, а ты торопился за ним на четвереньках и заливался смехом. А еще ставила на попа толстого плюшевого бегемота, сшибала его на пол, и еще раз, и еще, лишь бы ты засмеялся снова и хохотал подольше.