— Ну, как рабочий денек, задался? — спросил я Миру.

Она молча закатила глаза.

— Наверно, допоздна работаете?

— И не говорите, — вздохнула она. — Обычно до девяти сижу, а то и дольше.

— Значит, доктор Елисеев ведет прием до позднего вечера? — уточнил я.

— Вы же знаете этих летателей, — сказала Мира. — Они такие занятые. Вот, пожалуйста, я вам все записала. — И она вернула мне инфокарту.

Ее собственная инфокарта лежала на столе подле рабочего экрана, и на ней, сменяя друг друга, мелькали снимки маленькой девочки с длинными косами. На вид — лет одиннадцать, от силы двенадцать, в дорогой школьной форме, малиновой с золотом. Значит, учится в престижной школе. На какие жертвы пришлось пойти Мире Кхандр, чтобы определить туда дочку? А цвета формы и девиз школы на значке запомним, пригодится. Per Ardua ad Astra. Боже правый, все школы как сговорились — выдумывают вариации на темы старого доброго «Через тернии к звездам».

— Ваша дочка?

Мира кивнула.

— Да, нелегко работать допоздна, когда дети маленькие, — посочувствовал я. Забрал инфокарту и нашел в ней снимок Томаса, показал Мире.

Она неохотно глянула на экран.

— Славный какой. Вы к доктору Руоконен насчет него?

— Да, — ответил я, и, едва прозвучали эти слова, как я понял — так и будет. Пусть Руоконен послужит мне опытным проводником по миру летателей, и не только в деле об исчезновении Пери Альмонд, а заодно поможет решить насчет Томаса и крыльев.

— Она как, хороший специалист? — уточнил я.

Мира истово закивала.

— Лучшая из лучших!

В центре города у меня была намечена еще одна встреча.

— А, вот и ты, наконец, — так приветствовал меня Хенрик.

Не очень-то любезно, можно подумать, я не человек, а поисковая собака, которая искала-искала бомбу и нашла. Цель моего визита располагалась в деловом районе для обычных людей — не Аэрвилль какой-нибудь, а попроще — неподалеку от Центральных Линий. Полицейский участок помещался в старинном здании, признанном памятником архитектуры, — зубчатая крыша, старый камень. Однако достаточно было провести полдня во Аэрвилле, и восприятие мое уже успело перенастроиться: после тамошней роскоши и чистоты все прочие районы Города казались запущенными и бедными. Обычно я мало обращаю внимания на кампунги — хлипкие, наскоро сколоченные хибарки из пластиковых щитов и деревянной тары, которые целыми поселками лепятся друг к другу где-нибудь под платформами рельсовки, а теперь все это бросалось в глаза так, будто я шел по Городу впервые в жизни.

Я как раз поднимался на платформу и все еще рассматривал хибарки, когда меня миновала женщина в деловом костюме, ведя за руку маленькую девочку в опрятной школьной форме. Обе скрылись в глубине поселения. Да, так уж устроен Город: чтобы поселиться в таком кампунге, поблизости от Центральных Линий, нужна приличная работа и заработок. Мать и дочь, которые прошли мимо меня, были своего рода трущобной аристократией: крыша над головой, жилье в центре, действующее разрешение на работу и даже вид на постоянное жительство.

Интерес мой к хижинам Центральных Линий был не праздным: я прикидывал, могла бы Пери укрыться в этом районе. В принципе, могла бы, но… И тут я остановился, словно громом пораженный. До этой секунды я не вполне четко представлял себе положение Пери. Мне все казалось, будто крылья — это главная загвоздка в деле. Вот болван! Все наоборот: крылья Пери — ее главная особая примета. Улететь Пери может, но чего девочке не удастся — так это спрятаться в трущобах незамеченной. Значит, укрыться где бы то ни было в Городе ей не по силам, и в поселениях на Окраинах — тоже.

Обо всем этом я продолжал размышлять, пока Хенрик, высокий, особенно внушительный и серьезный в своем темном костюме, вел меня по коридору, выложенному каменной плиткой. Здесь веяло холодком. Я присмотрелся к Хенрику. Несмотря на свежую короткую стрижку, выглядел он замотанным и постаревшим, и между бровями у него пролегла глубокая складка. Да и костюм вроде как траурный.

— А ведь мы с тобой давненько не виделись, — вспомнил я. — С тех пор, как тебя повысили в чине. Да-а, суперинтендант, глава районной полиции. Это вам не шуточки.

— Ладно тебе измываться, — отмахнулся Хенрик. — Всего и разницы, что теперь по башке я получаю от тех, кто постом куда повыше старого зануды Дэкина. Только теперь я понял, как здорово он, бывало, прикрывал мою задницу. Хотя, спору нет, в те времена, когда я тут еще на побегушках служил, Дэкин об меня ноги вытирал, это да. Ну, чем обязан посещением?

Я усмехнулся:

— Отлично выглядишь, хотя костюмчик и мрачноват. Воротник не жмет? Как поживаешь-то?

— Да, я малость двинут на правилах, — кивнул он. — В том числе и по части одежды. Куда как одеваться — с этим у меня строго. А костюмчик мрачноват потому, что все утро прождал вызова в министерство, на ритуальную выволочку, причем там еще была парочка представителей от городской комиссии и депутаты. Будешь тут ходить с похоронным видом, знаешь ли. Вообще что мне надо, так это сдать свое обиталище нормальному человеку и взять отпуск, да подлиннее.

Шутка насчет похорон заставила меня кое-что вспомнить:

— А я кое-что для тебя припас. Вот послушай: «О бессмертии мечтают миллионы людей, — те самые, которые ломают голову, чем себя занять дождливым воскресеньем»*. /*Сьюзен Эрц, (1894 — 1985), английская писательница. /. — Неплохо. — Хенрик довольно хмыкнул. — «Жизнь коротка, как вспышка молнии в небесах, жизнь тает быстро, подобно высыхающему ручью, что низвергается с горной кручи»*. —

То было наша давняя игра, которую мы не забыли с тех пор, как служили вместе — состязались, кто больше припомнит изречений о смерти. Смерть всегда где-то рядом, всегда у тебя за плечом. Подозреваю, что, подобно многим врачам и полицейским, этой шутливой фамильярностью мы думали отогнать ужас перед ее жалом. Не скажу, что на меня такой способ действовал, а вот Хенрику, любителю дзэн-буддизма, вроде бы помогало.

— В точку. Моя жизнь именно что низвергается как горный ручей с кручи, — сказал я.— Хенрик, мне нужна твоя помощь. Сделай одолжение, а?

— Еще бы она не была тебе нужна. Иначе как по делу бывшие сослуживцы ко мне и носа не кажут, — язвительно заметил он.

Я пропустил колкость мимо ушей. Хенрик ввел меня в свой кабинет.

— Кстати о сослуживцах, что поделывает Уилсон? — спросил он.

— Подвизается вольным стрелком в свое удовольствие, — ответил я. Уилсон был наш компьютерщик. — Я его сто лет не видел, он вообще никому не показывается. С ним даже не созвониться. Он засел дома и не выходит на улицу. Когда мне что от него нужно, я просто шлю ему сообщение.

— Прямо закуклился, да и только. Отшельник чертов, — покачал головой Хенрик. Потом сел. — Ладно, одно желание исполню. Десять минут на все про все. Излагай кратко.

Но тут же вытащил из кармана инфокарту, бегло прочитал сообщение, убрал ее обратно. Потом снова вынул, опять пробежал глазами текст и убрал.

— Что-нибудь срочное?

— А, каждую минуту и каждый день.

Я вспомнил, как Санил звонил мне в воскресенье с утра пораньше: двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю, приятель.

— Ясно-ясно. — Я двумя пальцами изобразил бегающего человечка, потом высунул язык, мол, запыхался, как собака.

Хенрик невесело рассмеялся. Я обошел его стол и заглянул ему через плечо на экран инфокарты. Сообщения бежали по ней, как муравьи по муравьиной тропке — непрерывной цепочкой.

— Господи Боже ты мой, — сказал я. — Просьба такая: посмотри, не мелькнет ли что про некую Пери Альмонд? Особенно в связи с агентством по найму нянь под названием «Ангелочки». И, если можно, по каналам Управления по охране семьи и детства тоже проверь. Возьмешься?

Хенрик поморщился.

— Взяться-то я возьмусь, только… Там, за окном, часом, не рак на горе свистнул?

— Ясно. Вежливый отказ.

Хенрик не удержался от улыбки.

— В общем, дело обстоит так: теоретически мы можем запросить доступ к картотеке «Управления», но жизнь показывает, что обычно овчинка выделки не стоит, а мороки слишком много.