Не оборачиваясь, не отрывая взгляда в упор от маленького священника, он кивком головы отдал приказ сопровождающим.
- Снимите парня.
Двое стражников замялись, и тогда вперед шагнул рыжий. Он прошел мимо отца Гурджиа, едва не врезался плечом в писца, который и не шелохнулся, чтобы уступить дорогу и, оказавшись рядом с Гилбертом, принялся усердно пилить веревку коротким ножом. Веревка была жесткая, ее волокна сопротивлялись тупому лезвию и все, оставшиеся в конюшне были вынуждены терпеливо ждать, пока он справится.
Наконец, молодой мечник тяжело рухнул к ногам освободителя.
У него достало сил порадоваться что инквизиторы во дворе гостиницы окатили его водой. Не придется стыдиться обмоченных штанов.
Тело не слушалось, а стражник не сделал попытки помочь ему встать. Гилберту пришлось собрать все силы, чтобы заставил себя сначала упереться все еще связанными руками в пол, а затем выпрямиться на трясущихся ватных ногах.
Стало видно, что он повыше молодого стражника и пошире в плечах. И что на самом деле они совсем не похожи, как могло показаться поначалу из-за светлых шевелюр - разные лица, разные осанки, разное сложение.
- М`сир…
- Жалобу подашь позже, когда придешь в себя, - отмахнулся Пес.
- Пи… - голос Гилберта прервался.
- Что?
- Письмо. Мое письмо. Мне… оно… Гилберт с ужасом понял, что не может объяснить внятно, что это за письмо и почему оно настолько важно. Что скажет Псу Правосудия имя какого-то там Лисьего Хвоста? И что они подумают про “самозванца”, когда его прочитают - а они не могут не прочитать?
Пес правосудия перевел взгляд на маленького инквизитора.
- Письмо.
Тот не шелохнулся.
- И цвай… фламберг. Мой меч!
- Выдайте моим людям вещи и бумаги этого человека. Все, по описи - вы наверняка ее делали, так уж положено. Сержант - примите. - приказал Пес.
Рыжий стражник кивнул и повернулся к писцу:
- Бумаги и вещи, мессир рыцарь. Но сначала - опись.
Детина в зелено-белом сюрко смерил его презрительным взглядом и вопросительно посмотрел на отца Гурджиа.
- Опись, бумаги и вещи. Передайте их моему человеку, - потребовал Конст жестким, звенящим голосом. Словно перетянутая струна, что вот-вот лопнет. Тишина.
Маленький человечек облизнул губы и пожал плечиками.
- Брат, выполни это требование. Это все уже не важно.
Детина что-то пробурчал, но наконец подчинился.
- Протокол допроса вы не получите.
Пес правосудия промолчал.
Наемник благодарно кивнул. Стены конюшни завертелись перед его глазами, он неуклюже переступил ногами и начал падать. Сержант не сделал попытки его поддержать, и Гилберт Кёрдерер из местечка Гродницы что под Аусборгом ничком рухнул на земляной пол.
Тот нестерпимо вонял навозом.
Глава 7
НЕСВЯТОЕ СЕМЕЙСТВО
(Кегнит)
Особняк Хантеров.
Ворота были закрыты, на фигурные решетки падал солнечный свет. Кегнит остановился, поднял голову и поморщился. Черт.
Слишком яркое солнце. “Никогда не понимал смысла солнечных ванн”. Кегнит надвинул шляпу ниже на глаза. Кожа его, белая и слегка веснушчатая, сгорала сразу и очень болезненно. Поэтому лучше бы сумерки и холодный сырой туман, как в Уре или в порту Сильверхэвена за час до рассвета… и круглый год.
“Я, конечно, знаю, что солнцебоязнь скорее свойственна вампирам, чем офицерам Второго Департамента, но… похоже, у некоторых офицеров схожесть с носферату не исчерпывается только страстью к ночной охоте на людей”. Шутка вице-канцлера при производстве его в новый чин. Неудачная, как большинство его шуток, но стоящая десятка самых лучших каламбуров и самых остроумных эпиграфов. Личное расположение Витара Дортмунда, за глаза именуемого Человеколюбом, дорогого стоит.
Кегнит кашлянул в кулак и обернулся, оглядывая своих людей - тех, что прибыли с ним из Ура, что служили здесь при его предшественнике и, наконец, городских стражников в цветах герцога Наольского, приданных ему для солидности. И те, и другие, и третьи откровенно скучали - только его люди делали это гораздо профессиональнее.
Кегнит подошел к решетке, чувствуя, как стало мокро между лопаток (да по всей спине!) и в подмышках. Жарища такая, что хоть одежду не носи.
Некоторые так и делают, подумал он, вспомнив, как ночью застал бегущего человека с охапкой одежды в руках. Сверху лежали ножны со шпагой. Это было… Кегнит мысленно улыбнулся. Это было смешно. Незадачливый любовник; муж, вернувшийся не вовремя; полуголая красотка. Женщина кричит с балкона, любовник, выпрыгнувший в окно, мчится по улице нагишом, а за ним следом - разъяренный муж с аркебузой, впопыхах даже забывший запалить фитиль.
Романтика.
В общем, отсмеявшись, отвели обоих - и мужа, и любовника - в кутузку.
Комендантский час нарушать нельзя.
Время такое… предвоенное. Кстати о времени: по улице шел дозор, и Кегнит остановил его повелительным взмахом руки. Капрал, командовавший патрулем, увидев значок Второго Департамента, выпрямился и замер, каменея лицом. В прозрачных светлых глазах появилось профессиональное стеклянное выражение, когда не отражается ничего, даже приблизительно похожего на работу мысли.
Словно капрал нанял для такого разговора зомби, глядящего на Кегнита безразличными мертвыми глазам.
Похоже, капрал точно знал, как нести службу с наименьшими проблемами у начальства.
- Мое имя Джеймс Кегнит, я помощник коменданта Наола и офицер Второго департамента. Вы и ваши люди подступаете в мое распоряжение. Дело безопасности герцогства.
- Ждем приказаний, мессир! - выпрямился по струнке капрал.
Прочие патрульные энтузиазмом не пылали.
Ну и черт с ними. Зато их восемь, а вместе с командиром девять, а это значит, что отряд Кегнита вырос сразу на треть, что немаловажно, учитывая обстоятельства.
Подобные патрули обходили Наол, прочесывая кабаки и забегаловки, вытаскивая из них пьянствующих наемников, наводнивших улицы города. Тех, кто уже сделал отметки в своих патентах, поступив на службу Блистательного и Проклятого и получив взамен белые повязки и стигмы, вытаскивали за шиворот из-за столов и отправляли в казармы, либо казематы - трезветь. Тех, кто еще не обзавелся новым хозяином в лице уранийского военного командования, брали в обработку. Выбор им предоставлялся небольшой - или подписание контракта, или штраф с перспективой аннулирования патента и пинок под зад до границы герцогства.
Далеко не все наемники были склонны подчиняться, поэтому численность патрулей удвоили. Во избежание инцидентов, так сказать. Ничто не действует на наемничую братию так убедительно, как численное превосходство противника.
(Понятно, что всегда существовал и третий вариант - посеребрить ручку командиру патруля, но об этом скромно умалчивалось).
Игнорируя недовольный ропот патрульных, Кегнит подошел вплотную к решетке и посмотрел сквозь нее в сад, разбитый перед особняком. Дорожки, усыпанные мелким красным песком, с утра, похоже, никто не подметал - ночью был небольшой ветер, и на них нанесло выгоревших листьев и мелкого сора.
Дом почему-то производил впечатление пустого и безжизненного, притом, что баронесса Хантер и ее гости были внутри. Кегнит это точно знал. Он чувствовал, как за ними наблюдают из-за тяжелых портер и дорогих ставен из ценных пород древесины. Скопление вооруженных людей у ворот трудно не заметить.
Что ж, пусть потомятся, погадают - что бы это значило.
Уже несколько дней к мастер-лейтенанту стекались разрозненные сведения относительно этого дома. Осведомители путано и туманно сообщали, что в городе назревает нечто особенное. Кровавое. Каким-то образом все связано с баронессой Хантер и людьми, прибывшими в Наол под видом ее гостей. Людей странных и загадочных. Слуги в доме сделались нервными и дерганными. Напуганными.
Затем из Второго департамента поступил сигнал о некоем графе Тасселе, с очень хорошими бумагами и полным отсутствием людей, которые бы его знали лично. Граф “всплыл” благодаря случайности - заварушка на Свинцовой тропе с попыткой ограбления поезда, в которой знатному нобилю едва не снесли голову.