Повел пальцем по карте Михаил.
— Сколько человек охраны?
— Четверо. Два конника спереди и два конника позади кареты. До банка они движутся по центральной улице. Улица широкая. Перехватить здесь не получиться. Предлагаю под видом посетителей зайти в банк и подождать их приезда. В банке всего два охранника. Вы уберете их перед началом.
— А почему вы решили, что деньги будут заносить с парадного входа? — полюбопытствовал я. — Такие операции чужих глаз не терпят?
— А черный вход будет загорожен внезапно поломанной телегой, — подмигнул Петровский, — там у какого-то крестьянина колесо отлетит. Переулок там узкий и придется карете разворачиваться.
Изображать крестьянина с телегой будет товарищ Степан судя по косоворотке и залихватскому кепи, сообразил я.
— Зачем разворачиваться? Может и взять их в этом узком переулке.
— Спрятаться там негде, — проронил слово Алексей, — они нас ещё на подъезде увидят, и стрелять начнут, а карета развернется.
картина предстоящего сражения была удручающая. Четыре жандарма сопровождения, два вооруженных инкассатора, + у извозчика может ствол оказаться, +два охранника в самом банке, + обязательный ствол под канцелярскими папками у администратора зала. Телефон и связь с жандармским управлением есть обязательно. При начале перестрелки какая-нибудь канцелярская крыса или сам хозяин банка начнут звонить. Если учесть, что управление от банка в 15минутах ходьбы (это я вчера проверял), то верхом они здесь появятся через пять минут. Очень понимаю нежелание товарища Вострикова лезть в эту мышеловку.
— Кому принадлежат деньги? — спросил я просто так, ввиду отсутствия других мыслей.
— А какое это имеет значение? — резонно заметил Петровский. Но на вопрос ответил, — Деньги придут из Москвы для Демидовского завода.
Был такой завод в нашем городе, и считался местной достопримечательностью. Хотя если подумать, империя Демидовых таких заводов понастроила в своё время по всей России. Имея карт-бланш от императорского двора грех было не развернуться. Лично на меня же эти строения из темно-красного кирпича цвета запекшейся крови, наводили тоску. Было в них что-то фундаментально мрачное и безрадостное, не смотря на качественность постройки, разумности в планировке и функциональности. Такое же впечатления производили на меня костелы в Прибалтике и Германии. «Дома Господа» мрачные и безжалостные как святая инквизиция, не то что наши веселые церквушки с золотыми искрящимися на солнце куполами. Одно слово, вернее два — Православие!
Совершенно не к месту вспомнился анекдот, но скорее всего это мозг мой выкинул фортель ввиду бесперспективности ограбления. И я рассказал его присутствующим:
«Подходит молодой прихожанин поющий в церковном хоре к батюшке и спрашивает:
— Святой отец, а почему в католическом храме поют под фисгармонию, а мы поем без аккомпанемента?
— А потому отрок, что талант не пропьешь, а фисгармонию как не фиг делать».
Анекдот был не к месту поэтому присутствующие лишь хмыкнули. А у меня родилась идея.
— Не наведаться ли в гости к управляющему завода? — спросил я, — И аргументировано попросить его, чтоб деньги с вокзала привезли в кассу завода, а не в банк. Незнакомых людей он может и не принять. Но если к нему пожалует человек в сутане просящий пожертвовать деньги на нужды храма.
— Авантюра, — скептически хмыкнул товарищ Михаил.
Востриков наоборот оживился.
— А что? Сутану я хоть сейчас организую.
— Времени нет, — отмахнулся Петровский.
— Поезд приходит в семь вечера, сейчас только девять утра. Если подсуетиться, то может выгореть. И к тому же если это Р… — Алексей запнулся взглянув на меня, — Никита возьмет на себя, должно получиться.
Жаль, что именно это я не могу сказать про тебя Алексей, подумал я о Вострикове. В записке написанной самому себе из прошлого, было всего две строчки. «Никому не верь. Забери документы у Вострикова!» Петровский удивленно посмотрел на Алексея.
«С каких это пор товарищ Востриков проникся таким доверием к товарищу Браузеру?» Печатными буквами было написано на лбу Михаила. Печатные буквы мелькнули и умчались бегущей строкой. Вслух Михаил произнес другое:
— Рад, что взаимопонимание и чувство локтя в наших рядах крепнет.
Чувство локтя было в области печени. Именно туда я ласково толкнул Лешу, чуть не назвавшего меня другим именем.
* * *
Борода хоть и короткая у меня имелась, но стриженая бородка не окладистая поповская.
Да и голый череп в образ не вписывается, к тому же шрамы на нем кое-где имеются. Если в тридцатые насчет шрамов я ещё мог отшутиться, что беляки саблями порубили, то теперь это было излишне приметно. Влезая в церковное одеяние меня смутил один аспект. В случае если придется делать ноги раздеться не просто. И с поднятой рясой пятками сверкать будет занятно. Если подрясник был почти в пору, то ряса оказалась великовата. Было такое ощущение, что носили их разные люди.
От подрясника здорово несло потом, что меня нервировало. Единственная радость — в широких рукавах как нельзя кстати помещался аигути, ножны которого я прибинтовал к руке. Бороду взятую на прокат из гримерной театра завязали на затылке, прикрыв завязки париком. Облачаться мне помогал товарищ Степан, сведущий в церковных обрядах и порядках. К своему удивлению я узнал, что Степан одно время прислуживал в храме и даже хотел идти на дьякона. Но что-то там не срослось. Заключительным аккордом облачения стал наперсный крест, большой массивный, серебряный. На обратной стороне креста я прочитал: «Образ буди верным словом, житием, любовию, духом, верою, чистотою». Крест насколько я знал, был у попа как табельное оружие выдавался при рукоположении один раз в жизни.
— Вы это. батюшку не того? — спросил я у Степана.
— Господь с тобой! Грех на душу не возьму!
— Сперли что ли?
— Не.
— А как?
— Да батюшка когда пьяный азартный очень, вот в карты и продулся.
— И крест на кон поставил? — не поверил я.
— Да, не. Крест сняли когда он уже пьяный спал.
* * *
Время близилось к обеду. Весеннее солнце лупило в макушку. Чтоб камилавка не наезжала на глаза и не висла на ушах под донышко подложили полотенце. Пот лил градом. Мне так и хотелось снять её и утереться полотенцем. Но я стоически терпел и дабы не уронить престиж шел важно, неторопливо, мельком поглядывал на шедшего по той стороне улицы Вострикова. Позади меня, шагах в десяти, плелся Степан. Я уже отличал его шаги от шагов в прочих прохожих. Была у него шаркающая кавалерийская походка. И где это её мог приобрести церковный служка? Впрочем, меня сейчас больше занимал другой вопрос. Что должно произойти? Суть в том, что работая журналистом в газете «Светлый путь» я по долгу службы, а зачастую и по собственной инициативе навещал городской архив. В архиве я пролистывал подшивки нашей газеты, которая до революции называлась «Ведомости Н-ска» и изучал более-менее значимые события тех времен. Писали в основном всякий вздор: Что у помещика Кривошеина родился двухголовый теленок. Что состоялся суд по факту возмещения морального ущерба причиненного чиновнику Пискунову от чиновника Лопарева. Лопарев физическим действием (плюнул Пискунову в лицо) нанес потерпевшему глубокую психологическую травму несовместимую с жизнью. Писали о том, что лето нынче будет жаркое и звонарь храма Александра Невского Варвин говорит, что это однозначно к войне. Писали о том, что забастовка начатая в понедельник на «Демидовском заводе» закончилась в пятницу, после того как управляющий Соловьев К.К. выдал бастующим аванс и они разошлись. Кто домой, а кто по кабакам. Группа рабочих были доставлены в полицейский участок дюже пьяные и без денег. Писали о том, что учитель естествознания Клеопатров Ю.Н. совместно со своими учениками на реке Нуре откопал фрагменты скелета доисторического слона или мамонта. Фрагменты торжественно переданы в краеведческий музей. В общем писали в то время обо всем, что происходило в маленьком уездном городке. Хотя не был он таким уж маленьким. В городе было несколько гимназий, было реальное училище, были ремесленные училища, был театр, был парк развлечений с каруселями. В здании городской ратуши проводились дворянские собрания и балы. А позже открыли синематограф.