— Это мы еще посмотрим. Женщины народ капризный.

Не сердитесь. Сегодня я все же заеду к вам в салон и лично принесу извинения. До свидания. Целую ручку.

…До девяти оставалось еще тридцать минут, а капитан Пауль Вольф был уже на месте. Нетерпеливо посматривая на часы, он прогуливался около дома Лены, старательно обходил лужи, боясь испачкать начищенные сапоги. А дождь продолжал моросить. Казалось, во всем мире нет сухого места, все промокло, пропиталось этой противной, надоевшей до отвращения влагой. Стрелка часов словно замерла на одном месте.

Пауль даже усомнился: уж не остановились ли? Поднес часы к уху. Они весело, методично постукивали, отсчитывая секунды.

— Заждались? Пойдемте, мы и так опаздываем.

Через полчаса они подошли к домику на окраине города. Из-за плотно закрытых окон раздавалась музыка, приглушенные мужские и женские голоса, смех.

— Ну вот, веселье в разгаре.

В комнате горел яркий свет. За празднично накрытым столом сидели три немецких офицера и несколько девушек. Все весело приветствовали пришедших.

Девушки встали рядом и шутливо раскланялись.

— Таня, Вера, Рая, — назвали они себя.

— А Таня сегодня виновница торжества. Это у нее день рождения.

Кто-то из офицеров пригласил:

Быстрее к столу, господа! Мы в России, и давайте выполним один из обычаев этой страны. У русских запоздавших заставляют пить «штрафную».

Пауль Вольф с улыбкой посмотрел на Таню и протянул сверток с подарком.

— С днем ангела вас. Желаю большого счастья.

И поднес бокал к губам. В этот момент он почувствовал, как чьи-то сильные руки сжали его в железных объятиях, выхватили из кобуры пистолет.

Бокал со звоном разбился, на пол посыпались мелкие осколки. Ошеломленный неожиданностью, связанный по рукам и ногам, с кляпом во рту, капитан недоумевающе смотрел на присутствующих он ничего не понимал.

Просим извинить, капитан, что так грубо поступили с вами. Но сами понимаете, сейчас не до церемоний. Мы дадим вам возможность говорить, но учтите, не вздумайте кричать. Во-первых, вас никто не услышит, а во-вторых, мы вынуждены будем заставить вас молчать.

Говоривший вытащил пистолет, вогнал патрон в патронник и положил его перед собой.

— Согласны на такие условия?

Пауль Вольф утвердительно кивнул головой.

Вот Это уже деловой разговор.

Кляп был вытащен. От напряжения лицо капитана покрылось крупными каплями пота, глаза заволокло слезами. Лена вытащила платок и тщательно протерла ему лицо.

— Кто вы, что вам нужно от меня?

— Вот что, капитан, у нас не так уж много времени, поэтому давайте говорить прямо. Нам нужно проникнуть на склад авиабомб. Проникнуть сегодня же, не позже двадцати четырех часов. И сделать это нам поможете вы. В противном случае, — говоривший не закончил фразы и выразительно подбросил на ладони пистолет.

— Я солдат. Разговаривая со мной таким образом, вы ничего не добьетесь.

— Послушайте, Пауль, — вмешалась Лена, — я вас знаю не первый день. Ведь и вам эта война не по душе. Вспомните наш недавний, очень откровенный разговор. Вы сами согласились, что надо действовать, но не знаете как. Помните? Так почему же вы не хотите поступить именно так, как диктует ваш разум, ваша совесть?

— Но вы требуете от меня невозможного, вы требуете, чтобы я своими руками пролил кровь немцев. Я тоже немец. А на складах сейчас около ста тысяч бомб различного калибра. Вы представляете, какая страшная разрушительная сила таится в них? Разве могут уцелеть солдаты, которые несут охрану на постах? Нет, нет, это невозможно. Уничтожить их я не могу.

— Найдите возможность избежать кровопролития. Нам кажется, что вам это нетрудно сделать, — сказал все тот же офицер.

— Дайте мне время подумать.

Хорошо, даю вам пятнадцать минут. Мы обещаем сохранить вам жизнь. Если операция сегодня пройдет удачно, мы найдем возможность на правах военнопленного отправить вас в наш тыл. Там вам придется пробыть до конца войны, а дальше будете решать сами.

— Хорошо, я подумаю. Если можно, развяжите меня.

Около четверти часа прошло в глубоком молчании.

Потом Пауль Вольф взволнованно проговорил:

— Господа, разрешите мне сказать несколько слов Лене наедине.

Все молча, не спуская настороженных взглядов с капитана, отошли к противоположной стене. Один из «офицеров» стал у дверей, другой оперся о подоконник.

— Послушайте, Лена… Узнайте от меня, хотя бы сегодня, в этой нелепой обстановке, что я полюбил вас, сильно полюбил. Я не виноват, что так получилось, но сердцу не прикажешь. И поверьте мне, что в мыслях о вас я всегда был честен. Скажите мне, Лена, вы хоть иногда будете вспоминать обо мне? Могу ли я надеяться на встречу с вами, когда прекратится эта бойня и настанет мир? Ведь не вечно же люди будут убивать друг друга!

— Да! — просто ответила Лена и положила свою маленькую, теплую ладонь на его руку. — Мы еще встретимся с вами, я этого очень хочу. Как меня разыскать в этом городе, вы знаете. И верьте мне, Пауль, согласившись помочь нам, вы окажете большую услугу и своему, народу.

— Господа! Я сделал выбор и буду с вами. Прошу учесть, что к этому меня вынудило не дуло пистолета, направленного на меня, а мои убеждения. Вы только ускорили то решение, которое я в конце концов принял бы. Но вам придется полностью довериться мне. Дайте мне чернила и бумагу.

И Пауль Вольф письменно подтвердил, что считает войну с Россией делом несправедливым и грязным, что отрекается от воинского звания и наград и не считает себя больше связанным присягой Гитлеру.

— Сегодня к 24 часам весь батальон, за исключением состава караула, поступает в распоряжение оберста фон Говивиана. Батальоном будет командовать лейтенант Шиллер. Это гестаповец, присланный в часть совсем недавно. Кстати, после его появления в батальоне, был убит на посту солдат Клемме, который…

Об этом мы знаем, продолжайте.

— Хорошо. Очевидно, сегодня будут охотиться на вас. Система охраны складов такова… “ и он быстро начертил схему складов, расположение постов, указал время смены часовых.

— Как видите, схема сложная, и обезоружить, тем более уничтожить караул не так просто. Да мне этого и не хочется. Без моего личного вмешательства вам будет трудно что-либо сделать. Тут нужно очень крепко подумать… Но, повторяю, я не хочу пролить кровь своих соотечественников. Думаю, этого можно избежать. Согласны?

— Да, но учтите, что при малейшей попытке нарушить наши условия, вы погибнете.

— Хорошо. Я знаю это. Так согласны?

— Да. Мы согласны.

— И последнее. Я прошу передать мою просьбу своему командованию. Если операция пройдет удачно, прошу разрешить мне остаться в рядах того партизанского отряда, из которого, как я понял, вы хотели отправить меня в тыл.

— Ваша просьба будет передана.

— В таком случае давайте уточним детали.

Все склонились над схемой.

Предатель торжествовал. Все шло, как по маслу. Теперь остается пожелать, чтобы сегодняшняя ночная операция прошла благополучно, а завтра утром… О, завтра утром начнется совсем иная жизнь. Завтра! Боже! Скорей бы прошла эта ночь…

Он взглянул на часы. Минутная стрелка приближалась к двенадцати. Скоро, совсем скоро полночь. Да, он затеял крупную игру. И ставка в этой игре — жизнь. Он отлично понимал — в случае провала его не пощадят. Но сейчас упорно гнал от себя даже малейшие сомнения, малейшую мысль о возможности провала. Нельзя об этом думать, нужна полнейшая уверенность в себе, полнейшая собранность.

Его ждет удача. А удача — это деньги, это поместье где-нибудь на берегу Черного моря, оно ему уже обещано, удача — это почет, красивые женщины, наконец, власть. Как он мечтал о власти, как он стремился к ней!

Предатель взглянул в окно. Дождь прекратился. Рваные облака тянулись к горизонту. На небе появились просветы, сквозь них слабо просеивался лунный свет.

«Это лучше, — думал он, — каждый нападающий будет как на ладони. Уйти никому не удастся».