"Франс" сейчас делает свой последний рейс – прощальный. После этого рейса полторы тысячи моряков станут безработными. "Продается "Франс"!"- крупными буквами пишут газеты.
Французский лайнер – обладатель футбольного кубка Атлантики. Его команду капитан "Садко" еще с моря по радио пригласил, на товарищескую встречу по футболу.
Капитан Буров страстно любит футбол, до ранения в ногу сам был хорошим футболистом. Сейчас его страсть перешла в создание футбольной команды на "Садко". Всеми правдами и неправдами он переманивал с других судов хороших футболистов. Рано утром будил спортсменов, заставлял их круг за кругом бегать по пустынной палубе, до седьмого пота гонял в трюме на тренировках, чтоб не потеряли спортивную форму. Перед матчами сам заходил в каюты, проверял, вовремя ли легли спать.
Сейчас в волнении было все судно. Болельщики не спускали глаз с футбольных звезд.
– Саша, пей меньше жидкости.
– Боря, выйди из каюты, здесь накурено.
– Валя, пошли в трюм, побьешь мяч, я встану на ворота.
Попасть в сборную теплохода было почти так же трудно, как в сборную планеты. Между прочим, капитан не останавливался ни перед какими льготами для своих любимцев. Премии, благодарности, отпущение почти всех земных (и морских) грехов. Капитанский стол обслуживали лучшие форварды. Капитан команды, рослый красавец Дима Горчук, ходил по судну только в небрежно расстегнутом костюме "Адидас" и не признавал никакой другой формы. Футболистам прощали все – кроме поражения.
И они выигрывали. Выигрывали у команды "Льва Толстого" и "Антона Чехова", у сборных "грузовиков" и "пассажиров", у танкеров и рефрижераторов, у иностранных судов, а иногда и у тренированных береговых клубов в портовых городах.
В команде был мастер спорта, были перворазрядники, был отличный вратарь Володя Сергеев, который брал самые трудные мячи.
Но играть против "Франс"?
Кубок Атлантики! Непобедимая команда!
И вот в назначенный час к трапу "Садко" подкатили два просторных автобуса: для команды и для болельщиков.
Автобусы сразу же были заполнены до отказа. Медслужба – с объемистыми сумками, набитыми бинтами, шинами, хлорэтилом и иодом, бледный от волнения директор ресторана Дим Димыч – с огромным баулом, полным соков, фруктов и прочего спортивно-диетического питания, начальник радиостанции со стационарным магнитофоном – записывать торжествующий (или негодующий?) рев толпы болельщиков и реляции с поля боя.
Капитан Буров сошел с трапа с резной тростью черного дерева, посмотрел на магнитофон и мрачно предупредил:
– Ко мне не подходи. Могу испортить запись.
И вот показалось нежно-зеленое поле стадиона соперников с высокими трибунами. Рядом со стадионом – пустые автобусы, автомобили, мотоциклы…
Ребята с "Садко" быстро переоделись, высыпали из сеток свои мячи и начали разминку. Из другой половины раздевалки легкой трусцой выбежали французы: все, как один, в синих с двумя полосами костюмах "Адидас", в сине-белых бутсах "Адидас" и с клетчатыми мячами – тоже фирмы "Адидас".
"Да-а", – протянул кто-то из "садковцев": футболисты в белых майках с эмблемой "Садко" выглядели более чем скромно.
Команды построились у центра поля. Русские стояли неподвижно, смотрели под ноги. Французы переминались с ноги на ногу, подпрыгивали, белозубо улыбались трибунам. Они сняли тренировочные костюмы и остались в красных майках и синих трусах.
Вдруг из репродуктора полилась музыка. Стадион затих, и все встали. Это был гимн – Гимн Советского Союза. Вряд ли когда-нибудь еще "садковцы" слушали гимн так, как в этот раз, на чужбине.
С бледным лицом, стиснув зубы, стоял Дима Горчук – капитан команды. Вратарь Володя, сдвинув угольные брови, неподвижно смотрел перед собой. Застыли, будто окаменели, форварды и защитники – они стали сборной нации в эту минуту. И музыка над стадионом звучала сурово и торжественно.
На трибунах замерли зрители. Футболисты-французы стояли с серьезными лицами, не шевелясь.
Кончился гимн, раздались аплодисменты, и сразу же зазвучала "Марсельеза".
Спортсмены пожали друг другу руки, обменялись вымпелами, значками. Пока капитаны разыгрывали ворота, перед строем суетливо бегали и приседали фотографы.
Матч начался с прорывов быстроногих смуглых форвардов "Франс". Команду "Садко" было не узнать. Игра не клеилась. Мяч не шел на ногу, не понимали друг друга защитники. Капитан Буров нервно ходил вдоль беговой дорожки, забыв про свою трость.
– Да, команда, конечно, классная, чемпион Атлантики, – пробормотал рядом с Шевцовым похудевший от переживаний директор ресторана.
Красные майки французов сместились к воротам Володи Сергеева.
– Руж! Руж! – неистово кричали трибуны.
И вот – гол. Гол в ворота "Садко"… Лежит на земле вратарь. Мертвая тишина на трибуне "садковцев".
Отбросив трость, побежал к воротам капитан. Никто не узнает, что он говорил там. Его речь от первого до последнего слова пришлось стереть с магнитофонной ленты.
Но ребята заиграли. Они больше не слышали ни рева трибун, ни выкриков капитана. Белые майки с голубым силуэтом "Садко" стали зелеными от травы: игра стала жестче и злее.
И вот мяч получил новичок, которого даже не хотели брать на поле, веснушчатый поваренок Борька. Он завладел мячом и помчался вперед. В каком-то остервенении он ворвался в штрафную площадку противника, растолкал острыми плечами защитников и немыслимым ударом вбил, всадил, вколотил мяч в ворота.
– Гол! Го-о-ол!!!
Боже мой, как "садковцы" кричали! Такого "ура" Франция не слышала со времен Наполеона. Ребята вскочили на скамейки. Они размахивали руками и топали ногами. С платанов посыпались зеленые листья, а капитан побежал за своей тростью…
Команда "Садко" выиграла этот матч, выиграла его с потрясающим счетом – 5:1. Этот день был траурным для "Франс". А на теплоходе потом еще долго говорили: "Это было давно, еще до матча с "Франс", или: "Нет, это, пожалуй, было через год после матча с "Франс"…
А поваренок Борька забил еще два гола в этом памятном матче и обеспечил свое будущее навеки. После такого подвига он, казалось, мог позволить себе все: неделю не выходить на работу, дерзить Дим Димычу, насыпать пассажирам в компот черного перца, – капитан Буров, кажется, простил бы ему все!
Ходил Борька по судну чемпионом, выгнув колесом тощую грудь, уставив веснушчатый нос в подволок. Поздравления принимал снисходительно, на товарищей смотрел сверху вниз, – до тех пор, пока не встретился как-то в нешироком коридоре с Сашей Лесковым.
– Ты что это, Боря, заболел, что ли? – прищурившись, спросил Саша.
– Нет, с чего это? Вроде здоров… – стушевался чемпион, пытаясь боком проскользнуть мимо Лескова. Но в узкие щели между широкими плечами Саши и переборками не проскользнула бы и мышь.
– Что же ты занятия по подготовке в техникум забросил, я за тебя, что ли, буду готовиться? Книгу в библиотеке когда еще взял, до сих пор прочитать не можешь? Наташа, библиотекарь, мне жаловалась…
– Некогда мне, – бормотал Борька, опуская голову и пряча свои плутовские глаза, – тренируюсь…
– Надо же, профессионал нашелся! – усмехнулся парторг. – Значит, ноги есть – ума не надо? Зайди-ка ко мне в каюту, я тебя сам проэкзаменую, а то что-то нос стал у тебя кверху задираться.
– Ой, не надо! – испугался поваренок. – Я уж лучше… на занятия пойду.
Боря тяжело вздохнул, одернул поварскую куртку, которая больше не круглилась колесом на его груди, и направился в сторону библиотеки…
И снова вечер, снова работа.
В музыкальном салоне, как и в ресторане, тоже есть капитанский стол. За этот стол к началу вечерних представлений приходят капитан и старшие офицеры. Это – традиция, дань уважения пассажирам. И капитану и офицерам все эти шоу, маскарады, шутки конферансье, одинаковые из рейса в рейс, выборы Мисс и Мистера "Садко", танцы с энергичными пассажирками, конечно же, давным-давно надоели.
