На физиономии кота зародилась было улыбка, но тотчас погасла. Жалкие остатки отряда — четырнадцать воинов с трудом приближались по морской отмели. Унгатт безмолвно оставил Карангула и направился вниз. Лис последовал за вождем. Выйдя на берег, Карангул обернулся на гору. Фрагорль подглядывала из окна, явно стараясь, чтобы ее не было видно. Не хотела принимать участия в том, что сейчас произойдет. Мудро, решил Карангул, сдержал шаг и поотстал от Унгатт-Транна.
Вождь с недоумением рассматривал осмелившихся вернуться. Синяя краска сохранилась лишь на их головах. Лапы всех были связаны впереди. И идти они могли лишь строго гуськом, один за другим. Их шеи сдавливало весьма изобретательное устройство — попарно связанные четыре длинных копья. Идущие между копьями были запакованы, как горошины в стручке. Задыхаясь, они опустились на песок. Древки распухли от воды, из-за чего шеи пленников оказались словно в тисках.
Карангул отдал распоряжение, к скованным тотчас метнулись бойцы — разбили древки и разрезали веревки. Изможденные, промокшие вояки лежали на песке, хватая воздух широко раскрытыми ртами, растирая шеи и лапы.
Транн выхватил саблю у ближайшего бойца. Карангул, не поднимая глаз, услышал, как дикий кот точит саблю о камень. Затем вождь приподнял отточенным клинком голову Рвущего Клыка.
— Где трупы кородеров? Где полторы сотни солдат, которые были с тобой? Если ты расскажешь мне всю правду, я, возможно, избавлю тебя от медленной и мучительной казни. — Кот отступил на полшага, взмахнул саблей и… устремившийся к шее морской крысы клинок замер, чуть коснувшись шерсти на загривке. — Отвечай, ничтожный ошметок!
Рвущий Клык прошепелявил всего три слова, но они подействовали, как заклинание:
— Я видел барсука.
Брякнул о камень выпавший из лапы Транна клинок. Сам он осел рядом с Клыком, как будто вжатый в песок огромной лапой.
— Все — вон! Оставьте нас!
Карангул, солдаты, Свирепый Глаз с остатками разбитого отряда обратились в поспешное бегство, и на берегу остались двое. Хвост кота мягко обвился вокруг шеи Рвущего Клыка, и вот прищуренные глаза повелителя уже вплотную приблизились к крысьему носу.
— Я тебя оставлю в живых. У меня наверху полбочонка вина — получишь, если расскажешь мне все. Как он выглядел, что говорил, кто был с ним, какие звери… Все расскажешь.
Рвущий Клык скосил глаза к небу:
— Э-э… А я еще капитан? И мой братец Свирепый Глаз?
— Да, разумеется. Теперь рассказывай… пожалуйста.
Клык освободил шею от Траннова хвоста и прохрипел:
— А где эти полбочонка? Жажда мучит…
Этим вечером костры развели без всякой маскировки, не таясь, перед пещерой в дюнах. Фрукч сидела у входа в пещеру на кочке, рядом с сыном. Вокруг стоял и сидел звериный народ, наслаждаясь горячими, только с огня, орехово-сливовыми полосками мамаши Фрукч, которая с умилением наблюдала эту мирную сцену.
— Ну и ну, никогда бы не подумала, что на свете так много разных зверюшек!
Брогало обнял мать и поцеловал ее в лоб:
— Ты это уже говорила, мамуля. Ты что, всю ночь будешь удивляться? И еще ты забыла добавить «клянусь хвостом».
Фрукч вытерла глаза уголком передника, передала Дотти еще одну полоску и благодарно похлопала сына по лапе:
— Клянусь моим хвостом, Великие Соленые Сезоны ведают, где ты нашел столько разных зверюшек.
Брог улыбнулся своему новому другу Грубу:
— Сейчас она сменит тему. Вон, еще два ведра слез пожаловали.
Подошли Блинч и Унылла. Начался обмен носовыми платками, раздалось всхлипывание. Дотти облизала лапы и вопросительно покосилась на Брога:
— И что, они всегда так?…
— Только когда радуются.
В бок его зарылся локоть лорда Броктри.
— Ой! Что такое?
Барсук печально покачал головой:
— Скоро поймешь, друг мой, очень скоро.
Жесткий строго посмотрел на внуков:
— Прекратите драку, вы, оба. Что вы делаете с этим мешком?
— Просто достаем гармошку мисс Дотти, во.
— Убери лапы, я передам гармошку. Ты только послушай, дедуля, она так прелестно поет!
Дотти уже чарующе улыбалась, приглашая всех послушать песню роковой красавицы.
Блинч увлеченно грызла край носового платка и все пристальнее вглядывалась в Дотти. Уши старой поварихи напряглись, когда она распознала фамильные черты. Она резко вскинула лапу:
— Дилворти! Я сразу уловила семейное сходство. Эти добры молодцы называли тебя Дотти. Ты — дочь Дафны, Доротея!
Гармонь Дотти сдавленно пискнула и умолкла, сжатая в могучих объятиях вместе со своей хозяйкой.
— Тетушка Блинч!
— Конечно, малышка моя! Как я не узнала сразу твой голос! Последний раз я тебя видела, такую малюсенькую, пушистую, орущую во всю глотку, чтобы поскорее дали тебе поесть.
Потрясенная Дотти тоже ударилась в слезы. Брог подвел их обеих обратно к своей мамочке и Унылле, которые присоединились с громкими растроганными причитаниями и восклицаниями. Чтобы не мешать бурной встрече и заодно поберечь свои уши, еж Драко потащил Груба и Гренн обратно в пещеру.
А там царило приподнятое настроение. В центре внимания был лорд Броктри. От него исходила сила и уверенность. Каждый старался пройти поближе, чтобы как бы ненароком прикоснуться к нему, полюбоваться его громадным мечом и сонным Кеглюном, свернувшимся вокруг рукояти. Здесь, в пещере, прятались от врага зайцы и выдры — но теперь никто не прятался, все чувствовали себя уверенно под защитой громадного барсука. Ухопарус выразила общее настроение одной фразой:
— Наконец-то у нас снова есть вождь, настоящий лорд барсук.
Подошла и кокетливо повернулась Блинч.
— Моя племянница Дотти принесла мне подарок от сестры, эту шаль. Семейная реликвия! Хороша, правда?
Шаль была потрепана, кое-где продрана и неумело заштопана. Но Блинч была в восторге, и никто не хотел портить ей настроение.
— О, очень мила… И оригинальна.
— Да, да! Интересна эта светло-коричневая отделка по краю…
Светло-коричневая отделка от прикосновения лапы Уныллы тотчас отвалилась. Это оказалась налипшая на край грязь. Блинч, ничего не заметив, продолжала вертеться перед публикой.
— Прелестно, правда? И запах духов очень интересный… Что-то напоминает, но не пойму, что именно.
— Х-м, не светлый ли сидр?
Дотти наступила Грубу на ногу и уставилась ему в глаза:
— Ничего подобного. Это особые бабушкины духи.
У меня было еще письмо, но, вот беда, затерялось.
Леволап и Лапоплет подхватили Дотти и потащили прочь:
— Мисс Дотти, быстрей, нужна помощь с провизией!
— Там у них еще целая пещера продовольствия!
Танцы были в самом разгаре. Зайцы прыгали, стараясь во время прыжка шесть раз качнуть ушами. Все завидовали Бахвалу, которому удавалось сделать аж восемь взмахов! Танцорам приходилось остерегаться иголок крутящихся ежей. Выдры отталкивались хвостами и кувыркались, перепрыгивая через пламя костра. Дико прыгали белки, отплевываясь от взметающегося песка. Вокруг всех образовали пестрый хоровод землеройки Гуосим, а в самом центре Гурт степенно и размеренно топал и подпрыгивал с мамашей Фрукч, изящно приседавшей и оттопыривавшей передник.
Старый Брамвил сидел рядом с Броктри.
— Я во все мои сезоны такого пляса не видал, во.
А близнецы-то, близнецы — не отстают от вашей красотки Дотти. Все время с ней танцуют.
Броктри усмехнулся:
— Вряд ли она захочет от них отдохнуть, наша «роковая красавица». Скажи мне, Брамвил, каков был мой отец, лорд Каменная Лапа? Ведь ты у него служил.
Брамвил вытер глаза большим платком в горошек и высморкался:
— Лорд Каменная Лапа был самый мудрый и пони мающий зверь, какого я когда-либо видел. Он был моим повелителем и другом.
Броктри видел, что он расстроил старика своим вопросом. Но он должен был его задать.
— Видишь ли, я не мог узнать его хорошо. Барсуки оставляют свой дом, еще когда их дети совсем малы. Два взрослых барсука не могут жить вместе. Не надо рассказывать мне каждую мелочь, скажи только, как он умер.