Явились в лагерь пораньше и отправились разыскивать стадо. Долго бродили среди перелесков, а телята словно сквозь землю провалились. Наконец мы напали на свежие следы, и они привели нас к опушке леса, к полевой дороге. В одном месте дорога выписывала полукружие, и большая делянка цветущего клевера вклинивалась в пастбищные угодья.

Мы так и замерли: на пунцовом клеверном ковре привольно паслись наши телята. И подпаски не проявляли никакого беспокойства — Вовка лениво забавлялся с Ураганом, Митька лежал на земле и высасывал из клеверных головок сладкий сок.

— Ты что? — подбежал к нему Андрей. — Не видишь, куда телята забрались? Клевером обжираются…

— Надо же им подзаправиться, — благодушно отозвался Митька, выбирая из охапки клевера самые крупные головки и протягивая их Андрею. — Сам знаешь, клевер — лучший витаминный корм. Пососи вот — прямо чай с мёдом.

— Так, голова садова, — принялся убеждать его Андрей, — это же колхозный клевер! Его нарочно сеяли, на сено, на корм зимой. А может, даже на семена оставят. А вы его с Вовкой травите.

— Эко дело — клевер, посевы. Не убудет их. Посевов тут вон сколько — море разливанное. Запахали всё, засеяли, никакого раздолья телятам…

— Слушай, Митька, — оборвал его Андрей. — Ты это брось своё «эко дело»… Скажи прямо: будешь телят выгонять или нет?

— А чего спешить, — отмахнулся Митька.

— Пусть покормятся, пусть пожируют, — поддержал его Вовка.

— Да вы что?! Нарочно всё это придумали? Заодно действуете? Тогда мы сейчас деда Авдея позовём.

— Дозовешься его, — засмеялся Митька.

— Ах, так! — взорвался Андрей. — Тогда мы сами… — И решительно махнул мне рукой: — Чего болты болтать… Погнали телят!

Он нагнулся, схватил рукоятку распущенного Митькиного кнута, отбежал в сторону, энергично выкинул вперёд правую руку — и залоснившийся от сухих трав кнут грозно щёлкнул над головами телят.

— А ну, мокрогубые! Пошли! Геть, геть! Ураган, давай!

Почувствовав в Андрее хозяина, собака не заставила себя ждать и с хриплым лаем кинулась выгонять телят с клеверного поля.

Митька бросился было к Андрею, чтобы отобрать кнут, но тот извивался у него в руках, со свистом рассекал воздух, оглушительно стрелял, и подойти к Андрею было невозможно.

Я тоже распустил свой кнут и начал помогать приятелю.

После такого натиска телята довольно быстро оставили клеверную делянку, перешли дорогу и скрылись в перелесках.

— Ну и силён ты! — фыркнул Митька, подходя к Андрею и отбирая у него кнут. — И откуда только взялся такой?

— Из колхоза, вестимо, — отшутился Андрей.

— А ты видал, как солнышко траву подсушило? — принялся объяснять Митька. — Телята вроде как на голодном пайке остались. А их сейчас кормить до отвала надо. С нас ведь какой спрос в первую очередь? Чтоб привесы росли, мясо с жирком нагуливалось.

— Так по-честному пасти надо… Как вон дядя Павел из Владычина. А нашим привесам грош цена. Хуже воровства такое пасево.

— Ну ты… ещё чего скажешь! — Митька растерянно замахал руками. — Кто ж из пастухов посевов не прихватывает?

— А ты всё же доложи деду, как колхозные посевы травишь, — посоветовал Андрей. — Или нам с Петькой сказать?

— Давай, давай, — ухмыльнулся Митька. — Просветите деда.

Но «просветить» деда мы не успели.

К вечеру он заявился в лагерь хмельной, весёленький, оживлённый, с туго набитым рюкзаком за плечами и с корзиной в руке.

— Ну, помощники мои, пастушата верные, радуйтесь и веселитесь! Пришло времечко и нам попраздновать.

И он принялся извлекать из корзины угощение: кружки колбасы, сыр со слезой, сдобные булки, консервы «Мелкий частик» и несколько бутылок фруктовой воды. Потом Авдей развязал рюкзак и достал подарки. Каждый из подпасков получил по прозрачному пластмассовому плащу с капюшоном, по шофёрской кожаной фуражке с чёрным лаковым козырьком и по паре резиновых сапог на тёплой байковой подкладке, с рубчатой подошвой.

— Берите, примеряйте, — прикрикнул Авдей на растерявшихся подпасков. — Своё получаете, законное, заработанное!..

И он объяснил, что на днях в стадо приезжали зоотехник с завфермой, провели выборочное взвешивание телят и остались очень довольны — телята растут не по дням, а по часам. А сегодня в конторе пастухам за ударную работу выдали аванс и премию.

Часть денег Авдей уже вручил мамашам, чему они очень обрадовались, а часть потратил на угощение и экипировку.

— Теперь вам никакая непогода, никакая хлябь болотная не страшны, — заявил он, оглядывая Митьку и Вовку, облачившихся в прозрачные плащи и резиновые сапоги. — Ну как, угодил я вам?

— Спасибо, дедушка, — в один голос отозвались Митька с Вовкой. — Мы теперь как водолазы… Хоть на дно моря полезем.

— Ну, вот и славно… Значит, угодил… Носите на здоровье. А теперь давайте закусим.

Все расселись около костра и с аппетитом принялись за еду. Только Андрей всё ещё стоял в стороне и разглядывал обновки.

— Чего мешкаешь? — кивнул ему дед. — Или поговорку забыл: кто зевает, тот воду хлебает? Смотри, ребятки как наворачивают… Любо-дорого.

— А ему не до еды, — фыркнул Митька. — Он всё шукает да копает.

— И до чего же он докопался, Андрюха ваш?

— А вот до того. — Митька переглянулся с Вовкой. — Мы, дескать, такие-сякие, немазаные-сухие… телят пасём неправильно.

— Ну и ну, — перестав жевать, Авдей с любопытством уставился на Андрея. — Поучи нас, поучи, бывалый пастух… Послухаем…

— Чего мне вас учить, — густо покраснев, ответил Андрей. — Сами должны знать. По соседству с дядей Павлом работаем. А что у нас? Пастбище вытоптано, трава плохая. Вас в стаде почти не бывает, подкормки телятам не даём, соли не завезли. Теперь вот колхозные посевы стали травить.

— Это кто посевы травит? — прищурившись, Авдей зорко оглядел подпасков и вдруг, цепко ухватив Митьку за плечо, притянул к себе: — Твои штучки-дрючки?

— Дедушка, да всего один раз… — забормотал Митька. — Зазевались мы с Вовкой, Черныш телят и заманил. Разве за ним уследишь.

— Обормот! Олух царя небесного! — Авдей разразился бранью. — Я тебе что наказывал — с Черныша глаз не спускай! Да за потраву знаешь что бывает?.. Допрежь пастухов смертным боем били. Ещё раз про потраву узнаю — враз из подпасков выставлю. И кончики. — Он пребольно щёлкнул Митьку по затылку.

Скривившись, тот рванулся за кусты.

— Хватит, попировали. — Авдей раздражённо махнул рукой и велел нам ложиться спать.

Мы ушли в палатку. Было душно, парко, над ухом назойливо ныли комары, которых мы никак не могли выгнать из-под брезента. Тело покрывалось липкой испариной.

Чувствуя, что нам не заснуть, мы с Андреем вытащили матрацы из палатки и устроились под берёзой на поляне, куда с полей время от времени доносило прохладную свежесть.

— Зря ты деду про Митьку сказал, — шепнул я Андрею. — Видал, как он разъярился…

— Так я ж не про Митьку, — вслух принялся размышлять Андрей. — Я вроде про всех нас сказал: мол, колхозные посевы травим. А вот почему Авдей сразу на Митьку накинулся, понять не могу…

Мы замолчали. Ущербный ломтик месяца скатился за зубчатую стену ельника, ближние берёзовые перелески закрылись мглистой тьмой. В сухой траве тоненько пилили неугомонные кузнечики, в загоне дремотно вздыхали и посапывали телята. Стали задрёмывать и мы с Андрейкой.

Неожиданно совсем близко от нас зашуршали кусты, и на поляну вышел Митька, следом за ним Авдей. Они остановились у догорающего костра.

— Обиделся! — Авдей кивнул на разложенную на газете еду. — Поешь да на боковую…

Митька молча присел у костра, но есть не стал, только пошевелил палкой догорающие головешки.

Дед присел рядом.

— Ну, чего дуешься, как пузырь… Я же не со зла.

— А зачем обозвал при всех? — с трудом выдавил Митька. — Такой я, разэтакий… Да ещё по затылку… Ты же сам наставлял: пасти с умом надо, с разумением. Чтобы телята от пуза ели… А когда можно, и посевами подкормить.

Приподняв голову, я потряс Андрея за плечо — не спи, мол, слушай. Но он тоже был весь внимание.