С точки зрения перечисленных в разделе 2 функций отечественной науки имеющаяся сегодня в наличии система является недостаточной как по масштабам, так и по структуре. Тенденции изменения этой системы при продолжении происходящих в ней процессов являются в целом неблагоприятными.

Как показал опыт, через самоорганизацию научных коллективов в кризисном состоянии не происходит их гармонизация с изменившейся структурой социальных проблем. Острый дефицит ресурсов ориентирует исследователей продолжать работу в старом направлении, поскольку для этого уже имеется минимум средств и запас знания, создан задел в виде сырых результатов.

Надежным индикатором состояния науки в рамках нынешней доктрины научной политики служит зарплата научных работников. Если доктор наук, т. е. специалист высшей квалификации в своей сфере, имеет зарплату в 5 раз меньшую, чем рядовой конторский служащий в банковской сфере, то это жестко определяет состояние системы.125 Это состояние уникально и должно изучаться как совершенно новый объект — он не имеет прецедента в мировой истории. Это состояние не имеет аналогий на в советской науке, ни в западной, ни в науке стран третьего мира. «Больного лечить не собираются», — вот какой вывод делают из этого индикатора и доктор наук, и аспирант, и даже школьник. Остатки науки существуют только в результате инерции большой системы советской науки на «энергии выбега». И даже рост зарплаты оставшимся ученым после 2005 г. не меняет ситуации без перехода к принципиально иной доктрине реформирования науки.

Выполнение чрезвычайных функций науки в условиях кризиса (переходного периода) резко затруднено отсутствием целеполагания со стороны государственной власти. Произошел разрыв между властью и наукой как двумя ключевыми элементами российского государства. Это фундаментальный фактор кризиса науки.

Подробный анализ состояния научной системы и альтернатив ее реформирования выходит за рамки этого доклада. Здесь скажем лишь очень кратко о тех установках Министерства образования и науки, которые представляются методологически ошибочными.

Те стороны бытия России, о которых было сказано в разделе 2, отечественная наука обеспечивает знанием в любые периоды: и стабильные, и переходные. В настоящее время Россия переживает период нестабильности, кризиса и переходных процессов. В это время на науку возлагаются совершенно особые задачи, которые в очень малой степени могут быть решены за счет зарубежной науки, а чаще всего не могут быть решены никем, кроме как отечественными учеными. Например, в условиях кризиса и в социальной, и в технической сферах возникают напряженности, аварии и катастрофы. Обнаружить ранние симптомы рисков и опасностей, изучить причины и найти лучшие методы их предотвращения может лишь та наука, которая участвовала в формировании этих техно- и социальной сфер и «вела» их на стабильном этапе.

В условиях острого кризиса возникает необходимость в том, чтобы значительная доля отечественной науки перешла к совершенно иным, чем обычно, критериям принятия решений и организации: стала деятельностью не ради процветания, а ради «сокращения ущерба», даже условием выживания стpаны, общества, государства. Это требует иного типа научной политики — включая ее институты, язык, критерии, обязывает выявить и изложить ту новую систему рисков и опасностей, которая сложилась в России.

Такой подход задает и особое направление в оценке эффективности науки. Оценки по необходимости должны носить сценарный характер и отвечать на вопрос: «Что было бы, если бы мы не имели знания о данной системе или процессе?». Заменять такие оценки подсчетом выгод от создания и внедрения той или иной технологии (которую к тому же в нынешних условиях зачастую бывает выгоднее импортировать) — это уводить внимание от главного.

Трудность перехода к иным критериям заключается в том, что полезность исследований, направленных на предотвращение ущерба, не только не определяется, но даже и не осознается именно тогда, когда данная функция выполняется наукой эффективно. Пока нет пожара, содержание пожарной команды многие склонны были бы рассматривать как ненужную роскошь, если бы не коллективная память. Наука, которая имеет дело с изменяющейся структурой рисков и опасностей, опереться на такую коллективную память не может.

Казалось бы, после травмирующего опыта 1990-х гг. эту ценность науки можно было бы понять. Но этого не произошло, критерии не изменились. В августе 2008 г. был представлен подготовленный Министерством образования и науки РФ проект постановления правительства «О проведении оценки результативности научных организаций государственного сектора». В качестве главной цели создаваемой системы оценки провозглашено «увеличение вклада науки в рост экономики и общественного благосостояния». Позиция министерства не удивляет. Это ведомство, похоже, необратимо погрузилось в структуры «мышления в духе страны Тлён».126 Однако и ученые опасаются изъясняться определенно.

Так, в заключении ЦЭМИ РАН по поводу этого проекта постановления сказано: «Авторы проекта постарались упомянуть как можно большее количество основных понятий и факторов, связанных с решением поставленной задачи, но не сумели связать их в единую картину. В результате документ оказался нерабочим».

Это заключение неверно. Авторы проекта именно связали основные понятия и факторы «в единую картину». Эта картина изображает не науку, а урода, почти антипода науки. Таково представление о науке у Министерства образования и науки РФ. Это представление целостное, и выработанный на его основе документ именно рабочий. Несчастье в том, что ученые из РАН, стремясь замаскировать принципиальный конфликт, утрачивают возможность объясниться с обществом и властью по сути противоречия. А значит, вынуждены шаг за шагом отступать перед давлением министерства.

Здесь необходимо сделать замечание общего характера. Наука — не отрасль, а особый «срез» всего бытия России. Ее устройство и судьба не могут быть предметом ведения какого-то одного министерства, даже если оно называется Министерство образования и науки. Эта бюрократическая структура не компетентна управлять российской наукой, и эти полномочия ей не могут быть делегированы. Министерство образования и науки выполняет вспомогательные функции, а управление наукой — предмет «Общественного договора», и выполнять его может только верховная власть. Так было в Российской империи, в СССР, Великобритании или США.

Поскольку надежды на быстрое преодоление кризиса, привлечение крупных иностранных инвестиций и быструю интеграцию России в мировую экономику как равноправного партнера не сбылись, необходимо готовить все системы жизнеобеспечения страны к довольно затяжному и трудному переходному периоду. Таким образом, возникает необходимость пересмотра приоритетов научно-технической политики.

При кризисе надо менять приоритеты и даже тип работы научных учреждений. С 1930-х до конца 1980-х гг. у нас была общественная система с высокой стабильностью и предсказуемостью. Соответственно, сложились критерии приоритетов и способ составления программ в науке. Теперь Россия живет в череде сломов и быстрых изменений всех систем жизнеустройства. От науки требуются срочные ответы на множество неожиданных новых вопросов. Знанием для выбора хороших решений на интуитивном уровне мы не располагаем из-за новизны проблем.

Различают два взгляда на мир: есть наука бытия — видение мира, при котором внимание собрано на стабильных процессах и отношениях, и есть наука становления — видение мира, когда главным объектом становятся нестабильность, кризис старого и зарождение нового. Оба типа необходимы и дополняют друг друга. Однако в настоящее время мы переживаем этап, когда должны быстро создаваться и действовать лаборатории и даже центры в духе науки становления. Но инерция науки такова, что сами ученые самопроизвольно переключаться на иной тип критериев (и даже иной тип мышления — осваивать философию нестабильности) не могут. Побуждать их должна сознательная научная политика государства. Здесь есть нерастраченный потенциал: от советской науки мы унаследовали передовые школы в области «науки становления», наши ученые внесли огромный вклад в развитие математических и физических теорий перехода «порядок-хаос», учения о катастрофах и критических явлений.