Современные “морлоки” с их интеллектом кретина будут неспособны на какой-либо внятный протест. Равным образом они постепенно потеряют умение выполнять хоть сколько-нибудь квалифицированную работу, и потому их способность к индустриальному производству вызывает сомнения» [42].

Конечно, российские «морлоки» таких книг не читают, но эти идеи просачиваются в СМИ, и их молекулярный поток омывает разум страдающих от стресса жителей России. Какую аномию он вызывает.

Каких норм поведения могут ждать власть и господствующее меньшинство от людей, если они освоят новые средства самоорганизации?

Глубокий и небывало затяжной кризис постсоветской России требует еще больших усилий для постановки достаточно полного диагноза. Описаний симптомов собрано уже много, но их еще надо систематизировать. Если бы было время взять весь массив такого журнала, как «Социологические исследования», за 1989-2011 гг., и прочитать его весь, номер за номером, читателю открылась бы потрясающая и величественная в своем драматизме картина дезинтеграции нашего общества. И в этой эпохальной драме только сейчас становится видно, какое сложное и динамичное общество было разрушено.

Но прочитать две-три тысячи статей «СОЦИС» сразу, чтобы сложилась эта панорама, очень мало кто может: у одних нет времени, у других — интереса да и привычки вникать в частности. Ведь каждая статья — это маленький осколок стекла, который еще нескоро найдет себе соседа в мозаике. Все ждут Откровения, краткого катехизиса. Но уповать на него бесполезно. Тотализирующего учения типа марксизма, которое бы нам все объяснило, сейчас нет и в обозримом будущем быть не может — все находятся в поиске и сомневаются почти во всем. Человечество переживает общий кризис картины мира и мировоззренческой основы. У нас в ХХ в. изменения были очень быстрыми, сомнения мучительными, и мы оказались более «открыты» этому кризису. Он нам дорого обходится, но, может быть, это как-то вознаградится. Любой фундаментализм в такой буре — лишь щель, где можно пересидеть грозу, но двигаться по его компасу нельзя. Значит, надо собирать мозаики знания и намечать путь коллективно, в том числе в диалоге с противниками и справа, и слева, и сзади.

Правда, процесс дезинтеграции общества очень затрудняет различение «своих» и «противников»: и те, и другие предстают в сознании как идеальные типы, а в реальности почти в каждом есть что-то от «своего» и что-то от «противника». Это один из симптомов болезни нашего общества.

Есть также много сложных болезненных явлений, которые метафорически можно назвать синдромами общей болезни: например, коррупция чиновников, всплеск преступности разного типа, мошенничество бизнеса и пр. Но для диагноза главного заболевания желательно найти элементарные причины, которые являются общими для многих синдромов и симптомов, хотя они проявляются по-разному в разных условиях, в разных «органах и тканях». Если следовать этой грубой аналогии, то корпус российской социологической литературы как раз указывает на такой элементарный и общий болезнетворный фактор — аномию.

Общество (как и народ) соединено ответственностью каждого перед каждым: в кругу семьи, ближних, знакомых и друзей, предков и потомков, односельчан и соотечественников, перед государством и перед своей совестью. Ответственность — это неявно данная еще где-то в отрочестве присяга, взятая на себя обязанность следовать нравственным и правовым нормам, принятым в данном обществе и государстве в данный исторический период. Эти нормы предписывают обязательные действия (заботиться о семье, идти в армию и пр.) и запрещают действия, наносящие вред обществу, государству и даже самому себе (он — тоже достояние страны). Ясно, что массовое невыполнение норм — аномия — сразу разрывает множество связей между людьми и делает страну уязвимой: и перед кризисами, и перед внешними угрозами, и перед своими же бандами воров и мародеров. В России тяжелое поражение начала 1990-х гг. на наших глазах привело к аномии не только массовой, но и очень разнообразной по структуре.

Аномия связана с дезинтеграцией общества диалектическими отношениями — причина и следствие при анализе этих явлений непрерывно меняются местами. Был ли приступ массовой аномии вызван демонтажем советского общества в ходе перестройки или успешный демонтаж несущих конструкций советского общества удался благодаря нараставшей с 1970-х гг. аномии? Вряд ли мы найдем ответ на этот вопрос, потому что налицо автокатализ, кооперативное взаимодействие обоих процессов, так что новая порция аномии ускоряет дезинтеграцию, а разрыв нового пучка связей человека с обществом углубляет его аномию. В 1990-е гг. мы наблюдали уже лавинообразный процесс. Он всех потряс своей мощью и неумолимостью, но и то, что происходило почти незаметно в инкубационный период, важно для диагноза. Здесь большое поле для исследований.

Этот доклад — только очень краткая «история болезни», причем уже в открытой форме. Возбудителя болезни мы не знаем. Но и это первое приближение позволяет сформулировать ряд предположений и поставить вопросы. Скоро ли наше обществоведение поставит надежный диагноз и предложит средства лечения, сказать трудно. Следовательно, в ожидании хорошей теории придется действовать методом проб и ошибок. Чем более внимательно и хладнокровно мы обдумаем то эмпирическое знание, которое уже накоплено, тем меньше травм нанесет лечение дорогому нам пациенту.

В настоящее время на общественную арену вышло совершенно новое поколение — первое постсоветское и постимперское. Оно представляет собой общность с неизвестным в России типом рациональности и потребностей, несбыточными притязаниями и комплексами, почти утратившую коммуникации с государством и старшими поколениями. Тем не менее возникла новая и неустойчивая система, которую можно сравнительно небольшими усилиями толкнуть в коридор, ведущий к существенному оздоровлению общества. Следовательно, на выходе из этого коридора на следующий перекресток из этой молодежи уже может возникнуть социокультурная общность, способная стать влиятельным культурно-историческим типом и изменить вектор хода событий в России. Если будет на то политическая воля государства, этот процесс можно довести и до этапа «сборки» других рассыпанных аномией социокультурных групп.

Как показала политическая турбулентность 2012 г., недовольство еще не достигло степени, при которой люди превращаются в разрушительную толпу, но уже побудило к самоорганизации, хотя и рыхлой. Задача — конструктивно использовать потенциал этой самоорганизации, охлаждая при этом выбросы иррациональной энергии. В противном случае есть риск сорваться в «молекулярную» вражду и борьбу.

Ясно, что в течение последних трех лет вся система РФ нестабильна, многое надо менять (давно пора). Страна — на перепутье. Одни считают, что сдвиг надо производить в сторону восстановления хозяйства и к более социально ориентированной политике. Задача, которую большинство смутно излагает в социологических опросах, очень сложна: создать снова сплоченное справедливое общество с большим потенциалом развития и без мещанской тупости норм позднего СССР. В чем сложность этой задачи? В том, что когда ослабевает тоталитарная идеократия (а она вырождается быстро), значительная часть образованных и умелых людей сдвигается к социал-дарвинизму. Даже если таких людей 10-15%, они побеждают остальное «мирное население» — оно само не может организоваться.

Однако все же эта задача разрешима. И зарубежная, и российская социология предлагают для этого робкие, но обнадеживающие подходы. Уже сейчас видно, что многие из них реалистичны, хотя и требуют доработки соответственно конкретным социальным и культурным условиям. Чтобы их систематизировать и обсудить, требуются интеллектуальные и организационные усилия и скромные ресурсы. Должен быть собран рабочий научный коллектив, способный отрешиться от механистических догм как исторического материализма, так и либерализма, принять нынешнюю социальную реальность в ее сложности, не пытаясь упростить ее модели, уповая на мудрость старых учебников.