Бехбит, как и подобает сельскому жителю, проснулся первым, еще на заре. Утомившийся за день Союн крепко спал, укрывшись шинелью. Бехбит умылся и только после этого тронул друга за плечо:

— Проспали первых петухов!

Союн Сулейман мгновенно вскочил на ноги, натянул галифе, сапоги. Умывшись, заторопил Бехбита:

— Скорее к бойцам! Там и позавтракаем.

Улицы еще дышали ночной прохладой. В казарме мусульманской роты, на краю широкого плаца, уже кипела жизнь. Бойцы с котелками направлялись к походной кухне.

К командиру с рапортом подошел заместитель — невысокий узбек с простоватым лицом, бледность которого оттеняли черные вислые усы. Выслушав рапорт, Союн Сулейман с улыбкой протянул заместителю руку и изо всей силы стиснул ему ладонь. Тот не уступал — началось обычное у них состязание на выносливость. Союн сжал крепче — у соперника лицо исказилось гримасой…

— Сдаюсь, сдаюсь! — торопливо сказал он. — Ох, и сила же у тебя, командир!

— То-то, товарищ Эргаш! Надо укреплять мускулы. — Союн Сулейман откровенно и добродушно гордился своей физической силой. — Ну-ка, пройдем в канцелярию.

До завтрака они с писарем проглядели списки красноармейцев роты. Бехбит, притихший, восхищенный всем увиденным в казарме, сидел тут же, с любопытством рассматривая обстановку: оружие и обмундирование бойцов и командиров — по большей части таких же, как он, крепких, смуглокожих парней.

Отослав писаря, комроты объяснил заместителю предстоящую задачу:

— Надо выбрать трех бойцов. Для чего? Для трудного и ответственного дела, где, может, придется голову сложить за революцию. Все трое должны быть, во-первых, надежны, во-вторых, выносливы, в-третьих, по возможности родом из районов, близлежащих от Керки. Ты, Эргаш, давно в роте, людей знаешь лучше меня. Кого посоветуешь?

Медлительный Эргаш разгладил усы, изобразил на лице сосредоточенность и снова взялся за списки. Спустя минут пять сказал:

— Вот, например, Мемик Хатам-оглы… Он у нас уже несколько месяцев. Как раз родом из-под Керки. Такой расторопный парень! — Замкомроты чему-то украдкой улыбнулся. — Правда, он только что вернулся с задания… Исполнительный. Его хоть куда пошли — один за троих расстарается…

Союн Сулейман молча пометил в списке. Эргаш продолжал:

— Дальше — Нурягды Сапар-оглы. Этот паренек простой, незаметный. Зато сердце у него как раскаленный уголь! Беззаветно предан делу революции, всегда готов на самое трудное задание. У нас его так и зовут: «Беззаветный»…

— Хорошо! — кивнул головой Союн. — А третьим возьмем земляка моего Вельмурада. Я его знаю. И меткий глаз Вельмурада нам пригодится.

Вызвали всех троих. Исполнительный Мемик Хатам-оглы, невысокий, плотный, с рыжеватыми усиками, изо всех сил тянулся перед командиром, точно посох проглотил, и глядел, не моргая, узкими бесцветными глазками. Нурягды, сын Сапара, оказался тонким, узкоплечим юношей, на нежном лице чуть пробивались темная бородка и усы. У Вельмурада-мергена — открытое смуглое лицо, зоркие, с широким разрезом глаза, оправдывающие прозвище: мерген — меткий, умелый стрелок.

Красноармейцы молча выслушали приказ: отдыхать до вечера, затем быть наготове в казарме, обо всем — никому ни звука.

После завтрака во взводах начались занятия. Союн с Бехбитом отправились на гарнизонный склад оружия. У самого выхода из казарм Бехбит заметил человека, показавшегося ему подозрительным. Человек кутался в дырявый халат, иногда приплясывал и гнусаво тянул что-то себе под нос. Он горбился, ежился, но Бехбиту показалось, что он вовсе не больной, не истощенный, а довольно высокий и крепкий. Неопрятная грязная борода мешала разглядеть опущенное лицо, только нос — острый, кирпично-красный, напоминающий морковку — был хорошо заметен даже издали. Во всем этом Бехбнту почудилось что-то знакомое.

«Где же я встречал его? — думал юноша, напрягая память. — И зачем он тут околачивается?.. Что, если за мной следит?!» — мелькнула треножная мысль. Бехбит знал, что сановникам эмира и беков Чарджуя и Керки давно известно об отряде керкинских партизан, пронюхали они и о поездке Бехбита с деньгами в Чарджуй. Стычка с лутчеками почти у цели путешествия едва не закончилась трагически. Вполне возможно, что вражеские лазутчики ходят за ним по пятам и в городе.

— А в песках сейчас уже не то, — довольно громко сказал Бехбит, обращаясь к Союну. — Ни травинки не встретим, все высохло. Вот бы нам туда месяц назад!..

— Ни травинки, говоришь? — Союн Сулейман с недоумением обернулся к нему.

Они шагали довольно быстро, подозрительный бродяга остался далеко позади.

— Слушай, это я нарочно говорю. — объяснил Бехбит. — Обернись, погляди-ка на того бродягу, что у ворот. Какой-то он подозрительный…

Союн обернулся, поглядел, но издали ничего примечательного не увидел.

— Возможно, — пожал он плечами. — Только некогда нам возиться с ним. Управимся ли до вечера с оружием, да с припасами, да с катером…

И они прибавили шагу. К вечеру все было готово. Захватив красноармейцев, они перевезли на пристань ящики с оружием, продукты на дорогу. Катер, еще днем получивший приказ командующего Аму-Дарьинской флотилией, ожидал их у сходней на самом краю пристани. На борту обоих друзей встретил капитан — сутулый, морщинистый, с прокуренными до желтизны усами.

— Горбунов, — глухо сказал он, подавая руку.

Молчаливые матросы помогали грузить поклажу. Над рекой сгустились сумерки, кое-где на пристани зажглись неяркие огни. Невдалеке от сходней начинались густые прибрежные камыши. Что-то задвигалось в них. Бросив работу, Бехбит неслышно, на цыпочках, пробежал сходни, потом припал к земле, пополз. Так и есть! Все тот же подозрительный бродяга, уже не съеживаясь, пристально глядит на катер и на погрузку. Бехбит подполз еще ближе, потом вскочил на ноги — и сразу же упал, запнувшись о камыши. Бродяга мгновенно сорвался с места, но Бехбит в два прыжка настиг его. Тот ловко кинул ему под ноги палку. Превозмогая боль от ушиба, Бехбит погнался за ним; обернувшись, коротко крикнул своим, чтобы шли на помощь. Бродяга выбежал из зарослей — здесь стояла оседланная лошадь. Бехбит выхватил револьвер. В этот миг позади раздался топот, треск камышей и голос Союна:

— Не стреляй! Живым возьмем!

Они вдвоем с Нурягды пересекли врагу путь к отступлению. Бродяга вскочил в седло, замахнулся ножом, но его мгновенно сбросили наземь. Барахтаясь на земле, бродяга достал что-то из-за пазухи, запихал в рот и начал торопливо жевать.

— Выплюнь! — крикнул Бехбит, прижимая дуло револьвера к переносице бандита. — Не то стреляю!

Бродяга обмяк, перестал биться, с хрипом выплюнул комок бумаги. Союн Сулейман осторожно завернул изжеванную бумагу в носовой платок.

За несколько часов до схватки у пристани долговязый Искандер-паша, сидя на ковре в полутемной прохладной комнате, внимательно читал бумажку. Ее только что привез бродяга с носом-морковкой, он сидел тут же, у Двери на полу. В бумажке было написано:

«Господину Искандеру-паше.

Керкинский смутьян Бехбит, ускользнувший из наших рук, побывал у комиссара Крайнова. О чем они говорили, пока в точности неизвестно. Я предполагаю, что Бехбит приехал просить оружия для своей шайки. Как известно, караван с оружием, отправленный нам, захвачен красными и находится в Чарджуе. Наверное, часть этого оружия будет выдана Бехбиту. Сегодня вечером он должен отправиться в путь. Они хотят повезти оружие караваном, через пески. Разговор об этом подслушал Курт Сулгок.

Начальником каравана назначен Союн Сулейман, большевик, с ним трое солдат. В числе этих трех — я, ваш верный слуга. Сам не знаю, как мне удалось попасть в состав каравана. К счастью, остались незамеченными мое опоздание из «командировки» и последствия стычки у Старого Чарджуя, когда я едва спасся. Я по-прежнему на отличном счету у замкомроты Эргаша. Этот растяпа и любитель удовольствий нам еще сможет пригодиться.