— Никодим Арсентьевич!

Он вздрогнул, сбился в шаге. Рядом шел Каджар, как ни в чем не бывало, смотря вперед. Только губы шевелились.

— Идите, не обращайте на меня внимания. И слушайте.

Тревожно и радостно, с надеждой застучало сердце. Они же знали, готовились… может, выручат еще… десант или еще что…

— Нас ведут на смерть. Это точно, объяснять некогда. Но мы не можем погибнуть, как бараны на убойном пункте. Мы солдаты. И мы должны бороться. Будет дан сигнал — пистолетный выстрел. Помогайте тем, кто бросится на конвойных. Надо захватить оружие и — в лес. Не трусьте, Никодим Арсентьевич. Выживают смелые.

Цокали по мостовой сотни деревянных подошв. Угрюмо шли по обочинам конвоиры.

Где-то вдали, наверное, в городе, громыхнул взрыв, и все разом, замедляяя шаг, повернули в ту сторону головы.

— Шнель! Шнель!

Снова мерно цокают деревяшки по булыжнику.

И вдруг в разрывах туч блеснуло солнце. Засверкало, повеселело все вокруг, заулыбались пленные: солнышко… Но тучи снова сомкнулись.

Вот и проселок, сворачивающий к лесу. Дугой изогнулась колонна.

Ну, когда же, когда?

Его ждали, но в утренней загородной тишине, нарушаемой лишь глухими шагами по влажной земле и редким бряцаньем оружия, прозвучал он неожиданно — коротко и резко. На какую-то долю секунды все замерли, потом ринулись в разные стороны.

— Бей гадов!

Резанула воздух автоматная очередь. Кто-то закричал дико, предсмертно. И снова — выстрелы, крики, топот ног, прерывистое дыхание, удары…

— К лесу! Отходите к лесу!

Он был рядом, спасительный лес.

И они уходили все дальше, тяжело дыша и поминутно оглядываясь и прислушиваясь сторожко, еще не веря, что вырвались, что спаслись. И здоровые поддерживали раненых, которых успели подхватить на бегу.

Никодим Арсентьевич задыхался, ноги подкашивались.

— Не могу, — он рванул ворот лагерной куртки, приник к шершавой коре дерева.

И услышал голос Каджара рядом:

— Стоп! Тихо!

Замерли люди. И ясно услышали шум моторов совсем недалеко.

Немцы?!

Каджар вскинул добытый в бою автомат, оглядел всех быстрым изучающим взглядом.

— Не паниковать. В нашей группе человек тридцать, так? Оружие — автомат и винтовка, патронов… у меня двадцать семь… Винтовочных?

— Полный магазин и четыре обоймы, — ответил Кемал, обладатель винтовки.

— Так вот — ни один патрон не должен быть израсходован зря. Бить только, когда полностью уверен, что не промажешь. Я это к тому, что если меня убьют, — тот, кто возьмет автомат, чтоб знал. И про винтовку также. Ясно? А сейчас всем оставаться на месте. Надо выяснить, что к чему. Пошли, Кемал.

Пробираясь между голыми хлесткими кустами, они подползли к опушке.

— Лесок-то оказался жидковат, — шепнул Кемал.

— Да, но других здесь не бывает, — ответил Каджар. — Пусть небольшой, по лучше, чем в поле.

Они раздвинули кусты и увидели немцев возле автомашин. Офицер что-то кричал солдатам, указывая на лес, и вдруг сделал руками, словно хотел обнять кого-то.

— Фолькштурмовики, — одними губами сказал Каджар. — Окружить хотят. Давай назад.

Их ждали с нервным тревожным нетерпением.

— Ну?

— Что?

— Немцы?

— Много?

Каджар поднял руку.

— Положение наше, прямо скажу, паршивое. Не забывайте: мы на немецкой земле, не на своей. Помощи ждать неоткуда. — Голос его стал уверенным, звонким. — Значит, товарищи, один выход — драться. Ведь не для того мы бежали, чтобы снова вернуться к фашистам. Там смерть наверняка. А здесь, если и смерть, то в бою. Задача, я думаю, ясна. — Он снова оглядел всех пристальным, цепким взглядом. — Слушай мою команду. Занять позицию под прикрытием вон тех спиленных деревьев. Живо!

— А чем драться будем — палками? — крикнул веснушчатый парень.

— Надо было не зевать, когда разбегались, — сказал ему Каджар. — Теперь потруднее будет, но кто хочет сражаться, тот добудет себе оружие. Ложись!

Впереди, в просветах редколесья, показались фигуры фолькштурмовиков.

— Идут, гады, — сквозь зубы проговорил Кемал. — Сейчас мы их угостим…

— Без команды не стрелять, — предупредил Каджар и вдруг обернулся: — Ребята! Заманить их надо. Вот эти, что поближе, оставайтесь на месте, остальным, как только скомандую, подняться и бежать в глубь леса. Там залечь.

Немцы подходили все ближе. Уже видны были их напряженные лица, шарящие по кустам глаза.

Каджар махнул рукой: давай!

Человек двадцать вскочили и побежали назад, вихляясь между деревьями.

Фолькштурмовики увидели их.

— Хальт! Хальт!

Топот сапог, хруст веток, хриплые возбужденные голоса слились с беспорядочными выстрелами.

Когда до завала, за которым укрылись беглецы, осталось каких-нибудь пятнадцать шагов, Каджар выстрелил.

И сразу же нажал спуск Кемал. Два немца рухнули.

— Ура! — закричал Каджар.

Кемал и лежащие поблизости подхватили:

— Ур-ра-а!

Немцы повернули назад.

— Хватайте оружие! Быстро — оружие! — скомандовал Каджар и снова дал короткую очередь.

Несколько человек, кто посмелее, скатились с бревен и кинулись к убитым. Над их головами пели пули, но они видели перед собой вороненую сталь винтовок и уже не обращали внимания ни на что. Взяв в руки оружие, они снова становились солдатами.

— Теперь надо отходить, — прерывисто дыша, сказал Никодим Арсентьевич.

— Верно папаша говорит, — подхватил веснушчатый — тот, что спорил недавно с Каджаром.

Теперь у него была немецкая винтовка, и он прижимал ее так, будто родное дитя.

— А куда отходить? — спокойно спросил Каджар. — В поле нас, как сусликов, перехлопают.

— Так что ж, пропадать теперь здесь?

Они сидели, прислонившись спинами к бревнам. Только Кемал смотрел в ту сторону завала, туда, куда отступили немцы.

Каджар спросил его:

— Не видать?

Кемал молча покрутил головой.

— Ну, вот что, — Каджар обвел сидящих тяжелым взглядом. — Мы теперь не шатия-братия, а воинская часть в окружении. Меня союз военнопленных назначил командиром группы. До соединения с нашими регулярными войсками, разумеется. Так вот, прежде всего я требую дисциплины. Настоящей, армейской. Объясняю обстановку. Группа окружена фашистами. Нам остается только одно — принять бой. И лучше всего это сделать здесь, в лесу, который даст нам больше преимущества. Без боя нам не вырваться, это факт. Приказываю: занять круговую оборону.

Где-то на другом краю леса раздались выстрелы — гулкие винтовочные и резкие автоматные. Потом оборвались внезапно, и стало так тихо, что люди услышали шорохи ветра в голых ветвях над головой.

Они успели обыскать, оттащить в сторону и завалить хворостом трупы убитых фолькштурмовиков, чтобы раньше времени не обнаружить место недавнего боя.

Каждый, кто имел теперь оружие, выбрал удобную позицию, замаскировался. У Никодима Арсентьевича винтовки не было, и Каджар зачислил его в резерв.

— Следите, если убьют кого, сразу же занимайте его место, — пояснил Каджар и пошутил. — Стрелять-то не разучились?

— Ну уж, — обиделся Никодим Арсентьевич, — скажешь тоже.

Немцы шли редкой цепью со стороны дороги. По их поджарым фигурам, по особой манере держать автоматы, по той спокойной деловитости, с которой шли они на поиск.

Каджар понял, что это настоящие солдаты. Они умело перебегали от дерева к дереву, постепенно растягиваясь вправо, видимо, хотели обойти бревна, за которыми укрылись беглецы.

«Да, этих на ура не возьмешь», — подумал Каджар и краем глаза глянул на товарищей. Он встретил горящий, нетерпеливый взгляд Кемала и подмигнул ему: ничего, мол, все в порядке.

— Остановите тех, что обходят, — негромко сказал Каджар, выбрал себе долговязого немца с тонким, горбатым, как у бабы-яги, носом, подвел под этот нос мушку и легко нажал на спуск.

И сразу справа и слева захлопали выстрелы.

Каджар видел, как повалился навзничь «его» немец, как упали еще трое. Остальные залегли и открыли огонь.