— Искренность у ребёнка подделать трудно, — возразила Лиза.
— А девочки согласятся?
— Я думаю… — не совсем уверенно произнесла Лиза.
— Хочу вам показать любопытный документик, — сказал Зубов. — Приказ командующего девятой немецкой армией генерала танковых войск фон Лоттвица. Относительно контрпропаганды. В основном это о Национальном комитете «Свободная Германия».
Он держал в руках этот приказ, отпечатанный в нескольких экземплярах. Один протянул Лизе.
В приказе сообщалось:
«Членами комитета „Свободная Германия“ сперва были исключительно бывшие немецкие коммунисты, частично еврейской расы, которые бежали в Советский Союз.
Их заявления и обращения так противоречат ясной, трезвой речи немецкого солдата и столь открыто носят следы типично еврейского образа речи, что даже самый простой немецкий солдат сможет в них увидеть происхождение из еврейско-большевистской кухни яда. Можно спорить лишь о том, скопированы ли подписи генералов ловкой подделкой, или же просто заставили писать текст под диктовку…»
— Ну, что скажете? — спросил Зубов.
Лиза только пожала плечами.
— Кстати, товарищи, — сказал Зубов, — в нашу армию приезжал сегодня утром командующий фронтом. Потребовал усилить пропагандистскую работу. Теперь относительно вашей программы, товарищ Копылова. Я её утверждаю. Поезжайте, вас ждут в дивизии Свиридова. Ну, желаю вам!
Зубов на какое-то мгновение задержал Лизину ладонь в своей, и, возможно, этого бы никто и не заметил, если бы Лиза сама не поспешила выдернуть руку.
— Разрешите приступить?
— Приступайте, — кивнул Зубов с улыбкой, которая как бы отметала уставную сухость этого служебного разговора и соединила Зубова и Лизу ещё чем-то иным, только им одним понятным.
Не отвечая на улыбку Зубова, Лиза, слегка нахмурив брови, резко козырнула и, повернувшись «кругом», вышла из комнаты.
Она назначила девочкам явиться в половине одиннадцатого. Они явились вовремя, но только не одни, а с перепуганной матерью.
— Куда, куда вы забираете моих детей? — закричала она ещё с порога.
— Успокойтесь, фрау Эйлер, вашим девочкам ничего не угрожает.
Лиза усадила фрау Эйлер за стол, предложила чашку чая.
— Мы только хотим, чтобы девочки выступили по радио, сказали бы несколько слов о том, как к ним относятся русские солдаты. Гитлеровцы пугали вас Сибирью, всякими ужасами, которые якобы причиняют большевики немецкому народу. Правда?
Фрау Эйлер кивнула с выражением лица всё же более испуганным, чем размышляющим.
— Вот в одной своей листовке, я вспомнила, — сказала Лиза, — так пишут: «Немецкий солдат должен бороться за жену и детей». А разве вам что-нибудь угрожает? Кстати, ваш муж на фронте? — спросила Лиза.
Фрау Эйлер необычайно смутилась. Полное лицо её, со вздёрнутым носом, миловидное, но уже поблекшее, с морщинками на лбу, припухшими мешочками у глаз, нездоровой желтизной кожи, которая, разливаясь по щекам, одолевала прежний, должно быть, пышный и задорный румянец, — лицо фрау Эйлер вдруг исказилось страхом.
— Да, — призналась она тихо. — Он тут близко.
— Откуда вы это знаете? — заинтересовалась Лиза.
— Их часть пришла на тот берег Одера, когда русских здесь… когда вас здесь ещё не было, — поправилась фрау Эйлер. — Мой муж даже приходил домой. Дети были так счастливы!
— Ну, тем более, тем более, — не скрывая, обрадовалась Лиза. — Значит, у вас есть возможность сказать и вашему мужу несколько слов.
— Как?! — не поняла фрау Эйлер.
— Через нашу МГУ… Это такая громкоговорящая установка. Одним словом, я вам официально предлагаю выступить с обращением к солдатам, которые там, за Одером. Ведь вы же хотите, чтобы война окончилась скорее? — спросила Лиза, уже не сомневаясь, что фрау Эйлер согласится.
— О да, фрау офицер, — закивала фрау Эйлер, — каждая немецкая женщина этого хочет.
— Ну и прекрасно, поедете с нами?
— Конечно, я поеду со своими детьми. Разве я их пущу одних?
Она вытерла платком вспотевший лоб, и в голосе её слышались решимость и отчаянье и готовность ко всему самому тяжёлому.
— Ну, успокойтесь же, право, всё обойдётся хорошо.
Лиза произнесла это уже с некоторым раздражением, заметив, что фрау Эйлер готова заплакать.
Часа через два спецмашина прибыла в распоряжение первого эшелона дивизии генерала Свиридова. Конечно, выезжать на передний край и вести передачу было бы безопаснее ночью. Но ночью спят и на войне. А в два часа дня пунктуально немцы обедали, не меняя своего распорядка дня и на Одере. В это время стихала пулемётная перестрелка, реже стреляли орудия. Только про-пищит где-нибудь миномёт, да затем сердито рявкнет мина, разметав вокруг себя тёмно-бурым веером комья мёрзлой земли и осколки.
Но это только так — напоминание, что противник-де не оставил своих позиций. Активных же действий в этот час не жди — немцы обедают.
В седьмом отделении считали, что обеденный час для передач лучший. Пусть немецкий солдат жуёт свой скудный паёк и слушает правду о Гитлере и положении на фронтах.
Майор Окунев, начальник разведки дивизии, встретивший спецмашину у штаба, сказал, чтобы МГУ заехала в расположение разведроты. Там Лиза захватит младшего лейтенанта Свиридова, он покажет боевую позицию, которую уже подготовили разведчики.
— Моему другу Самсонову — привет! — крикнул Лизе Окунев и подмигнул с прочно усваиваемой иными мужчинами фамильярностью.
Когда МГУ подъехала к домикам разведроты, Самсонов и младший лейтенант Свиридов вышли к машине. Капитан ещё издали улыбнулся, а подойдя ближе, отдал честь.
— С благополучным прибытием в наши края.
— Спасибо. Только как-то уж очень церемонно это звучит. «Наши края»! Вообще-то — немецкие, — сказала Лиза.
— Можно и так, — охотно согласился Самсонов. — Мы там выбрали для вас местечко, укрытое. У сосновой опушки. Впереди Одер, а за ним канал с дамбами, а уже за дамбами передний край противника. Это прерывчатые траншеи, оборудованные открытыми пулемётными площадками.
Пояснения Самсонова показались Лизе слишком обстоятельными.
— Я представляю себе обстановку, — заявила она.
— Пулемётного огня, я думаю, вам опасаться нечего — далеко, могут только накрыть артогнём.
— А у меня в машине немецкие девочки, — сказала Лиза.
— Там пути отхода хорошие — лесная просека, так, если что, не задерживайтесь и сразу же откатывайтесь в тыл. Младший лейтенант поедет с вами.
— Спасибо, конечно, но зачем? Мы ведь в бой вступать не будем? — спросила Лиза, взглянув на заинтересованно слушавшего разговор Сергея Свиридова.
— Всё-таки — передний край! Да он у нас и немецкий знает, — как бы гордясь тем, что у него есть такой образованный младший лейтенант, сообщил Самсонов.
Младший лейтенант Свиридов указывал машине дорогу на опушку леса. Он сидел рядом с Лизой, при толчках тщательно старался не прикасаться к ней, какой-то многозначительно молчаливый, и сосредоточенно разглядывал фрау Эйлер и Альфрида Венделя.
Разговаривать с молодым Свиридовым Лизе не хотелось. Да к тому же машину сильно трясло и на ухабах не мудрено было прикусить язык.
Укрытие для МГУ представляло собой бомбовую воронку с покатым в неё въездом, уже расширенным лопатами разведчиков. Ветви укрывали сверху и с боков «Мощную Гаубицу Увещеваний», как в шутку называли МГУ в Поарме. Торчащий над крышей кабины большой рупор в обрамлении зелени казался издали кудлатой вершиной ели, которая внезапно обрела громкий голос. Разорвав непрочную тишину резкими гортанными звуками немецкой речи, голос этот громом раскатился далеко по лесу и уплыл за синеву Одера.
Первым выступал Вендель. Лиза сидела рядом с ним, заглядывая в листки передачи, и, как того требовала инструкция, держала палец на кнопке микрофона. Будь к тому необходимость, она могла бы прервать передачу.
Вендель это видел, но вёл себя так, как будто бы он не замечал пальца Лизы, лежавшего на кнопке. Лизе было, конечно, неприятно столь явно и грубо демонстрировать эту меру предосторожности и недоверия, но что поделаешь — инструкция!
