— Поверь мне, в болоте они нас возьмут. И не позже чем завтра, когда отдохнут, а мы устанем. Но они наверняка не предположат, что мы уходим в непосредственной близости от дороги…

— Ты хочешь вернуться к дороге? — Кларк сначала даже не понял. Там было оживленное движение. Крупными и мелкими группами проходили японцы, лязгали гусеницы танков. Но, подумав, он согласился, что мысль Беккера верна. Разумеется, на дороге японцы чувствуют себя уверенно, там они отступающих солдат противника встретить не предполагают, да особенно и искать не станут.

И лишь только наступила ночь, они поползли к дороге. Вскоре добрались до холма, на котором лежала деревня. Они видели японцев, зажегших факелы, видели машины у телеграфа,

— Подождем, пока все стихнет, — проговорил Беккер. Они залегли в нескольких сотнях метров от окраины

Парит-Сулонга на небольшой сильно поросшей высотке, откуда им было все видно. Беккер бодрствовал, а Кларк ненадолго вздремнул, не выпуская из рук винтовку. Он вздрогнул, когда Беккер потряс его за плечо:

— Погляди!

Кларк протер глаза и посмотрел, куда указывал Беккер. На площади перед телеграфом стояло примерно пятьдесят австралийских солдат. На них больше не было ни курток, ни рубашек. Японские солдаты с примкнутыми штыками охраняли их. Кларк заметил, что руки австралийцев связаны за спиной.

— Что они собираются с ними сделать? — спросил он в недоумении. Тут он увидел, как охрана вытолкнула вперед двенадцать пленных — туда, где стояли японские офицеры с длинными сверкающими мечами. Пленным велели встать на колени. Офицеры подошли к ним, по команде Нисимуры разом подняли палаши и резким, взмахом опустили их на затылки своих жертв.

— Они… рубят им головы! — вскрикнул Кларк. Он вскочил, но Беккер с силой прижал его к земле:

— Хочешь, чтобы и нас так же?

— Но… Крис!.. Они отсекают им головы!.. — Кларк в ужасе закрыл лицо руками.

Беккер снял со своей винтовки оптический прицел и теперь смотрел через него. Сжав зубы, он тихо произнес:

— Возьми себя в руки, Робин. Это — фашизм. Или ты не знал, с кем воюешь?

Кларк не ответил.

Немного погодя Беккер опустил прицел и сказал:

— Все. Пятьдесят три человека. Один из них — Флетчер из моего взвода.

Кларк покачал головой. Он никак не мог заставить себя посмотреть на деревню, где японские солдаты сносили теперь в кучу трупы обезглавленных и обливали их бензином. Когда вспыхнуло пламя, он наконец пришел в себя и тихо сказал, обращаясь к Беккеру:

— Поражаюсь, как у тебя хватило мужества наблюдать это, Крис…

Беккер снова прикрепил оптический прицел к винтовке и в раздумье ответил:

— Придет день, когда я смогу это засвидетельствовать. Тогда, когда фашизм предстанет перед судом. Надеюсь, я до этого доживу.

Они пустились в путь. Километр за километром пробирались они вперед вдоль дороги, иногда углубляясь в джунгли, когда на обочинах показывались японские солдаты. Шли они преимущественно ночью, а днем спали.

Питались дикорастущими бананами, препротивными на вкус. На третий день Беккер подстрелил лесного фазана, которого они вдали от дороги изжарили. Потом снова рискнули выйти на дорогу. Японцев видно не было, но и своих тоже.

— Мы на ничейной территории, — констатировал Беккер. — Теперь только на юг!

Он обследовал дорогу. За последние часы по ней никто не проезжал: следов шин не было, и отпечатков танковых гусениц тоже. Итак, японские танки здесь не проходили.

— Пошли! — крикнул он Кларку. — Теперь-то мы доберемся.

Но у Кларка хватило сил только спросить:

— До Сингапура?

— Да.

— Чтобы они снесли нам головы там?

— Идиот! — вне себя крикнул Беккер. — Мы идем в Сингапур не для того, чтобы дать отрубить себе голову. Мы идем в Сингапур, чтобы биться с японцами и победить их!

К полудню они добрались до какой-то деревни. Жители осторожно выходили из хижин и разглядывали пришельцев. Они держались дружественно и принесли им поесть. И все время уверяли, что японцев поблизости нет. Утром здесь даже проезжали английские машины. Впервые за много дней Кларк и Беккер поели горячего. Пили из глиняных кувшинов кристально чистую ледяную воду с земляным привкусом. А под конец Беккер выменял у хозяина хижины фунт табаку на свой складной нож. Хозяин — малаец средних лет — принес ему пригоршню высушенных на солнце кукурузных листьев, из которых можно делать самокрутки. Потом он потрогал беккеровскую винтовку и сказал:

— Пожалуйста… Не продадите?

— А на что она тебе? — с недоумением спросил Беккер.

Малаец смущенно ответил:

— Вы уходите… Придут японцы.

— И тогда тебе понадобится винтовка?

— Да, — ответил малаец.

Беккер поглядел на Кларка. Тот кивнул: он вспомнил об А Пине, который тоже хотел иметь винтовку.

— Я не могу продать ее, — сказал Беккер. — Я солдат.

— Но вы можете ее потерять, — настаивал малаец. Беккер только отрицательно покачал головой. Малаец сказал:

— Ложитесь спать. Мои сыновья пошли на север. Если покажутся японцы, мы узнаем заранее и разбудим вас.

Кларк и Беккер покурили крепкого, жегшего язык табака. Спать было рискованно, во всяком случае здесь,, в деревне. Но они могли еще немного отдохнуть, прежде чем идти дальше. Ночью они успеют далеко продвинуться вперед по пустынной лесной дороге.

— Знаешь, — сказал наконец Кларк, — я больше не верю, что мы сможем не отдать японцам Сингапур.

— Я тоже, — сознался Беккер.

— Мы против них слабы, — констатировал Кларк. — У нас нет ни солдат, ни танков, ни самолетов, ни орудий, чтобы справиться с ними. Это — конец.

Беккер пососал самокрутку и покачал головой:

— Глупец ты. Не обижайся. А я-то думал, что такой газетчик, как ты, понимает все гораздо лучше.

— Но я и раньше, еще в Англии, не верил, что при существующих условиях мы сможем отстоять Сингапур, — защищался Кларк.

Беккер возразил:

— Мы смогли бы сделать это, командуй нами не колониальные чиновники в генеральских мундирах, а настоящие солдаты. И если бы мы получше подготовились к стычке с врагом. Ведь мы же знали, с кем она произойдет. Японцев можно бить точно так же, как и германских фашистов.

— Ну, покато они бьют нас. Беккер посмотрел ему прямо в глаза.

— Парень, тебе еще многому надо поучиться. Какое это имеет значение, удержит ли Англия Сингапур или нет, проиграет ли она еще какую-нибудь битву, уничтожит ли Монтгомери еще дюжину танков в Африке и потеряют ли американцы еще несколько судов? Ведь нынешняя война уже давно не такая, которую может выиграть или проиграть отдельное государство. Весь мир, за малым исключением, борется, чтобы не дать фашизму подобно чуме охватить весь земной шар. И что значит отдельная проигранная битва? Потерянный Сингапур? Ничего! В конце концов, мы все равно их разобьем. Мы сильнее. Даже если здесь или там нам и приходится отступать. Есть вещи поважнее Сингапура. Например, то, что в России фашистской армии ломают хребет. А это значит, что песенка фашизма в Европе спета. А потом и мы сломим хребет японцам. Тогда и здесь с фашизмом будет покончено.

— Только нас с тобой, верно, уже не будет в живых.

— Возможно, — ответил Беккер. — Но нечего думать. об этом днем и ночью. А то станешь кроликом, который окочуривается от разрыва сердца при одном взгляде удава.

Кларк швырнул окурок.

— Мы могли бы отстоять Малайю, если бы начали по-другому. Мы могли бы иметь на своей стороне миллионы малайцев — таких, как этот, что хотел купить у тебя винтовку. Миллион малайцев с винтовками — хотел бы я посмотреть тогда, что бы стали делать господа японцы!

Беккер рассмеялся:

— А почему, как ты думаешь, миллион малайцев не получил от нас винтовок, а?

Кларк промолчал, а Беккер сам ответил на свой вопрос:

— Потому, что тогда ваша прелестная, доходная колония Малайя просто-напросто перестала бы существовать, мой дорогой! Миллион малайцев, прогнавших японцев ко всем чертям, не захотел бы вновь оказаться под властью десяти тысяч колониальных чиновников из Лондона. Малайцы потребовали бы независимости. А прибылей от оловянных рудников и каучуковых плантаций — для самих себя. Или, ты думаешь, японцы не знали наверняка, что вы не дадите малайцам винтовок? Знали, знали прекрасно! И использовали это к своей выгоде. Вот те тиски, в которые зажата Англия! Ты должен это понять. Тогда только поймешь и то, что здесь происходит.