За окнами легла густая южная ночь, а «Кирлиан» еще не работал. Не получалось что-то и у Димки. Я слышал, как он то пел, то вдруг начинал ругаться. Чаще же до меня доходило его бормотание: наверное, он разговаривал с микробами.

В два часа ночи я решил попробовать включить «Кирлиана».

Экран светился ровным матовым светом, и лишь в двух местах виднелись мутные пятна. Две какие-то микропылинки остались у входного отверстия высокочастотного пучка. Но это мелочь. Слабая проекция пылинок не будет мешать.

Ко мне подходит Димка. В руке у него пробирки, заткнутые обгорелыми ватными пробками. Значит, он не поверил комбайнам и проводил пересевы сам над пламенем спиртовки.

— Кажется, я их поймал, — говорит Димка радостно.

Мы усаживаемся перед «Кирлианом».

— Давай сначала посмотрим, что происходит в почве. Сделай препарат и заряди, — предлагаю я Димке.

Он быстро готовит препарат, а я включаю основной генератор. Мягко опускаются экранирующие шторы. Я даю большое увеличение и налаживаю фокусировку.

На экране среди редко переплетенных бледно-белых гифов грибов овальные розовые клетки дрожжей, в них хорошо видны вишневые гранулы витаминов. Наши витаминособиратели выглядят пурпурно-красными, с темными ядрами. На фоне ядер вспыхивают ярко-желтые цепочки хроматина.

— Вот это наши, но где же ты? — говорю я Димке. Я ловлю себя на том, что ищу «крестик».

— Дай больше увеличение.

Прибавляю увеличение, но теперь мы видим лишь малую часть препарата.

Я начинаю осторожно работать ручками препаратоводителя, хочу методично, параллельными рядами просмотреть весь препарат. Проходит 20 томительных минут. Нового ничего нет. Везде лежат наши витаминособиратели вперемежку с различными видами дрожжей и грибов-сапрофитов. «Дружба народов», как называет Димка такое сообщество.

— Крути быстрее, — умоляюще просит, он.

Но я его не слушаю. Мы просмотрели лишь четверть квадратного миллиметра препарата, и еще все впереди.

— Стой! — вдруг подскакивает Димка. — Он?!

С верхнего правого угла экрана в поле зрения медленно вползает маленький синий, с желтыми жилками «крестик». Он кажется совсем крохотным рядом с клеткой дрожжевого грибка из вида Мегри.

Я останавливаю препаратоводитель, и теперь «крестик» мягко дрожит в центре экрана. Как зачарованные, мы смотрим на этот неведомый науке микроорганизм столь непривычной для нас формы.

— Как ты думаешь, каковы его размеры? — спрашивает Димка.

Я смотрю на шкалу увеличения «Кирлиана» и сопоставляю размеры «крестика» на экране.

— Примерно пару сотен ангстрем в поперечнике. Пожалуй, это чистый нуклеопротеид.

— Так, — думает вслух Димка. — Значит, земная жизнь и здесь верна себе. Прикинь: жизнь — форма существования нуклеопротеидов, соединений белка с нуклеиновой кислотой. Самое мелкое живое существо в природе, бактериофаг, состоит только из этих двух химических веществ. Однако все бактериофаги имеют форму колбочки, а этот почему-то крестик. Почему?

Но Димка не успевает договорить. На наших глазах «крестик» начинает округляться, превращаясь в шарик. Только сейчас я вспоминаю о киноустановке и включаю ее.

— По-моему, «крестик» — это спора, а сейчас она превратилась в бактерию. Давай поищем еще «крестик». Этот от нас не уйдет, — говорит Димка.

Снова начинаю плавно двигать препарат. Через несколько минут я нападаю на целую россыпь бактерий и «крестиков». Все бактерии окрашены в мягко-фиолетовый цвет и очень малы. Пожалуй, это самые маленькие бактерии, известные мне. Но сейчас это неважно, потом можно будет справиться у «Гения». Я вывожу одну бактерию в центр экрана и даю предельное увеличение: в 400 тысяч раз. Сейчас бактерия кажется размером с маленькую тарелку. Мы видим, как по фиолетовому фону рассыпаны желтые точки. Это хроматин — точнее, нуклеиновые кислоты. Стало быть, бактерия обособленного ядра не имеет. Оно диффузно разбросано по всему телу клетки.

Но вот желтые точки начинают перемещаться, собираясь группами. Края бактерии блекнут и меркнут, потом в какие-то неуловимые мгновения она исчезает. На ее месте лежит густая россыпь мелких «крестиков», таких, как и первый, встреченный нами. Да, это споры. Все ясно.

— Ну как, будем смотреть теперь «твоих» в чистом виде или нет? — спрашиваю я Димку.

— Жалко, — отвечает он. — Для анализов и так мало. Но ничего не поделаешь. Нужно. Чтобы убедиться, что я выделил именно таких, одним мазком пожертвую.

Мы быстро меняем препарат. Все ясно: это они!

Я выключаю «Кирлиана», а Димка лезет в холодильник. Слышно, как слегка загремел штатив с пробирками и звякнули какие-то банки. Потом Димка подходит ко мне и жестом фокусника достает из-за спины бутылку шампанского.

Мы наливаем шампанское в лабораторные стаканы и молча пьем.

— Интересно, а что думает о самозарождении «Гений»? — спрашиваю я.

— Давай выясним.

«Гений» долго роется в своей электронной памяти, сопоставляет все «за» и «против», мигает лампочками и, наконец, произносит: «Да, самозарождение в настоящее время теоретически возможно, но только в строго определенных, пока неизвестных науке условиях. Но и это надо доказать».

— Докажем! — твердо обещает Димка.

Когда мы с Дмитрием Владимировичем вышли из института, было уже за полночь. Я посмотрел на усыпанное яркими звездами почти черное небо и подумал, что над пустыней Каракумы сейчас эти же самые звезды. Такими же они будут и через 50 и через 100 лет. Такая же ночь придет «тогда» на смену обычного трудового дня на каком-нибудь ОВЗ.

Уже на следующий день только что рассказанную историю я вспомнил с улыбкой. Ну куда не залетишь в пылу спора! Можно даже оказаться на ОВЗ. Хотя в общем-то, если во всем разобраться серьезно, особой фантастики и не было.

Сейчас твердо доказано, что воздух не только смесь газов кислорода, азота, водорода и так далее, но он насыщен еще и многими сложными по своему химическому строению веществами, в том числе витаминами, вырабатываемыми почвенной микрофлорой.

Еще в 1950 году академик Николай Григорьевич Холодный показал экспериментально, что переносимые воздухом витамины усваиваются микроорганизмами, которые в них нуждаются. Несколько позже на примере витамина В₁₂, используя метод меченых атомов, это подтвердил и другой советский ученый, Максим Николаевич Мейсель. Так что витаминособиратели в природе существуют.

Не выдуман и краснодарский механик Кирлиан, открывший новый способ фотографирования при помощи токов высокой частоты. Семен Давыдович выпустил книгу, где рассказано о взаимодействии токов высокой частоты с биологическими объектами и удивительных энергетических картинах, возникающих при этом.

Фотографии листов с «факелами» излучения лежат у меня на столе. Но вот высокочастотный полувакуумный стереоскопический микроскоп еще не создан, хотя принципиальная схема такого прибора существует и желающие могут познакомиться с ней в Патентной библиотеке.

Давно созданы гистологические комбайны и информационные машины типа «Гения», а биохимические и микробиологические автоматы, несомненно, со временем будут построены.

Если же говорить о самом ОВЗ, то, как бы невероятно это сейчас ни выглядело, я верю, что в будущем человечество научится использовать огромные питательные ресурсы воздушного океана, которые постоянно пополняют почвенные микробы.

Что касается возможности зарождения новых организмов в наше время, то проблема эта очень сложна, и здесь взгляды исследователей расходятся.

Однако среди различных точек зрения есть и такая, по которой зарождение первичного белка предполагается возможным, но считается, что он уничтожается уже существующими микроорганизмами.