Каждый пациент в модуле был подключен к капельнице, и за их состоянием следила сложная система из каких-то квадратных аппаратов. Арктур осторожно пробрался к койке Эмилиан сквозь паутину проводов.

– Доброе утро, капитан, – сказал Арктур.

– Доброе, лейтенант, – ответила Эмилиан.

Арктур сел рядом с мед-модулем и разместил у ног девушки портативную консоль.

– Хорошо выглядите.

– Ага, конечно, – сказала Эмилиан. – Я выгляжу как кусок дерьма. Никто не дает мне зеркало. О чем это может говорить?

– О том, что даже близость смерти не пошатнула вашего самомнения?

– Осторожно, парень, – сказала Эмилиан. – Может, я и не могу стоять на своих двоих, но я все еще твой командир.

Арктур поднял руки вверх в примиряющем жесте.

– Понял, – сказал он.

– Слышала, что остальная часть операции прошла хорошо.

– Да, – согласился Арктур. – Мы взяли Турангу без единого выстрела. Если не брать в расчет того, что произошло в каньоне сразу после того, как мы туда рухнули.

Лицо Эмилиан помрачнело при упоминании о крушении.

– Ничего не помню, – сказала она. – Мне сказали, что я с размаху врезалась головой о пиллерс. Шлем раскололся напрочь, а чертова черепушка еле выдержала.

– Вам повезло, – сказал Арктур.

– Да, мне все это говорят.

– Зато теперь у вас есть шрам, дополняющий тот предыдущий, – заметил Арктур.

– Да ты что? Вот удача-то.

– Простите.

– Так, рассказывай об остальном, что случилось, – сказала Эмилиан. – Я слыхала суть от одного моего пешедрала, из тех остатков, что ты изволил привезти живыми. Но они не великие рассказчики, как ты сам понимаешь.

– Честно говоря, там особо нечего добавить.

– Когда кто-то говорит: «Честно говоря», – значит, он врет.

– Я запомню это, – сказал Арктур. – Но вероятно вы знаете все остальное. Лемюэль Баден вышел через двадцать минут и сказал, что его люди уйдут. Они деактивировали реактор и выключили турели. После чего я подал запрос на пару транспортников, которые привезли их сюда для допроса, прежде чем мы депортируем их. Мы обезопасили комплекс, и шахтерская команда Кусиниса^[40] уже ковыряется там. И я хочу получить разрешение на право руководства этой командой, капитан.

– Все еще мечтаешь стать изыскателем, а?

– Безусловно, – ответил Арктур.

– И как же ты убедил Бадена увести своих людей?

– Просто. Я сказал, что сровняю их лагерь с землей из осадного танка.

– И все?

– Да, – сказал Арктур. – Я был очень убедителен.

– А ты бы открыл огонь, если бы они не вышли?

– Конечно, – без колебаний ответил Арктур. – Какой смысл угрожать, если ты не готов выполнить угрозу?

– Это было бы очень дорогим решением, лейтенант, – сказала Эмилиан. – Много людей с более высоким чином, чем у нас, совершенно ясно дали понять, что хотели видеть это место в целости и сохранности.

– И они его получили. А Баден знал, что я не шучу, и он не хотел умирать. Все достаточно просто.

Эмилиан покачала головой.

– Нет, Менгск, не просто.

– Что-то не так?

– Да. Не забывай, что я изучала твой профайл^[41], и вижу тебя насквозь, – сказала Эмилиан. – Я знаю, что ты всегда имеешь в виду то, что говоришь, но ты не всегда говоришь то, что думаешь. Практически все, что происходит с тобой, ты держишь в глубине сердца. И не позволяешь никому видеть то, о чем ты думаешь. Только если не специально делаешь это. И в это раз, ты хотел, чтобы Баден знал, о чем ты думаешь.

– Полагаю, что да, – согласился Арктур. – Но ведь это сработало, не так ли?

– Да, ты это сделал, – сказала Эмилиан. – И только поэтому я прощаю тебе то, что большинство моих ребят погибли или получили увечья в этом ущелье.

– Это был маневр из учебника, – сказал Арктур. – Одна группа сосредотачивает все внимание врага на себе, а другие обходят его с флангов.

– Почти как в учебнике. Потому что бойцы, обеспечивающие прикрытие фланговых, не должны умирать. Подавляющий огонь? Ты когда-нибудь слышал о таком?

– Я знаю, но у меня не было другого способа гарантировать, что внимание наемников будет прочно приковано к фронту.

– Ну, в любом случае, ты, черт возьми, справился, – сказала Эмилиан. Девушка откинула волосы с лица и потянулась к чашке с водой у кровати. Совершая движение, она болезненно охнула. Арктур стремительным движением вложил чашку в ее руку.

– Спасибо, – поблагодарила Эмилиан. – А теперь скажи, ради чего на самом деле ты пришел.

– Простите?

– Да ладно, ты ведь пришел не потому, чтобы полюбоваться на мой последний шрам, не так ли?

Арктур пожал плечами, но потом понял, что нет никакого смысла ходить вокруг да около. Эмилиан читала его как книгу, либо на языке тела, либо через инстинкты старшего офицера.

– Есть одна вещь, которую я хотел обсудить с вами, но... – начал Арктур.

– Давай выкладывай, – подбодрила его Эмилиан. – Ты думаешь, что мне больше нечего делать, как сидеть здесь и слушать тебя? В этих палатах трудится не мало горячих докторов Конфедерации, и девушке надо думать о том, как провести увольнительную...

Арктур улыбнулся.

– А теперь с помощью юмора вы пытаетесь вызвать меня на непринужденный разговор.

– Господи, любитель сверханализа... – пробормотала Эмилиан. – Должно быть, болеутоляющие влияют. Обычно я более тонко работаю... Ладно, что там еще?

Арктур взял портативную консоль, лежавшую у нее в ногах, и одним прикосновением активировал ее. Экран засветился зеленым, а затем на нем появилась эмблема десантных войск.

– Я следил за допросом Лемюэля Бадена, – сказал Арктур.

– Кто проводил допрос?

– Прилетел капитан Грейвс из лагеря Ларсон.

– Он неплохой мужик, – сказала Эмилиан. – Работу делает быстро, и быстро получает результаты.

– Ну, опросили Бадена конечно очень быстро. Тем не менее, можно ли сказать, что работа была выполнена удовлетворительно, это уже другой вопрос.

– Что ты имеешь в виду?

– Лемюэль сказал, что юридически месторождение принадлежит ему и другим шахтерам. И что их заявка на владение был сделана до того, как Конфедерация проявила хоть какой-то интерес к Сунъяну.

Эмилиан пожала плечами.

– Ситуация нормальная для командования корпуса. Такое происходит постоянно.

– Не сомневаюсь, – сухо сказал Арктур, разворачивая консоль к Эмилиан, чтобы она увидела экран. – Дело в том, что я сверился с регистрационной базой данных келморийцев, и нашел реестр заявок, в котором указано, что каньон Туранга зарегистрирован на имя некоего Лемюэля Бадена с Тарсониса шесть лет назад.

– К чему ты клонишь?

– Кораблем Конфедерации, первым совершившим посадку на Сунъян, был «Джонстаун». Это было в семьдесят седьмом.

Эмилиан скрестила руки.

– Я понимаю. А ты думаешь, что это имеет значение, раз они прибыли сюда первыми?

– Разве нет? Если его заявка на месторождение является законной, тогда получается, мы украли его у него?

– Оставь в покое это дерьмо, солдат, – отрезала Эмилиан. – И не дай бог, я снова услышу от тебя подобное. Лемюэль Баден – это часть Кел-Морийского синдиката, кучки ни на что негодных мошенников и пиратов. Черт, в любом случае, большая часть их старателей – это разыскиваемые преступники.

– Конечно, это немного обобщенно, не так ли?

– Обобщенно? Слушай, Менгск, центральные миры зависят от полезных ископаемых и топлива добываемых из таких шахт как эта. Ты что, действительно хочешь, чтобы мы были признательны келморийским уголовникам? Теперь Сунъян часть Конфедерации, и все что здесь есть – принадлежит Конфедерации. И Десантный корпус будет бороться за защиту нашего образа жизни. У тебя все?

– Да, но как...

– Никак, лейтенант, – сказала Эмилиан, наклоняясь вперед и повышая голос. Если ты хочешь выжить в армии, бросай вести себя как чертов бойскаут. В десантных войсках ты четко следуешь приказам. И это все. Абзац. Ты идешь, суешь свой нос куда не следует, и где тебе легко его могут откусить. Вот что значит быть десантником. В этом суть, Менгск. В приказах. Знаешь, что получается, когда мы начинаем решать, какие приказы мы хотим исполнять, а какие нет? Анархия. И я не допущу этого в 33-м.