мир переполнен лицами [бар был набит битком. Было много мексиканцев, но особенно – американских деловых людей и туристов. Место было из разряда шикарных, и публика вела себя прилично. Ее заверили, что скандалы и неуместные жесты здесь редкость. Поэтому она чувствовала себя в безопасности. Она двинулась по сцене, на ней был украшенный блестками лифчик, крохотный треугольник материи, едва прикрывавший лобок, и туфли на высоком каблуке. Ее грациозное тело извивалось в такт музыки. Постепенно она становилась богиней, в которую перевоплощалась всякий раз к вящему удовольствию публики.]
разве может быть хоть что то быть выразительнее человеческого лица [она обожала свою работу. К несчастью, и это единственное, о чем она сожалела, некоторые ее коллеги привносили в “профессию” оттенок вульгарности. Но правда и то, что большинство из них занимались этим в других условиях и по другим причинам. Она танцевала, потому что ей это нравилось. И к тому же ее работа хорошо оплачивалась, ее устраивал гибкий график, и вдобавок она могла много путешествовать. Но прежде всего, привлекала возможность удовлетворить основную потребность – демонстрировать свои прелести восхищенной публике]
знаешь, в фильмах меня всегда интересовала не только героиня, но и взгляд на нее [первый раз она танцевала, когда была еще студенткой – имела неосторожность заключить дурацкое пари. Несколько студентов пригласили ее и трех ее подружек в стриптиз-бар на спор, что те поднимутся на сцену и снимут с себя всю одежду. Сумма пари возрастала вместе с желанием парней увидеть, как их подружки раздеваются перед ними. Выяснилось, что пари очень заинтересовало одну студентку, у которой не было постоянного источника доходов. Но она уже поняла для себя, что даже без денежной приманки она несомненно сделала бы все, чтобы показаться на сцене перед своими друзьями. Нечто необъяснимое влекло ее... Прежде она и не помышляла о таком. ]
и ее взгляд на тех, кто на ее смотрит [теперь же ее как будто притягивало магнитом. Поскольку ее спутницы в последний момент отказались, оставалась только она, чтобы принять вызов. Одним глотком осушив бокал, она с решительным видом поднялась на сцену, преследуемая возбужденными взглядами своих знакомых. Все были убеждены, что она сделает лишь один круг, быстро снимет одежду и сразу удалится, положив конец затянувшейся шутке. Каково же было их изумление, когда, широко расставив ноги, она неподвижно замерла посреди сцены. С первыми тактами музыки она скинула туфли, затем рубашку. И пока звучала композиция, она постепенно сняла с себя всю одежду, оставшись полностью обнаженной]
бесконечность взглядов направленных друг на друга, неисчерпаемость выражений лиц - то, что для меня важнее всего в любой картине [в тот момент она поняла, что это ее стихия. Она почувствовала взгляды на своем теле и испытала редчайшее удовольствие. Как будто бесчисленные руки ласкали ее. Словно каждая частичка ее выставленной напоказ кожи вибрировала под взглядами людей. Она готова была утверждать, что ощущает их прикосновение]
в твоем лице застыло выражение, в котором читается боль, отрешенность [в тот первый вечер за несколько минут она возбудилась так, как если бы все четверо ее знакомых парней по очереди занимались с ней любовью]
даже молчаливый крупный план всегда красноречив, он говорит без слов [к несчастью ее подруги перестали с ней общаться. Зато парни наперебой приглашали ее в надежде еще раз увидеть этот неподражаемый спектакль. Она же дала себе обещание, что никогда не позволит кому-либо из зрителей коснуться ее после того, как они увидят ее танцующей. Это развеяло бы магию образа, в котором она пребывала во время выступления. Она обожала это ощущение напряженного желания мужчин, а порой и женщин. Все эти взгляды, прикованные к ней, заставляли ее трепетать от удовольствия, которому она отдавалась телом и душой. Она сознавала, что красива, что ее желают, что редкий мужчина не отдаст все, только бы обладать ею. Но именно в танце была для нее высшая степень наслаждения! Ни разу за все время она не провела ночь с клиентом. Для того чтобы и дальше оставаться столь же загадочной, ей следовало сохранять абсолютную недоступность для зрителей. Она должна была стать их мечтой, их миражом. Тогда она могла перевоплотиться в кого угодно, в королеву или в кинозвезду. “Смотрите, но не смейте дотрагиваться!”]
слова разделяют людей, а взгляды - обьединяют, сближают их [ее жесты делались все более томными, как бы сообщая зрителям, что тело ее создано только для того, чтобы быть объектом восхищения и желания, и зал отвечал ей соответственно: мужчины смотрели на нее с особым блеском в глазах. Все ее тело словно говорило: возьмите меня и обладайте мной. Она развела в стороны нескончаемой длины ноги, приоткрыв снежную белизну коротко постриженных лобковых волос. Наконец она сняла лифчик, позволив длинным волосам вволю ласкать ее груди, нежно щекотать их.]
ты увеличтельное стекло, помогающее увидеть отчуждение и расслоение в сегодняшнем, обманчиво проницаемом мире [но в мыслях у ее была сценка однажды пережитого удовольствия. При виде мужчины всей своей жизни, представшего перед ней во всем своем великолепии в лучах утреннего солнца, к ней мгновенно вернулось хорошее настроение. Она вспомнила, первые встречи, как опасаясь, что воспоминание о первоем поцелуе могло вызвать некоторую неловкость, и в особенности желая вновь подтвердить свои намерения, ее первый мужчина не дал ей сесть. Он заключил ее в свои объятия и поцеловал с той же пылкостью, что и накануне. Она с трудом отказалась от намерения предложить ему позавтракать в номере, сдерживаемая исходившим от него глубоким почтением к ней, которое, казалось, исключало поспешность.
посади современного зрителя в один зал с возбужденной толпой европейских обывателей ты видишь, что за 200 лет изменилось немногое [вспоминает, как за завтраком они перебросились всего несколькими словами, но зато их улыбки были намного красноречивее. После еды они, не сговариваясь, направились к пляжу. Ее первый парень умел все: он был готов приобщить ее к радостям подводного плавания, парусной доски и полета на параплане. От природы он был наделен хорошими физическими способностями. Она подозревала это, но ей не терпелось проверить свои догадки на практике.
Они купались, брызгались и забавлялись, как дети. Ветер-насмешник ворвался под платье, нахально задрал его, еще больше открывая внимательным взорам ее тело, и вдруг очень захотелось пить, ужасно, невыносимо! Она мучилась, представляя себе ледяное пиво, такое холодное, что стакан покрывается инеем, и прикидывала, как удобнее добраться до цели пути.]
фестивали современных либертинов почти безраздельно посвящены мучениям человеческого тела [К трем часам дня, совершенно обессиленные, они условились о маленькой сиесте... но совсем не такой, на какую она надеялась! Они договорились встретиться снова около пяти вечера за аперитивом, а затем где-нибудь поужинать. Решительно, его труднее было соблазнить, чем других мужчин, к которым она привыкла. Но как это было свежо и возбуждающе! Напиток ударил ей в голову. Это было словно наваждение. Когда он говорил с ней – она смотрела на его рот и улыбку; когда он двигался – восхищалась игрой мускулов и загорелой кожей. Похоже, что он испытывал то же самое. Они чувствовали себя единственными во всем мире. Они поужинали гамбургерами с жареным картофелем, сопроводив их несколькими коктейлями «Маргарита». Когда ей надо было уходить, она и ее парень были почти пьяны]
увидев в чужом тело, даже сексуально привлекательное, толпа еще не способна, но рассмотреть личность и дать ей место в своих рядах - никогда и ни за что [вокруг танцевало множество легких тел, они понемногу обступали, неумолимо окружали и сжимали вокруг нее кольцо. Она отступала и ощущала себя пленницей, единственной женщиной в этом море тестостерона. Они напирали, их жадные руки ныряли под одежду, накрывали тело волной ласк, одновременно заботливых и нежных, диких и назойливых. И она оставалась там, не пытаясь ускользнуть, разомкнув эти объятия. Мужественные лица, украшенные темными стеклами очков, скрывают в себе неуловимую тайну взгляда: голубое сияние? ореховое лукавство? нефритовая вкрадчивость? эбеновая загадка? В затуманенных взорах горела похоть, с ними можно было безнаказанно окунаться в почти осязаемое удовольствие, они тешили ее, она смаковала каждое прикосновение...]
