Дригола вел машину осторожно, приговаривая то и дело: «Вот бисов сниг, нэхай його комары забодають».

Снег покрывал дорогу тонким слоем и, укатанный сотнями шин, был таким скользким, что машина все время съезжала к обочине. Особенно трудно было остановить ее на переездах.

Абдурахманов сначала как будто спокойно следил, как мучился Дригола, потом не выдержал:

— Чего дрожишь? Поезжай быстрей, за нарушение я отвечу.

— Эгэ, дивиться! — добродушно прогудел в ответ Костя. — Такого нэмае у нашему закони. Хто сыдыть за рулем, с того и спросять. Вон скилько людэй через вулыцю переходыть. Довго ли до якого-нэбудь ни-счастья.

— Ладно, — смирился начальник, — действуй, как знаешь.

— Оцэ добре, — согласился Дригола.

Сергей с тревогой посматривал на часы. До начала инструктажа оставалось двадцать минут. Теперь уже ни за что не попасть на него. Сказал бы, что ли, подполковник, в чем дело. Может, что-нибудь случилось

15—4836 2 25

на участке? Тогда надо повернуть вправо. Дальше уже начинаются «владения» участкового Сабирова.

— О чем задумались, друзья-товарищи? — нарушил молчание Абдурахманов.

— Ни о чем. — Лазиз сидел, положив голову на спинку сиденья и, казалось, ни на что не обращал внимания. Его узкие глаза сонно смотрели куда-то перед собой.

— Ты чем-то недоволен?

— Та вин каждый раз такий, — счел нужным вмешаться Дригола.

— Устал, — отозвался Лазиз.

— Ничего, — подбодрил Абдурахманов. — Сейчас я тебя немного подлечу и усталость как рукой снимет.

Машина долго ползла по обледенелой дороге. Наконец, показался городской рынок. Сомнения не оставалось— подполковник зачем-то привез Сергея и Лазнза на участок Сабирова.

Через несколько минут появился и сам участковый. Он был в новой, добротно сшитой шинели, в начищенных до зеркального блеска сапогах, в шапке-ушанке, на которой, словно пучок солнца, сверкала кокарда. Его круглое лицо сияло счастливой улыбкой.

— Здравствуйте, товарищ подполковник. Прошу вас, — Сабиров услужливо распахнул дверцу. — Уже все готово.

Абдурахманов не спеша вышел и направился за участковым, который не прекращал что-то говорить на ходу, прикладывая к груди руку. Они, по-видимому, так бы и ушли, позабыв о Сергее и Лазизе, если бы откуда-то из-за низких строений, тянувшихся вдоль рыночного забора, не вырвалась песня. Пели нестройные охрипшие голоса:

Сильных нас миллионы.

Слава дружинникам смелым!

В наши колонны,

В наши колонны,

Во имя великого дела!

Песня остановила подполковника. Он поднял голову и слушал молча, подставив лицо под ослепительные лучи солнца.

Бандит, озираясь, прячется, В страхе мечется пьяница. Воры дрожат.

Теперь пел один человек. Его голос тоже был не совсем уверенным. Правда, когда кто-то поддержал его, песня зазвучала несколько стройней:

Идет по уснувшим улицам Наш комсомольский,

Наш добровольный,

Наш боевой отряд…

— Твои? — пошел вперед Абдурахманов.

— Мои, товарищ подполковник, — вытянулся участковый. — Готовимся к встрече Нового года. Думаем выступить в отделе.

— Молодцы! — одобрил Абдурахманов.

— Рады стараться, товарищ подполковник!

— Откуда они?

— Дружинники? Большинство работники рынка. Отличные ребята, — пояснил Сабиров. — Жуликам никакого спуска не дают. Сегодня утром задержали спекулянтку. Продавала семечки. Сейчас сидит. Провожу следствие. Думаю, что к вечеру закончу.

— Давно спекулирует?

— Говорит, первый раз вышла на базар.

— Обманывает?

— Конечно. Говорит, нужда заставила продавать семечки. Ничего, — пообещал участковый, — она у меня скажет правду.

— Ну, смотри… Что вы там делаете? Идите сюда! — обратился Абдурахманов к Сергею и Лазизу, которые так и не выходили из машины. — Слышали?

— Что именно? — поинтересовался Лазиз.

— Песню, — не понял иронии подполковник. — Между прочим, товарищ Голиков, твои дружинники тоже должны что-нибудь подготовить к Новому году.

— Среди дружинников моего участка нет артистов, — невесело усмехнулся Сергей.

— Учись, Голиков, у своих коллег… Ты, Сабиров, проинструктируй его. Кстати, напомни мне об этих дружинниках: всех поощрим.

— Есть! — живо откликнулся Сабиров.

Остановились у длинного приземистого здания, в котором было больше дверей, чем окон.

— Прошу, — пригласил участковый.

— Где же хозяин? — спросил Абдурахманов.

— Сейчас придет.

Едва Сабиров умолк, как открылась дверь и вошел невысокий, полный, с крупным, лоснящимся от пота, лицом и заплывшими глазами хозяин кабинета — председатель базаркома Гани Вахабов. Одет он был в полупальто, меховую шапку и белые, как снег, чесанки.

— Хуш келибсиз, хурматли урток!¹— благоговейно произнес он.

Подполковник, не поднимаясь, подал руку:

— Здравствуй, Гани-ака. Что это тебя на месте нет?

— Салам, урток начальник! Салам. На месте я. Выходил по делу. Тузикмисиз? Яхшимисиз? Ахволингиз яхшими?²

— Ничего. Хорошо, — ответил с улыбкой подполковник. — Ты тоже, я вижу, здоров!

— Божьей милостью, урток начальник, как говорят русские. Пока на здоровье не жалуюсь, хотя и работаю день и ночь.

— Что у тебя нового, Гани-ака?

— Работаем без происшествий! — переглянулся с Сабировым Вахабов. — Жуликов повывели, как клопов. Спекулянтам тоже не даем пощады. Если кто появится, тут же составляем акт и направляем дело в суд. Пройдемте по базару, сами убедитесь в этом.

— Ты хочешь при мне разоблачать спекулянтов? — удивился подполковник.

— Что вы, — замахал руками Вахабов. — Я же говорю вам, что мы со всеми тунеядцами покончили. У нас такая дружина! Большое спасибо за все нашему участковому уполномоченному, Сабирову Кариму Сабировичу. Он день и ночь с нами.

— Гани-ака, ну зачем вы так? — с деланной застенчивостью проговорил Сабиров. — Никакой заслуги тут моей нет…

— Скромность украшает человека, — похвалил начальник Сабирова.

— Совершенно справедливо сказали, урток начальник. Совершенно справедливо.

— Что же мы сидим? — встрепенулся участковый.—

Пойдемте, товарищ подполковник. Теша, наверно, заждался.

— Подожди, —отмахнулся Абдурахманов, занятый какими-то своими мыслями.

До развода оставалось пять минут, и Сергей напомнил об этом начальнику отдела.

— Ты уже опоздал, — счел нужным сказать Лазиз, видя, что Абдурахманов не собирается отвечать Сергею.

Подполковник поднял голову и внимательно посмотрел на участкового и оперуполномоченного:

— Сегодня я взял вас. с собой, чтобы проинструктировать на. месте, на самом образцовом участке. Это принесет больше пользы, чем инструктаж в отделе. Вы только слушайте внимательно да приглядывайтесь к делам товарища Сабирова. Можете задавать вопросы. Ясно?

— Есть приглядываться >к делам товарища Сабирова и задавать ему вопросы! — по-военному отчеканил Лазиз.

«Инструктаж на месте, — усмехнулся Сергей, глядя в. окно. — Многому же он нас научит…»

—* Ты чего? — недовольно спросил начальник отдела.

— Вон посмотрите на образцовый порядок…

Первым подбежал к окну Сабиров. Ему будто опрокинули на ноги самовар кипятку. Выругавшись, он выскочив на улицу, где трое мужчин на виду у всех бесцеремонно разливали водку.

— Хотите послушать, о чем они говорят? — поинтересовался Лазиз и, не ожидая ответа, открыл форточку.

— Вы что?.С ума спятили? Забыли, о чем я с вами говорил? Вы же без ножа режете меня! Как вам не стыдно! — донесся в распахнутую форточку голос участкового.

— Карим-ака, извини, — почесал затылок тот, у которого в руках была бутылка. — Петь мы не умеем, вот и решили сполоснуть малость горло. Все думаем, делю пойдет лучше.

— Да знаете, что вы натворили? — задохнулся от гнева Сабиров. — Такую свинью подложили! Сегодня же всем по пятнадцать суток всучу!

— Карим-ака, ты что? Впервой нам, что ли!

— Ладно тебе. Чего распетушился? Выпить захотел? Пойдем, угостим. Дело знакомое.