В а л е н т и н а (пьет). Восхитительно. И какой чудный привкус… Если бы это не было вашим секретом, Оракул, я бы спросила вас, что там такое. Но ведь вью мне не скажете, не правда ли?

Ор а к у л (покорен). Может быть, когда-нибудь и скажу.

В а л е н т и н а. Так и знайте, я вам это припомню. А ваше мнение, Серж? Правда, восхитительно?

С е р ж. Божественно.

М а р и (нервно). Я хотела бы проконсультироваться с вами, мэтр, на предмет того, во что лучше вкладывать деньги.

В а л е н т в н а. Вот тебе на! Простите меня, мэтр, но, Мари, из-за этого не стоило беспокоить мэтра Флера. Насчет вкладывания денег я знаю все. Еще бы, мой муж только об этом и говорит.

М а р и. Ты позволишь мне…

В а л е н т и н а. Есть только один надежный способ. Один-единственный.

С е р ж (с иронией). Вот как?! Какой же?

В а л е н т и н а. Все вкладывать в Швейцарии. Все в Швейцарии. Жан Лу считает так.

Серж разражается громким смехом.

М а р и. Мэтр… пойдемте, пожалуйста, со мной. Будем говорить о делах у меня. Там нам будет спокойнее.

Они выходят.

В а л е н т и н а. Как странно, Мари вроде чем-то раздражена. Я слишком много говорю?

С е р ж. да нет. Вы прелестны.

В а л е н т и н а. Отчего вы вдруг набросились на беднягу?

С е р ж. От радости. (Смеется.)

В а л е н т и п а. Таким я вас обожаю.

С е р ж. Вам бы вообще нравилось, чтобы я, как вы, рассеянно скользил по жизни, произнося остроумные реплики?

В а л е н т и в а. Боже мой, конечно. А вас это не привлекает?

С е р ж. Безумно. Вот только не уверен подходящий ли это образ жизни для мужчины.

В а л е н т и н а. Что все это значит: образ жизни мужчины, жизнь мужчины. Опять слова.

С е р ж. Вы знаете, а, по существу, мы только это и можем отстаивать.

Пышные, затасканные слова, но за ними скрыта трепещущая правда, иногда залитая кровью. Что значит: мужчина? Это может значить все. Вам кажется, что я повторяю избитые истины, но, боже мой, в наши дни это слово употребляется все реже в реже. И даже, скорее, в шутку.

В а л е н т и н а. Продолжайте.

С е р ж. Зачем? Я знаю, вы не выносите разговоров о политике. А странно, мне хочется говорить с вами о серьезных вещах гораздо больше, чем с… (Замялся.)

Пауза.

В а л е н т и н а. Вы говорите с Лоранс о тряпках?

С е р ж (сухо). Нет. Впрочем, вы мне напомнили, что у меня с ней свидание.

В а л е н т и н а. Видите, общение со мной приносит вам пользу.

Он смотрит на нее, делает к ней шаг, затем внезапно выходит из комнаты.

Входит О р а к у л.

О р а к у л. Мадам просят к телефону. Мсье Серк. (Выходит.)

В а л е н т и н а. Мой муж? Не может быть? Где? (Берет трубку.)

Жан Лу? Как ты поживаешь?.. Что… Да нет, родной… Я была у… Откуда ты узнал?.. А!.. Уже целый месяц… Как летит время, просто ужас… Как ты живешь?.. Чтобы я вернулась?.. Ах! Я посмотрю… Нет, нет, я посмотрю…

Конечно, ты можешь меня навестить… Но я хотела бы тогда быть одна…

Постой… завтра, да, завтра, около трех… Естественно, я по тебе соскучилась… Ну да… Целую. (Вешает трубку.) Оракул…

Входит О р а к у л.

Оракул, я кончила говорить.

Ора к у л. ??

В а л е н т и н а. Хм… Я хочу сказать: телефон свободен.

О р а к у л. Спасибо, мадам. (Выходит.)

Валентина нервно делает несколько шагов по комнате. Входит Мари.

М а р и. Опять этот бедный Флер… Ты, Валентина, витаешь в облаках…

Ты хотела бы, конечно, чтобы я купила швей царские акции?

В а л е н т и н а. А что в этом плохого?

М а р и (устав с ней спорить). Что плохого? Ты разве не знаешь, что женщинам на биржу входить не разрешается?

В а л е н т и н а. Неужели?

М а р и. Представь себе. Я хотела пойти туда с биржевым агентом. Я люблю все видеть своими глазами. Так вот, женщинам вход воспрещен.

В а л е н т и н а. Переоденься мужчиной, в чем дело.

М а р и. Я тоже так подумала.

В а л е н т и н а. Шляпа, длинное пальто, туфли возьми у Сержа… Было бы очень забавно…

М а р и. Если бы ты видела лицо метра Флера, когда я ему об этом сказала.., Дорогая, для него биржа — гробница фараонов… Меня бы потом по ночам мучили привидения. Я отказалась от этой мысли. Куда ушел Серж?

В а л е н т и н а. У него свидание с Лоранс.

М а р и. А! Что ты об этом думаешь?

В а л е н т и н а. О чем?

М а р и. О Лоранс.

В а л е н т и н а. На вид она очаровательна.

М а р и. Если он на ней женится, нам будет не до смеха. Она выглядит такой напористой… Славная девушка, без сомнения, но напористая.

В а л е н т и н а. У меня создается впечатление, что в наше время иметь двадцать лет — тяжкий крест.

М а р и. Ах! У меня уши вянут! Разве не общеизвестно, что иметь двадцать лет всегда тяжкий крест. Что сейчас об этом модно говорить — это одно. Но что ты это повторяешь — это уже другое. Что с тобой?

В а л е н т и н а. Серж мне сказал…

М а р и. Серж обожает громкие слова.

В а л е н т и н а. Но за этими словами скрываются истины, хм… которые могут стать кровоточащими.

М а р и (поражена). Интересно, что Оракул намешал тебе в коктейль? Во всяком случае, разреши тебе заметить, что подобные темы не в твоем стиле.

В а л е н т и н а. А какие именно?

М а р и. Хм… общие.

В а л е н т и н а. Ты находишь, что мой стиль — не общие темы?

М а р и. Нет. Твой стиль — детали.

В а л е н т и н а. Однако ты мне всегда повторяла, что я не создана для мелочей.

М а р и (упорно). Между мелочами и деталями большая разница.

В а л е н т и н а. Ты меня совсем запутала. Мне тоже интересно, что туда намешал Оракул. Мне жарко. Ты завтра, как собиралась, едешь к Шанель?

М а р и. Да. А ты нет?

В а л е н т и н а. Нет. Не думаю. У меня кое-какие дела.

М а р и. Ну что ж.

Входит Оракул.

О р а к у л. Кушать подано.

М а р и. Пойдем, Валентина. Я покажу тебе новый сервиз, прекрасней которого нет ничего на свете.

Все выходят.

Занавес

Валентина одна. Она вышивает. Входит Оракул.

О р а к у л. Мсье Серк просит мадам его принять.

В а л е н т и н а. Боже мой, проводите его. Через минуту…

(Лихорадочно поправляет перед зеркалом прическу.)

Входит Ж а н Л у Се р к, красивый мужчина лет сорока пяти, с мягким и добрым выражением лица.

Жан Лу!.. (Бросается ему на шею.)

Они целуются.

Ж а н Л у. Валентина, наконец-то… Это уже слишком, знаешь. Целый месяц. Целый месяц без всяких известий. Что ты здесь делаешь?

В а л е н т и н а. О, это длинная история.

Ж а н Л у. Воображаю. (Закрывает глаза.) Во всяком случае, выглядишь ты хорошо, это уже кое-что…

Валентина. А вот ты-нет. Как твои дела?

Ж а н Л у (неопределенно). Идут, идут… Так что же?

В а л е н т и н а. Так вот, представь себе, что Тони накануне отъезда заболел коклюшем.

Жан Лу. Тони?

В а л е н т и н а. Энтони Бражов, русский. Я же тебе говорила, что уезжаю с ним.

Ж а н Л у. Прости меня, у меня все в голове перемешалось. Каждые полгода новое имя это слишком.

В а л е н т и н а. Если ты приехал для упреков…

Ж а н Л у. Нет. Я больше не упрекаю. Уже давно. Итак, твой русский подхватил коклюш.

В а л е н т и н а. да. Представляешь себе… Две недели на Лазурном берегу слушать кашель и кутать его в одеяла… Мне стало дурно.

Ж а н Л у. Почему ты не вернулась домой?

В а л е н т и н а. Ну, ты знаешь… я тебе уже сказала, что уезжаю, опять тебя огорчила, и подумала, что будет ужасно, если твое огорчение пропадет впустую.

Пауза. Жан Лу смотрит на нее.

Ж а н Л у. Да, это было бы ужасно.