— Детки, не удаляйтесь! — предупредил профес­сор. — Кажется, лодка начинает опять двигаться. Луч­ше, чтобы мы все были в ней. Идите сюда!

Это предупреждение профессора оказалось совсем своевременным. Только что мальчики вернулись в лод­ку, как она вдруг дёрнулась вперёд, цепи сильно натя­нулись и под днищем что-то щёлкнуло. На дне лодки шевельнулись два рычага, которых раньше никто не замечал.

— Наверное этот механизм связан со всей систе­мой пристани, — сказал профессор. — Павлик, попы­тайся повернуть рычаг возле себя, на дне лодки!

Перестановка рычага сразу же освободила лодку от привязи с этой стороны. Цепь звякнула о скалы, скользнула и шлёпнулась в воду.

Белобрысик не ждал команды. Он проделал то же с другим рычагом, лодка освободилась и от второй цепи и медленно пришла в движение. Покачиваясь на воде, она поплыла, всё ускоряя свой бег.

— Ах, как хорошо! — воскликнула Элка, всплеснув руками.

Профессор Мартинов, стоя в лодке с растрёпанны­ми волосами, не спускал глаз с группы скал, выделяв­шейся в темноте слева от лодки. Под светом фонарей, скалы отражались в воде и похожи были на тяжёлые крепостные стены с башнями и бойницами.

— Гребите туда! — велел профессор, указывая на скалы.

Когда они приблизились, скалы засияли синим цве­том, который восхитил всех необыкновенной красотой.

— Медное индиго! Ковелин! — загремел под сво­дами пещеры голос профессора Мартинова. — Само­родная медь, детки мои! Необычайное богатство! Не­слыханное!..

Лодка скользнула мимо скал и остановилась в ти­хом заливчике.

Первым выскочил на берег профессор и с жадно­стью захватил полную горсть из россыпи у подножия скал.

— Медь! Медь! — кричал он, возвращаясь в лод­ку, зажав в обеих руках куски драгоценной синей руды. Затем он снова вылез на берег, выбрал несколько кус­ков самородной меди и вернулся в лодку ещё более взволнованный.

— Теперь туда! — он указал на белый массив, вид­невшийся вдали. Глаза его горели на бледном ли­це. — Детки, сегодняшний день, можно сказать, самый счастливый в моей жизни геолога. С вами, благодаря вам, я проник в сердце Родоп. Мне кажется, что я мо­гу полететь, так я окрылён радостью от того, что вижу здесь. Там, наверху, когда мы выйдем на свет, мы смо­жем сказать народу многое. А самое радостное то, что наше открытие оживит этот бедный край. Здесь через год-другой поднимутся заводы, загудят машины, за­светит электричество, закипит новая жизнь. И какая жизнь!

Лодка приближалась к молочно-белым скалам, вы­делявшимся во мраке как изящная статуя слоновой кости.

— Что это за странная белая скала? — спросил Павлик.

— О, я тоже горю нетерпением её потрогать, уви­дать поближе, детки! Но, наверное, это смитсонит.

Свет приближающихся фонарей радостно перели­вался на белом прекрасном подземном памятнике.

Когда они приблизились, профессор стал неспокой­но хрустеть пальцами.

— О, нет, нет! — крикнул наконец он. Его борода дрожала от волнения. — Это каламит. Посмотрите, как отсвечивают крупные грани его кристаллов. Они ром­бической системы и блестят как солнце. Осторожно! Лодка задела подводные скалы… Ах, какой краса­вец! — обратился профессор снова к приближающему­ся белому утесу. — Элка, поди сюда, девочка, стань на носу лодки. Возьми первой кусок каламита. Есть, как я теперь припоминаю, легенда об этой руде. Я тебе её расскажу, эту легенду. А сейчас стань тут и выйди пер­вой. Это настоящая сказка, прямо сказка…

Профессор был вне себя от восторга.

— Эту горную породу называют «Молодицыно счастье», — заговорил он снова, кладя руку на плечо Элки. — В легенде рассказывается, что когда девушка хочет найти себе достойного и красивого мужа и быть счастливой в браке с ним, она должна когда-нибудь под праздник положить под подушку кусочек этой руды «Молодицыно счастье» и проспать три ночи, не вынимая камня из-под подушки. На третью ночь кусочек кала­мита превращается в прекрасного юношу. Девушка должна запомнить его лицо. Это лицо того, кто прине­сет ей счастье и будет ей другом в жизни. Профессор засмеялся.

— Это легенда. Она говорит ещё, что каламит все­гда охраняет завистница-орлица и что когда ты берешь кусочек его, орлица не должна тебя увидеть, потому что тогда «Молодицыно счастье» будет крылатым, не­продолжительным, мимолётным.

Лодка приблизилась к берегу. Элка проворно вы­прыгнула из неё и подбежала к утёсу. Она обернулась, сияя.

— Красота, что за красота! Павлик, Саша, идите сюда!

Вдруг над белыми зубцами мелькнула гигантская тень. Она нависла над бегущей к утесу Элкой. Прежде чем кто-нибудь успел предупредить её криком, на неё напала гигантская птица. Она бросилась на Элку и, в одно мгновение, стремительно подняла её в воздух. Крик ужаса раздался в тишине подземелья. Птица взлетела, унося Элку ввысь.

Не задумываясь, Павлик вскинул ружьё, прице­лился и, прежде чем профессор успел его остановить, нажал спуск. Под сводами подземного мира раздался гром выстрела, за ним второй.

Гигантская птица издала крик, подобный зловеще­му карканью, опустила одно крыло и, стараясь сохра­нить равновесие, косо полетела в сторону, вскоре скрыв­шись где-то за утёсами.

Павлик тотчас бросил ружьё на дно лодки, выхва­тил охотничий нож и выпрыгнул на берег. Он перебежал через песчаную полосу берега к подножию скалы и, лов­кий как кошка, стал на неё карабкаться. Перелез через острые зубцы и скрылся из виду.

Белобрысик на мгновенье поколебался. Затем поло­жил весло и приготовился выпрыгнуть на берег, но про­фессор Мартинов задержал его.

— Постой! Выдем на берег втроём.

— Но Павлик один против этого крылатого зве­ря! — возразил Белобрысик с глазами, полными слёз.

— Пустите меня. Я ей покажу! — рявкнул Благой.

Профессор не стал его удерживать. Благой неуклю­же перебросил ноги через борт, вылез на берег, потя­нулся, разминая затекшие от долгого сидения в лодке члены и крупными тяжёлыми шагами направился к ска­ле, переваливаясь как медведь и размахивая на ходу руками.

Воздух тихой и пустынной до того пещеры сейчас был полон голосов. Летели попискивая сотни летучих мышей.

Пробираясь между скалистыми утёсами, Павлик ста­рался определить место, где могла находиться Элка, унесённая хищной птицей. Сердце его трепетало от вол­нения. Ноги подкашивались от опасения за её судьбу, а жажда мести клокотала в его душе. Павлик не под­нимался, а почти летел, обегая утёсы, отыскивая путь, натыкаясь на препятствия, встречающиеся на пути.

Вдруг он увидел Элку за одной скалой. Она сидела, сжавшись у её подножия, прикрыв голову руками. Воз­ле неё, словно прямо из скалы светились два фосфорес­цирующих глаза. Когда птица подпрыгнула, чтобы за­щититься от наступления Павлика, он решил, что это в сущности неизвестная до сих пор науке порода ска­листого орла.

«Что это за чудо?» — подумал Павлик и бесстрашно двинулся вперёд.

Странная птица попятилась. Свет фонаря слепил её. Она попыталась бежать на своих утиных ногах, но спот­кнулась о камни и повалилась. Ясно было, что этот пе­щерный зверь, прекрасно живущий в вечном мраке пещеры, чувствует себя очень скверно в свете фонаря. Павлик не позволял птице скрыться в темноте, боясь, что она не так легко откажется от своей добычи. Одна­ко он ничего больше против неё не предпринял, удоволь­ствовавшись тем, что отогнал её и держал под угрозой света, а сам подошёл к Элке.

— Павлик! — прошептала она, захлебываясь слеза­ми, и обняла его обеими руками за голову. Её горячие губы и влажная щека прильнули к его лицу. — Павлик, ты меня спас! — сказала она и расплакалась скорее от волнения, чем от страха. — Всю жизнь я буду помнить этот миг, всю жизнь — шептала она сквозь слёзы.

— И я буду всю жизнь это помнить, Элка! — про­шептал в ответ Павлик, склонившись над ней. — Ты ранена? Что с тобой?

— Она подняла меня и опустила как во сне… лег­ко… осторожно… Ой, как страшно…

— Ты можешь идти сама? Пойдём обратно к лодке.

— Я вся дрожу… а если она на нас нападёт?