Голова Люси тяжело лежала на моем плече. Сквозь рубашку я чувствовал тепло ее щеки.

Мне вдруг стало трудно дышать. Я никогда еще не сидел так ни с одной девчонкой.

Нет, не то чтобы я не имел с ними дела. Наоборот, я ужасно влюбчивый.

Первый раз я влюбился, когда еще в школу не ходил. А потом уже серьезно в четвертом классе в Светку Коновалову.

Она была толстая, в очках и училась хуже всех в классе. Я в нее почти целый год был влюблен. Даже раз маме ее показал. Мама очень серьезно оглядела Светку. А потом сказала, что у меня ужасный вкус, ей просто стыдно за меня и так раскритиковала Светку, что у меня сразу вся любовь прошла.

Потом я уже не влюблялся до седьмого класса.

А в прошлом году у нас все ребята начали влюбляться и все в одну и ту же девчонку — Эллу Зарафьян.

Она здорово играла в баскетбол и ходила с длинной косой. С ней не то что мы, семиклассники, а и ребята из одиннадцатого класса на вечерах танцевали.

Честно говоря, из-за нее я и в «КВС» вступил. Это она все придумала и была единственной девчонкой в нашей компании. Только она, даже прогуливая, училась на одни пятерки. Ее портрет всегда вывешивали на школьной Доске почета. Больше двух недель он там никогда не висел. Кто-нибудь обязательно отклеивал.

Я тоже ее фотографию с доски отклеил. Она до сих пор у меня в столе лежит.

Мы даже целовались с Элкой один раз…

У меня от напряжения затекла рука. Мурашки по ней так и бегали, но я боялся пошевелиться.

Мне еще никогда не было так хорошо, как сейчас. Я даже объяснить не могу, почему мне было хорошо. Просто понимал, что могу просидеть так сколько угодно, хоть всю ночь, только бы Люся не отняла своей головы от моего плеча. Даже дышал потихоньку, чтобы не потревожить ее.

Мне, наверное, тогда с Элкой надо было не целоваться, а сказать: «Сядь рядом и прижмись к моему плечу!»

Только точно знаю, что с Элкой все равно не было бы так хорошо, хоть я и стащил ее карточку с Доски почета.

Олег вспомнил, как на весенние каникулы в прошлом году они всем классом ездили на экскурсию в Узловую. Чтобы сэкономить деньги, не на всех взяли билеты.

А перед Узловой вошел контролер, и Олегу пришлось прятаться. Он лежал на верхней полке за спиной Эллы Зарафьян и не шевелился, пока проверяли билеты.

Элкина кофта лезла в нос, и от нее пахло нафталином. Олегу ужасно захотелось чихнуть. Он зажал себе нос, но стало еще хуже, чуть не задохнулся.

Он уже совсем не мог дышать, но тут поезд заметно замедлил ход. Олег решил, что они уже подъезжают к станции, высунул голову и чихнул.

Контролеры переходили в соседнее купе, по один из них обернулся, чтобы сказать «Будьте здоровы!», и увидел его. Поднялся скандал.

Оказывается, они были еще далеко от станции. Вокзал стоял на горе, здесь начинался крутой подъем, и поэтому поезд замедлил свой ход.

Олег вспомнил крутую дугу рельсов, подымавшихся вверх над кварталами города, лежащими у подножия холма…

Он даже подскочил.

Подъем! Вот он, подъем, где состав замедлит ход. Надо только продержаться до него!..

Люся открыла глаза. Недоуменно посмотрела на Олега и отодвинулась. Поправила прическу. Не глядя на него, спросила:

— Долго я спала?

— Не очень.

Рука Олега просто одеревенела. Он уже и мурашек не чувствовал.

Люся потерла щеку, сердито сказала:

— Не мешало бы тебе иметь на плечах побольше мяса.

— Я постараюсь, — сказал Олег, незаметно растирая руку. — К следующему разу подкоплю.

— Нет уж! Следующий раз я поеду только по билету с плацкартой!.. Где мы?

Она спросила так, будто они ехали в нормальном поезде.

— Слушай, — сказал Олег. — Ты сможешь спрыгнуть на ходу?

— Опять?!

— Нет, я серьезно… Не сейчас. У самой Узловой будет подъем, понимаешь? Большой подъем. Состав там замедлит ход… Понимаешь?

В кабине был полумрак, Люсины глаза серьезно смотрели на него.

— Пора собирать вещи?

Нет, все-таки она была молодец!

— Можешь, — сказал Олег, — И не забудь болгарскую сумку. Там еще столько продуктов. Знаешь, пожалуй, я сойду с ней первый.

Люся засмеялась.

— Учти — мне надо быть в Узловой не позже двенадцати. — Она поднесла к глазам часы.

— Закроются аптеки?

Люся никак не могла разглядеть циферблат часов. Олег потянулся включить свет.

— Не надо, — остановила Люся. — Сколько на твоих?

У него на часах светились стрелки.

— Четверть одиннадцатого, — сказал он. — Не бойся. Там точно есть дежурная аптека.

Люся кивнула.

— Успеем, — сказал Олег.

«Успеем…»

Нет, сидеть и ждать сложа руки он больше не мог. Надо было попытаться еще что-то сделать.

Ну хорошо, двигатели последнего тепловоза он отключил. А остальные?

Олег понимал теперь, что, вероятно, все тепловозы управляются из самой первой кабины.

А вдруг есть какая-нибудь обратная связь? Может быть, можно сделать что-нибудь отсюда?

Олег посмотрел на контрольный щит. Надо бы попробовать по очереди нажать все рычаги и кнопки. Вдруг какая-нибудь сработает…

Двигатель был выключен, большой беды случиться уже не могло.

Но если начать экспериментировать на глазах у Люси, она снова испугается. Нет, так нельзя. Надо это сделать в другой кабине.

Люся, поежившись, плотней запахнула плащ.

— Холодно?

В кабине действительно похолодало.

— Вот дурак! — воскликнул Олег.

— Что такое?

— Пиджак в первой кабине забыл взять! Придется снова идти… Вот дурная голова!

Пиджак валялся в углу кабины рядом с книжкой, которую читал Петька. Прошло чуть больше часа, как они поднялись сюда.

Вот она какой оказалась, первая вечерняя смена!

Олег надел пиджак. Зачем-то сунул в карман книжку.

Здесь в кресле час назад Петька сидел и читал, а он спрашивал его: «Ты что-нибудь соображаешь в этом?»

Олег сел в кресло машиниста. Поколебавшись мгновенье, осторожно нажал одну кнопку, другую. Повернул какой-то рычажок. Ничего не случилось.

Осмелев, он стал нажимать все кнопки и рычажки подряд.

Вдруг кто-то тихо позвал:

— Олег…

Он вздрогнул. И снова негромкий мужской голос произнес:

— Селезнев…

Олег чуть не заорал. Но в кабине горел свет, и он был здесь один.

— Показалось, — подумал Олег. — Надо же… Он снова взялся за рукоятку, на которой остановился. Повернул ее.

И сразу в кабине отчетливо зазвучал голос:

— «…Сцепка из трех тепловозов… Они должны нагнать тебя…»

У Олега даже дыхание перехватило. Это было радио! Говорили с ним. К ним шли на помощь!

— «…Тепловозы подсоединятся к твоей сцепке…» — продолжал незнакомый голос.

Он говорил очень мягко, с небольшим акцентом, будто просто беседуя с Олегом.

— «…Если даже тепловозы не догонят тебя — вдруг так случится, — не отчаивайся. Тогда ты должен будешь спрыгнуть в начале подъема у Узловой. Слышишь, Олег? Обязательно в начале подъема!..»

— Хорошо! — крикнул Олег, забыв, что его не слышат. — Я так и хотел!

— «…Дальше будет крутой поворот. На такой скорости сцепка не удержится. Может быть крушение… Понимаешь? Ты должен спрыгнуть, когда начнется подъем…»

Голос вдруг оборвался.

Олег ничего не понимал, пока не увидел рукоятку включения радио в своей руке. Он так сжимал ее, что вырвал из гнезда. Наверное, она там еле держалась.

Олег стал лихорадочно прилаживать рукоятку обратно. У него ничего не получалось. Повернуть пальцами обломок штыря не удалось. Надо было снять щит и добраться до проводов. Этого сделать он не мог.

Олег стонал от досады, оборвал в кровь пальцы, но радио больше не говорило.

Наконец он сообразил, что с последней кабиной тоже должна быть радиосвязь. Он кинулся обратно.