В одиннадцать часов наконец появилась Марта Сабо со злополучным портфелем в руке. С ней шел учитель математики Хидаш. Халлер посмотрел на Марту так, как будто видел ее впервые. Лицо учительницы было серьезно и сосредоточенно. Она заняла место председательствующего. До сих пор в памяти Халлера Марта жила как бесцветная стареющая дева с померкшим лицом. Даже в юности на нее редко кто обращал внимание. От Като и Юдит он только и слышал: "Как она поблекла" или "Ее туфли как раз пригодились бы в прошлом столетии". Теперь перед Калманом сидел совершенно иной человек. Он только сейчас заметил, что глаза ее светятся умом. Она держалась спокойно и непринужденно. Чувствовалось, что здесь Марта хозяйка, распоряжения и просьбы которой всегда выполняются с первого слова.

Одна Юдит пыталась не замечать Марту, но ей это плохо удавалось. Помимо своей воли она вновь и вновь обращала на нее свой взгляд.

– Я прошу извинения, что побеспокоила вас, – начала Марта.

Хидаш стенографировал. Это еще больше подчеркивало официальность обстановки. Калман нетерпеливо дернул головой. Она слишком многословна. Если посмотреть в окно, виден дом номер девять. Жофи вполне заслужила, чтобы ее серьезно наказали, и все же он попытается выгородить ее сегодня – конечно, насколько это удастся. И какая муха укусила ее тогда? В сущности, он любит эту девчонку. А какую она, сама того не желая, подложила ему свинью! Калман не сводил глаз с ворот, возле которых он столько раз прощался с Вики. Скорее бы уехать вслед за ней!

– Разрешите ознакомить вас с положением дела. В адрес нашей школы пришло письмо следующего содержания…

Знакомь, знакомь, думала Юдит, пока у тебя горло не пересохнет. Скажите пожалуйста, как разошлась! И в платье темное вырядилась. Еще бы! Такое событие в твоей скучной жизни! Если бы не траур, я бы нарочно пришла сегодня в чем-нибудь ярком, чтобы доказать тебе, насколько твои ухищрения мне безразличны. В который раз ты пережевываешь эту чепуху! Даже стенографиста захватила с собой. Ты должна была стать юристом. До чего же все неприятно! Калман делает вид, что все ему нипочем, и смотрит себе в окно: разумеется, школьная площадь – зрелище куда более интересное, чем дисциплинарная комиссия. Бедная Жофи, сидит одна в кабинете директора. Хорошо, что девочка сегодня как следует выспалась, может, не очень будет нервничать.

Юдит закурила. Вот и наградили Жофи за ее старания. Она тут трудится, ухаживает за их старым швейцаром, и в результате получай благодарность! Подумаешь, преступление совершила, устроили тут судилище. Ну, стало девочке скучно, она пошла к дяде на работу – так в этом виновата скорее сама Юдит, потому что вечно отсылает ребенка из дома. Там случайно захлопнулась дверь, и, естественно, с испугу Жофика прихватила портфель. А с монетой вообще безобразие. Раздули дело! Никакой объективности в отношении к девочке. Если бы она выбросила куда-нибудь монету – тогда обвиняйте, но ведь она оставила золото там же, в пепельнице. Что они думают о ее ребенке? Что она, воровка?

Марта Сабо обращалась теперь к Калману Халлеру:

– Первым долгом я хотела бы выяснить кое-что с вами, так как знаю, что вы торопитесь на работу. Скажите, пожалуйста, отвечают ли действительности факты, изложенные в письме, присланном советом?

Да. Отвечают. "Конечно, есть существенные неточности, но это их не касается", – подумал Халлер.

– В таком случае примите свой портфель под расписку. Я зачитаю акт с перечнем вещей, которые были в портфеле, и если все на месте, то прошу расписаться.

Халлер собирался закурить, но при последних словах зажигалка застыла в его руке. Марта Сабо начала выкладывать на стол вещи, а Хидаш зачитывал акт:

– Бритвенный прибор, зубная щетка, мыло, полотенце, непромокаемая куртка, карманный фонарь. Документы на имя Калмана Халлера. Далее, копия диплома на звание доктора, две университетские зачетные книжки: одна – выданная в Будапеште, на другой – печать Перуджинского университета. В итальянском матрикуле – пустой синий конверт. Ну как, все перечислено?

Юдит обомлела. Не ослышалась ли она? Да. Она не ошиблась. Все названные предметы Марта разложила на столе. Но для чего понадобилась Калману в понедельник его бритва, карманный фонарь и все его документы? Как он побледнел! Даже не побледнел, а стал желтый, как воск. Ничего не говорит, только кивает: все, дескать, на месте. Едва перо в руках держится. Да он и не подписался, а лишь кое-как нацарапал свое имя. У Марты лицо совершенно спокойное, у математика тоже. Он невозмутимо стенографирует. Все-таки очень странно!

Но долго раздумывать над этим не пришлось: секретарша сообщила, что прибыл товарищ Фехервари из отдела кадров. Юдит возмутилась. Это уж слишком. Марта Сабо даже ему сообщить успела. Только его здесь не хватало! Слезы так и брызнули у Юдит из глаз, и она поспешила закрыть лицо платком. Такого предательства она все же не ожидала от Марты Сабо.

Но если бы лицо Юдит не оказалось закрыто платком, она бы заметила, что сообщение секретаря подействовало и на Марту не меньше, чем на нее. Марта помрачнела. Нехорошо, что совет контролирует ее даже в таком деле! Могли бы выбрать для проверки другое время. Но оставлять Фехервари за дверями, конечно, невозможно, да он уже и сам вошел и поздоровался со всеми. Напрасно она приглашала его сесть рядом с ней за столом – Фехервари отказался. Он пояснил, что явился сюда не по линии службы, а как частное лицо, и присел рядом с Юдит. Марта ничего не могла понять. Как частное лицо? Сюда, в школу?

– Простите меня, – прошептал Фехервари на ухо Юдит, – я не предполагал, что вы так скромны. Только сейчас я понял, что вы – мать и дочь. Конечно же, ведь и фамилия одна и та же. Но почему вы не сказали мне прошлый раз, когда я заговорил о вашей дочке, что вы ее мать?

Вот, оказывается, в чем дело! Он тогда про Жофи рассказывал! Так она ему и поверила, что он не знал, кому говорит! Еще издеваться вздумал! Что за интриган! И от таких зависят судьбы людей! Юдит мрачно уставилась в пол.

– Никак не могу взять в толк, – продолжал шептать Фехервари, – как такая девочка могла впутаться в темную историю.

Он еще вдобавок и лицемер! Юдит отодвинулась.

– Утром в отделе народного образования снова разговор о случае в музее. Одна работница, Тюдеш, сказала мне, что девочка вызвана на сегодня. Только теперь дошло до меня, что вы и она… Скажу прямо… я очень заинтересовался. Насколько мне все это не безразлично, вы можете судить по тому, что я здесь.

Скажите, только сегодня узнал ее фамилию! – подумала с горечью Юдит. А для чего же тогда говорил о ней? Лжец!

– Я все бросил и пришел сюда. Здесь какое-то недоразумение. Я никогда не забуду, как она пришла ко мне кабинет. Вот увидите, в конце концов выяснится, что она ни в чем не виновата.

Жофика была у него? О чем это он? Ничего не понимаю. Сколько можно шептаться? Как это действует на нервы! Пусть не отвлекает ее теперь, когда Марта Сабо послала за Жофикой.

Вот и она. На лице не испуг, а скорее недоумение. Все оглядывается через порог, словно не может оторваться от чего-то там, что осталось позади, в кабинете директора, Хорошо, что утром она, Юдит, влила Жофике в кофе несколько капель валерьянки. Девочка выглядит довольно спокойной. А из одежды снова выросла. Еще на похоронах эта юбчонка была ей впору, теперь опять придется отпускать подол. Молодчина, хорошо держится и отвечает толково. Как ни странно, и Марта ведет себя прилично, не очень-то мучает девочку, скорее наоборот, подбадривает ее. А Жофика связно, спокойно, не заикаясь и не хватая воздух, рассказывает все, как было: пришла в музей и заперла дядю Калмана, который дал посмотреть ей золотую монету, потом взяла его портфель и ушла домой. Значит, она не случайно закрыла Калмана? Но почему Марта все время говорит о портфеле? Хорошо, что перед уходом Юдит догадалась приласкать Жофику. Она уговаривала Жофику не волноваться и объяснила ей, что тут дело вовсе не в Жофи, а в самой Юдит. Просто тетя Марта давно ненавидит ее, маму Жофики, и поэтому мстит ей. Какой она все-таки странный ребенок! Она еще защищала свою тетю Марту, а горевала лишь о том, что сегодня нельзя ей идти к Понграцу.