Прабхупада не просил о каких-то особенных удобствах, но Бхуриджана снял номер на верхнем этаже в ультра-дорогом “Тибетн Сыот”, который обычно резервировался для самых высокопоставленных лиц. Что ж, по меньшей мере его нельзя было обвинить в преуменьшении важности Прабхупады как выдающейся личности, достойной самого высокого почитания.

Номер состоял из четырех больших комнат, включая просторный зал и комнату для приема гостей, в которой имелись бар с напитками, несколько обтянутых плюшем диванов и легких стульев. На стенах были толстые обои, а в коридорах и углах некоторых комнат стояли большие бронзовые скульптуры. Во всем просматривался мотив тибетского искусства, которое включало в себя исполненные в почти индийском стиле изображения богоподобных существ в высоких шлемах, а также медитирующих аскетов и великолепных видов природы с высоким горами и храмами.

В комнате Прабхупады стояла огромных размеров кровать с балдахином на четырех подпорках и драпировкой. В каждой комнате имелись толстенные ковры. В номере было несколько телевизоров и телефонов, предназначенных как для вызова прислуги, так и для внешних звонков. Единственное, чего недоставало, была кухня. Я сразу же спросил Бхуриджану, как нам быть в такой ситуации. Он сказал, что готовить в номере запрещено, но он все же попытается тайком пронести электроплитку.

Около дюжины китайцев, приглашенных Бхуриджаной, ждали в комнате для гостей, и Прабхупада, немедленно заняв место среди них, начал вводную лекцию по сознанию Кришны. Непривычно ранний утренний час, похоже, не оказывал влияния ни па кого, кроме нас с Пандитджи. Все остальные были внимательны, с интересом вос

приняв приезд духовного учителя, Шрилы Прабхупады. В своей лекции Шрила Прабхупада сказал, что если человек — негодяй, то он не может никому помочь. Это было бы подобно тому, как если бы один слепец попытался вести другого. Он превозносил образ жизни в сознании Кришны и, повернувшись к жене Бхуриджаны, спросил ее: “Ну а ты, Джагаттарини, что думаешь о нашем образе жизни?” Она все еще пребывала в полном замешательстве и была расстроена. Прабхупада только что в корне изменил ее взгляд на духовную жизнь, сказав ей, что она следовала тем, кто отклонился с верного пути, и теперь она не знала, что же правильно, а что нет.

“Я не знаю.” — ответила она.

Прабхупада казалось пришел в гнев. “Ты не знаешь и при этом проповедуешь? В таком случае ты — обманщица! И ты еще поставлена здесь, чтобы вести этих людей? Какая несуразица!” Прабхупада продолжил лекцию, в то время как китайцы невозмутимо взирали на него, нисколько, казалось, не взволнованные его эмоциональным обменом с ученицей. Прабхупада сделал ссылку на Бхагавад-гиту как она есть и попросил Бхуриджану принести книгу, но у того ее не оказалось. Это серьезное упущение также раздосадовало Шрилу Прабху паду. Бхуриджана принялся было “объяснять”, почему у него не имелось с собой книг, но Прабхупада не пожелал даже слушать. Он завершил свою лекцию и удалился в заднюю комнату.

Я думал, что Шрила Прабхупада захочет сейчас отдохнуть после продолжительного путешествия, но он сидел в кресле-качалке в своей спальне, а Бхуриджана н Джагаттарини вошли и сели перед ним, и он снова принялся очищать их сердца.

171 Л ПА TPKTMI

Поскольку во время разговора в машине они не хотели, чтобы их кто-либо слышал, я не стал заходить в комнату и не посмел сказать, что им следовало бы уйти, чтобы дать Прабхупаде возможность отдохнуть. Я совершенно вымотался и хотел, распаковав вещи, лечь спать, но это не означало, что Прабхупада тоже устал.

Через час Бхуриджана и Джагаттарини вышли, и Прабхупада в конце концов смог отдохнуть. Я не ложился еще некоторое время, обсуждая с Бхуриджаной то, как мы будем готовить и как мы организуем здесь утренние прогулки. Бхуриджана чувствовал великую благодарность за ту милость, которую проливал на него Прабхупада, несмотря на даже то, что она проявлялась скорее в форме кнута, нежели сладкого пряника. У него все еще оставались некоторые сомнения. Он доходил до того, что критиковал даже основополагающие программы Прабхупады, почти не давая себе отчета в том, что он делает и в такой глубокой зависимости от советов, исходящих большей частью от последователей Анандаджи, он находился.

Пока Бхуриджана говорил со мной, мне все яснее становилось, в какое сумасшествие они себя ввергли. Одним из краеугольных камней вымышленной ими философской системы было то, что среди учеников Прабхупады только Анандаджи был продвинутым и чистым преданным. Но теперь Прабхупада до основания разрушил эту иллюзию Бхуриджаны. Я совершенно верно угадал, кого Прабхупада имел в виду, когда, сидя на заднем сиденьи лимузина он вскричал: “Они — нсгодяиП Бхуриджана признался, что имеет трения с некоторыми лидерами ИСККОН. Я мог согласиться с некоторыми из его жалоб, но они не

должны были стать основой для того, чтобы он оставил свою собственную практику сознания Кришны и ИСККОН. Бхуриджана сказал, что в лимузине Прабхупада засыпал его вопросами, задавая их один за одним: “Почему вы перестали поклоняться Божествам?”, “Почему вы перестали распространять книги?” и даже “Почему вы не читаете моих книг?” В каждом случае они были виноваты, но будучи лицом к лицу со Шрилой Прабхупадой они осознали, что всему тому, чем они теперь пренебрегали, он придавал огромное значение.

“Почему же вы перестали читать книги Прабхупады?” — спросил я.

“Мы прекратили читать книги, — сказал Бхуриджана, — потому что Прабхупада всегда высказывается в них в поддержку всего того, что делает ИСККОН. А мы то считали, что ИСККОН уже изжил себя, и читать книги Прабхупады стало, чем-то болезненным.” “Как это ИСККОН изжил себяТ’ — удивился я.

“Ну, например, некоторые способы, которые преданные используют при распространении книг, — начал объяснять Бхуриджана, — И Прабхупада тоже высказывался о распространении книг говоря, что преданные, возможно, действуют при этом не лучшим образом, но, поскольку они искренне стараются следовать указанию духовного учителя, их действия нужно расценивать как правильные. Он сказал, что мне не следует пытаться быть лучшим моралистом, чем духовный учитель.” “Что еще говорил Прабхупада?” — продолжал расспрашивать я.

“Он сильно гневался по поводу того, что некоторые преданные хотят быть “гуру’\ не имея нсоб-

ходи мой для этого квалификации. Он по-настоящему гневался на того преданного, который прежде был президентом на Гавайях и стремился получить славу духовно продвинутой личности, однако украл из храма деньги и никогда бы не пришел увидеться с Прабхупадой, когда тот был там.” “Но неужели ты не понимаешь, что, критикуя ИСККОН, ты критикуешь Прабхупаду?” — спросил я.

“Да,теперьпонимаю, — ответил

Бхуриджана, — Мое настроение было анти-ИСККОНовским, но фактически критиковали то мы Прабхупаду. Это происходило автоматически, хотя мы могли и не замечать, что делаем это. Одно вытекало из другого, так как это движение Прабхупады, и он его всесторонне поддерживает.” Слушая Бхуриджану, мне показалось, что Прабхупада удалил почти всю скверну из его сердца. Его жена, которая стояла рядом, до сих пор выглядела так, будто находилась в состоянии шока. Она все не могла забыть, как резко Прабхупада расспрашивал их всю дорогу в лимузине: ”Кто ваш духовный учитель? Как выглядит ваша утренняя программа? Во сколько вы встаете по утрам? Почему вы сделали так? Почему вы поступили эдак?” Она сказала, что после стольких тяжелых вопросов он спросил ее более обычным теплым тоном: “Как твои мать и отец?” Но к тому моменту она уже была не в состоянии даже разговаривать.

“Мы считали их чистыми преданными,— сказала Джагаттарини, — а Прабхупада сказал, что они негодяи. Это было то, что меня по-настоящему шокировало.” Побыв с Прабхупадой, оба казались теперь в полном согласии со всем тем, что он им сказал. Но он настолько перевернул их воззрения, что они, как на умственном, так и на эмоциональ-

ж н :u i ь с со в i: i> in кп пым УЧИТЕЛЕМ