- Бхагавад-гита, 7.3, коммент.
Итак, причина, по которой я оказался в опасном положении, ясна и проста: я забыл об осторожности, и мной вновь овладели сомнения. Говоря о сомнениях, я имею в виду, что стал сомневаться в своем духовном учителе Гаурачандре дасе Свами. Появились у меня эти сомнения после того, как я прочитал одно письмо, которое Гурудев оставил на своей кровати. Это было глупое и злобное письмо, в котором его автор критиковал не только Гурудева, но и все Движение в целом. Его критика не содержала ничего дельного и вся была основана на недопонимании. Его отправитель обвинял нас в снобизме, так как мы утверждаем, что обрести сознание Кришны очень трудно и не всем это под силу. Мне следовало положить письмо на место и забыть о нем. По правде говоря, я вообще не должен был его читать, но, как я уже говорил, я всюду люблю совать свой нос.
В моей голове засели строки, в которых автор письма осуждал лично Гурудева, и я невольно стал думать над ними. Чтобы избежать новых оскорблений, я не буду рассказывать, что именно я думал, скажу только, что некоторые обвинения показались мне обоснованными. Короче говоря, я начал выискивать в Гурудеве недостатки.
Сейчас я понимаю, что причиной всему: и моей склонности выискивать недостатки в других, и всех моих злоключений - была губительная необузданность моего ума. Я знаю, я должен взять на себя ответственность за свои поступки, а то, что со мной произошло, должно послужить другим уроком и показать, что может случиться, если преданный не старается обуздать свой ум. В священных писаниях много говорится об обуздании ума. Например, в Пятой песни «Шримад-Бхагаватам» Шукадева Госвами рассказывает о том, что великий преданный Ришабха-дева был очень осторожен и всегда держал свой ум в узде. Махараджа Парикшит, которому рассказывался «Бхагаватам», спросил Шукадеву, почему Ришабхадева не использовал свой ум для того, чтобы с помощью своих мистических способностей делать что-то необыкновенное. И вот что ответил Шукадева Госвами:
«О, царь, ты говоришь истину. Но, с другой стороны, опытный охотник знает, что если отпустить пойманных зверей, они непременно убегут, и потому не теряет бдительности. Так и тот, кто достиг совершенства в духовной практике, не доверяет своему уму и бдительно следит за каждым его шагом. Все истинные мудрецы сходятся в том, что ум по своей природе очень непостоянен и потому не следует заводить с ним дружбу. Если мы доверимся нашему уму, он в любзчо минуту может нас обмануть. Даже Господь Шива потерял самообладание, когда увидел Мох и ни, воплощение Господа Кришны. Не избежал падения и такой великий йог, как Саубхари Муни. Неверная жена может не задумываясь изменить мужу и завести себе любовников, и иногда случается, что любовники такой женщины безжалостно убивают ее мужа. Точно так же и ум: если йог доверится ему и даст свободу, ум заключит союз с врагами - вожделением, гневом, жадностью, - и они непременно убьют йога. Именно ум является корнем вожделения, гнева, гордости, жадности, скорби, иллюзии и страха - оков, что удерживают душу в рабстве кармической деятельности. Так разве станет мудрый человек доверять уму?».
- Шримад-Бхагаватам, 5.6.2-5
Я иногда думаю над выражением «носиться с какой-то мыслью». Мне сразу представляется футбольный матч, на котором в роли нападающего выступает майя. Она пасует какому-либо человеку мяч, тот подхватывает его и думает, что теперь должен бежать с ним. То же самое произошло тогда, когда я прочитал то глупое письмо: в моей голове засела мысль, что мой духовный учитель - самый обыкновенный человек. Я «носился» с этой мыслью и не пытался даже остановить себя, хотя я, безусловно, мог это сделать. У нас всегда есть возможность посмотреть на что-либо с той или иной точки зрения. Я мог, конечно, ни на минуту не забывать о том, что мой духовный учитель был далеко не совершенен до встречи с Прабхупадой, я мог судить о преданном по его прошлой жизни, но писания предостерегают нас от этого. Рупа Госвами говорит в «Упадешамрите»:
«О чистом преданном нельзя судить с материальной точки зрения. Не следует обращать внимание на низкое происхождение преданного, цвет его кожи, на то, что его тело уродливо, поражено болезнью или немощно».
На преданного нужно смотреть, как на воды Ганга, которые в сезон дождей несут пузыри, пену и грязь и тем не менее не оскверняются. Но я принял пас майи и «понесся» с внушенной ею мыслью.
Неожиданно мне пришло в голову, что мне нужно уйти. Я рубил в тот момент в лесу дрова, и внезапно мой ум сказал мне: «А почему бы тебе не уйти?». Наша беда заключалась в том, что мы оказались в дикой местности, окруженные горами. «Но почему мы не можем уйти из этого места», - подумал я. На самом-то деле, за моим намерением уйти из того места скрывалось намерение покинуть Гурудева. Он все время говорил, что сами мы не сможем выбраться из леса и что мы должны просто ждать, пока нас кто-нибудь не обнаружит. Но тогда в лесу я подумал: «Это же его мнение, а не мое. И если я отправлюсь сейчас в путь, то, возможно, мне удастся за несколько дней добраться до какого-нибудь населенного пункта». Мой порыв был так силен, что я даже не захотел обсудить это с Гурудевом, а решил тотчас же осуществить задуманное. Когда преданный решает отвергнуть своего духовного наставника или когда он сыт по горло жизнью в храме, он обычно думает: «Я просто уйду». Если вы живете в храме или монастыре и хотите отстоять свою независимость, выйдя из-под власти своих наставников, вы просто уходите. Конечно, у меня не было отчетливо осознаваемого желания прекратить практиковать сознание Кришны, но, возможно, подсознательно, сам не сознавая того, я хотел этого. Вбив себе в голову, что мой духовной учитель - обычный человек, я стал смотреть на него другими глазами. И мной овладело чувство протеста. Он считал, что мы должны оставаться в горах, а у меня была идея получше. Я решил, что выберусь из леса и отыщу какой-нибудь населенный пункт.
Приняв такое решение, я тут же без каких бы то ни было приготовлений отправился в путь. Решив двигаться в восточном направлении, я пошел в ту сторону, которую считал востоком. Я говорил себе, что просто иду на разведку на тот случай, если потом все-таки решу выбраться из леса. Я думал также о том, какую службу сослужу Гурудеву и самому себе, если доберусь до какого-нибудь населенного пункта. Я представлял, как возвращаюсь с людьми за Гурудевом и вывожу его из гор на самолете или вертолете. Однако, на самом деле, мною двигало неосознаваемое желание ослушаться духовного учителя.
Нечто подобное произошло со мной, когда я, только присоединившись к Движению, несколько месяцев прожил в храме. Правда тогда это было не настолько серьезно. Это было в Филадельфии. Храм там стоял на Южной улице, поэтому когда я вышел из его дверей, я тут же очутился в том самом мире, который не так давно покинул. Однако очень скоро я с необыкновенной ясностью осознал, что все в том мире - одно лишь «жевание пережеванного». Насколько я помню, это случилось в пятницу вечером, и поскольку довольно скоро я почувствовал отвращение к вечерней жизни, кипевшей вокруг меня, и меня охватил страх, я тем же вечером вернулся в храм. В лесу вернуться назад оказалось не так просто.
Большую часть дня я шел по звериной тропе, которая вела примерно на восток. Но потом я сошел с нее и стал продираться сквозь лесную чашу. Иногда я спускался в овраги, а иногда взбирался на холмы и даже на горы. С самого начала у меня не было четкого представления, куда я иду, и когда начало темнеть, я занервничал: я не знал, где находился, и чувствовал испуг. Через какое-то время я наткнулся на свои собственные следы, и понял, что хожу по кругу. Мне очень хотелось вернуться к хижине, но я не знал, куда идти. Я решил взобраться на какую-нибудь гору, подумав, что сверху смогу увидеть дым из трубы хижины, а, может, и признаки человеческого присутствия где-нибудь. Но я выбрал слишком высокую гору - она была намного выше самых высоких деревьев, поэтому я не смог добраться до ее вершины до наступления темноты.